Соната Единорога - Бигл Питер Сойер (читать книги онлайн регистрации txt) 📗

– Оставь струны, – хрипло произнес Папас. – Оставь. Пора начать записывать твои штуки, малышка. Не знаю, где ты их берешь, но пора их записать. Сегодня что, пятница? Приходи завтра. Я не стану ничего чинить…

– Это не мое, мистер Папас, – перебила его Джой. – То есть отчасти, может, и мое. В некотором смысле. Но это похоже на музыку, которую играл тот мальчишка, Индиго, когда хотел продать вам рог.

Лицо Джона Папаса сделалось бесстрастным и каким-то осторожным. Джой добавила:

– Она из другого места, эта музыка – точнее, даже из другого мира. Он называется Шей-рах.

Джон Папас выслушал ее рассказ с каменным лицом, не перебивая девочку. Когда Джой закончила, грек издал невнятное ворчание, отвернулся и принялся изучать древний тромбон, принесенный сегодня утром в починку. Потом он бросил через плечо:

– Дорогостоящие у тебя сны, Джозефина Анджелина Ривера. Многотысячные – со всеми-то этими спецэффектами. А кто твой режиссер? Скажешь мне, когда фильм выйдет на экраны, лады?

Джой, конечно, не рассчитывала, что Джон Папас сразу и безоговорочно поверит в ее рассказ о единорогах, сатирах и плотоядных летающих оленях, но такой насмешливой и небрежной отповеди она тоже не ожидала.

– Это не сон! – возмутилась Джой. – Что, по-вашему, я уже не в состоянии отличить, когда я сплю, а когда нет? Я пробыла там дни, недели – я была там!

Джон Папас пробормотал что-то неразборчивое и, так и не обернувшись, склонился над тромбоном. Волна гнева захлестнула Джой с головой, и девочка крикнула:

– И вы знаете, что это правда! Вы знаете, откуда приходит эта музыка, – потому что вы знакомы с Индиго! Я совершенно уверена, что вы его знаете!

Джон Папас медленно обернулся. Лицо его было белым как мел, и от этого черные глаза казались больше обычного. Левое веко заметно подергивалось. Папас тихо произнес:

– Я встретил его на Границе.

Это внезапное признание едва не лишило Джой дара речи.

– На Границе… – запинаясь, произнесла она. – Так вы пересекали Границу? Вы были там, в Шей-рахе?

Джон Папас покачал головой и едва заметно улыбнулся.

– Нет. Это вышло случайно. Я нашел твою Границу – хочешь знать где? В конце квартала, как раз напротив забегаловки Провотакиса. Прямо через дорогу. Как-то ночью, примерно с год назад. Граница…

– Она движется с места на место, – сказала Джой. – Я ее даже не заметила. Я просто гналась за музыкой.

– Гналась за музыкой… – Улыбка Папаса сделалась шире, хотя, казалось, это причиняло старому греку боль. – А я вот не слышу никакой музыки. Ты играешь ее, он играет – тогда я слышу хорошо. А так – не могу, ни с другой стороны улицы, ни из-за Границы.

Папас резко фыркнул и подергал себя за усы.

– Так вот. Я выпил узо [4] с Провотакисом – ну, выпиваем мы иногда. Выпили, поговорили о жизни. Потом он закрыл свою забегаловку – в час ночи, может, в два. Выхожу на улицу, полный под завязку, а тут оно… Оно… Прямо перед моим лицом, прямо перед носом появилось такое… вроде дождя. Что-то вроде электрического дождя.

– Но вы ее не перешли? – спросила Джой.

– Я не ребенок, – отозвался Папас. – Просто пьяный старик. Я стоял и смотрел – да и все. Пытался понять, что это я вижу. Только я не мог видеть, что за ней. А потом… Потом – белый единорог.

– Индиго! – выдохнула Джой. Джон Папас словно не услышал ее. Он продолжал:

– Белый, как соль. Как кость. Стоит себе прямо на Границе. Передние копыта постукивают по вудмонтской улице, а задние… А кто их знает, где они, эти задние копыта? Стоит и смотрит на меня. Ты знаешь, на что это похоже, когда они на тебя смотрят.

– Знаю, – подтвердила Джой. – Знаю…

– Он увидел меня, – сказал Папас. – Я лично до сих пор не уверен, что вправду видел его, но он меня видел. И мы говорили, – неожиданно Папас искренне рассмеялся. – Я, старый Папас, перебрал узо и болтаю среди ночи с белым единорогом! Как тебе такое, Джозефина Анджелина Ривера?

– О чем вы говорили? – настойчиво спросила Джой. – Что он вам сказал, этот единорог? Джон Папас развел руками.

– Он больше спрашивал. Всю ночь расспрашивал об этом мире – люди, страны, языки, история, деньги… Да, о деньгах в особенности, – Папас потер лоб и нахмурился, припоминая. – На следующее утро у меня голова чуть не развалилась. Я решил – это сон. Единорог в Лос-Анджелесе! После узо и не такое примерещится. А потом он пришел в магазин. Пришел на двух ногах, но я узнал его.

Неожиданно на глаза Папасу вновь навернулись слезы, но в то же время старый грек покачал головой и усмехнулся, невольно дивясь комичности ситуации.

– Он хочет жить здесь – можешь себе такое представить? Хочет переехать сюда, смотреть на людей, жить, как человек, продать рог и послать единорожью жизнь к чертям. Можешь себе такое представить?

– Он не сможет! – сказала Джой. – Не сможет, это просто не выйдет! Он умрет!

Джон Папас посмотрел на девочку. Джой пояснила:

– Старейший – ну, единорог, – который потеряет рог, не сможет вернуться в Шей-рах. А здесь он умрет. Индиго это знает.

– Ну, лучше будет, если ты ему об этом напомнишь, – негромко произнес Джон Папас и кивком указал куда-то за спину Джой. Девочка обернулась и увидела, как в магазинчик, небрежно сжимая в руке серебристо-голубой рог, вошел Индиго. Даже зная, кто он такой, Джой продолжал поражаться нечеловеческой грации его движений – «Нет, не нечеловеческой. Скорее похоже, что он так гордится способностью принимать этот облик, что стремится довести его до совершенства. Скорее уж это мы выглядим не по-человечески рядом с ним».

– Я подумал, что вам, может, захочется еще раз взглянуть на рог, – сказал Индиго и протянул рог хозяину магазинчика. Джон Папас потянулся навстречу, но тут же лицо его искривила горькая гримаса, и он уронил руки.

– А зачем? – спросил он. – Золота у меня не прибавилось.

Индиго ничего не ответил и поднес рог к губам. По магазинчику пронесся стремительный и краткий водоворот нот. «Этакий привет из Шей-раха». Потом Индиго резко оборвал мелодию и ткнул рог в руки Джону Папасу.

Папас держал рог, как держат ребенка. Индиго наблюдал за ним, и на губах его играла легкая усмешка. Никто из них не произнес ни слова. Джон Папас некоторое время смотрел на Индиго, потом развернулся и направился в мастерскую.

– Ты умрешь без него! – не выдержала Джой. – Синти мне сказал!

– А что я тебе сказал о лорде Синти? Какое слово я использовал? – Усмешка Индиго сделалась чуть шире. – Прямо сейчас в вашем городе живут трое Старейших. Ты каждый день видишь их на улицах, но ни о чем не подозреваешь.

– Ты свихнулся… – прошептала Джой. – Старейшие – в Вудмонте? Ты точно свихнулся!

Индиго расхохотался, и смех этот был почти так же увертлив и шаловлив, как и его музыка.

– И в Вудмонте, и повсюду, где Граница соприкасается с вашим миром! Я же тебе говорил – они лгут, и Синти, и все прочие. Мы можем жить здесь, и ничего нам от этого не будет. Мы прекрасно можем здесь жить!

Джой чуть было не крикнула: «Я тебе не верю!», но неожиданно ей вспомнился задумчивый голос принцессы Лайшэ: «Возможно, Шей-рах так неразрывно связан с вашим миром именно потому, что ваш мир внушает нам бесконечное очарование…»

Джой услышала, что Папас возвращается, и потому просто спросила у Индиго, понизив голос:

– Но как? Как кто-то из вас может захотеть жить здесь? Захотеть выглядеть, как мы? Зачем вам это, если вы можете быть Старейшими в Шей-рахе?

Индиго взглянул на девочку. В это мгновение в его лице не было ни присущей ему насмешливости, ни иномирной красоты – лишь нечто, напоминающее человеческую боль. Так же тихо он ответил:

– А ты считаешь, что это так уж здорово? Вечно пребывать волшебным, чистым, ангелоподобным и не иметь никакого выбора? Когда из-за того, кто ты есть, ты никогда не узнаешь, какой ты? Ты – глупая, невежественная, ничтожная смертная, и все же я предпочел бы быть тобой, чем самим лордом Синти! Никто из Старейших никогда не говорил такого никому из смертных.