Пыточных дел мастер - Вулф Джин Родман (читать книги без txt) 📗
Глава 8
Собеседник
На следующий день я в первый раз понес шатлене Текле ужин и почти стражу сидел при ней, причем Дротт частенько заглядывал в камеру сквозь решетчатое окошко. Мы поиграли в слова (и она неизменно выигрывала), после поговорили о том, что, по рассказам вернувшихся, якобы лежит после смерти, а потом она пересказала мне сведения, заключенные в самой маленькой из принесенных мной книг – не только общепринятые точки зрения иерофантов, но и разнообразные экзотические и даже еретические теории.
– Вот выйду на свободу, – сказала она, – и заведу собственную секту. Заявлю во всеуслышание, что во время пребывания среди палачей мне открылась высшая мудрость. К этому прислушаются.
Я спросил, в чем будет состоять учение ее секты.
– В том, что не существует никакого доброго гения и жизни после смерти. Что сознание после смерти исчезает – так же как во время сна, только навсегда.
– А кого ты объявишь вестником, открывшим тебе эту мудрость?
Она покачала головой и подперла рукой подбородок. Поза эта восхитительно подчеркивала совершенство линий ее шеи.
– Пока не решила. Быть может, ледяной ангел. Или призрак. Что, по-твоему, лучше?
– Но разве здесь нет противоречия?
– Совершенно верно! – Голос ее был исполнен удовольствия, доставленного моим вопросом. – И в этом противоречии будет заключена привлекательность нашей новой веры. Новая теология не может быть основана на пустом месте, и ничто так не помогает основать ее, как противоречие. Вспомни великих, что добились успеха в прошлом – их божества неизменно объявлялись властителями и создателями всех мирозданий, однако же всех, вплоть до дряхлых старух, призывали защищать тех богов, точно детей, испугавшихся петуха. Или взять хотя бы утверждение, будто владыка, не карающий никого, пока у людей есть малейший шанс стать лучше, покарает всех, хоть никто от этого не сможет измениться в лучшую сторону.
– Для меня это слишком сложно, – сказал я.
– Вовсе нет. По-моему, ты так же разумен, как и большинство других юношей. Но у палачей, наверное, нет никакой веры? Тебя не заставляли клятвенно отрекаться от нее?
– Нет. У нас есть своя небесная покровительница и свои праздники, как в любой другой гильдии.
– А вот у нас – нет, – сказала она, словно на миг огорченная этим. – Так бывает только в гильдиях, да еще в армии, которая – тоже своего рода гильдия. Хотя… пиршества, всенощные бдения, зрелища, возможность показаться в новых нарядах… Тебе нравится это?
Поднявшись, она развела руки в стороны, демонстрируя мне испачканное платье.
– Очень красиво, – отважился заметить я. – И узор, и вышивка с жемчужинками…
– Здесь у меня есть только это – в нем я была, когда за мной пришли. Вообще-то это обеденное платье – его следует носить между обедом и наступлением вечера.
Я сказал, что мастер Гурло наверняка пошлет кого-нибудь за остальными, если она попросит о том.
– Я уже просила, и он сказал, ЧТУ посылал людей в Обитель Абсолюта за моими платьями, но они не смогли отыскать ее. Это означает, что в Обители Абсолюта стараются сделать вид, будто меня не существует. Хотя, возможно, все мои платья отосланы в наше шато на севере, или на одну из вилл. Он собирался отдать своему секретарю распоряжение выписать их.
– А ты не знаешь, кого он посылал? – спросил я. – Обитель Абсолюта, должно быть, не меньше нашей Цитадели – вряд ли ее так уж нелегко обнаружить.
– Напротив, довольно трудно. Поскольку ее нельзя увидеть, ты можешь находиться в самом ее центре, но так и не узнаешь об этом. Кроме того, учитывая, что дороги перекрыты, требуется всего-навсего приказать шпионам указать определенным путникам неверное направление – а шпионы у них повсюду.
Я хотел было спросить, как Обитель Абсолюта, которую я всегда представлял себе огромным дворцом со сверкающими башнями и куполами, может быть невидимой, но Текла уже думала о чем-то другом, разглядывая свой браслет в форме кракена с глазами из неограненных изумрудов, оплетшего щупальцами ее тонкое, белое запястье.
– Мне позволили оставить браслет, а он очень дорогой. Это – не серебро, а платина. Я была удивлена.
– Здесь никого нельзя подкупить.
– Его можно продать в Нессусе и купить платья… Северьян, ты не знаешь, кто-нибудь из моих друзей пытался увидеться со мной?
Я покачал головой.
– В любом случае у них ничего бы не вышло.
– Я понимаю. Но кто-нибудь мог бы попробовать… А ты знаешь, что в Обители Абсолюта многие даже не подозревают о существовании этого места? Вижу, ты мне не веришь!
– Не подозревают о существовании Цитадели?
– Нет, о Цитадели известно всем – некоторые ее части открыты для свободного доступа, а башен просто нельзя не заметить, если находишься на любом берегу Гьолла в южной части города. – Она хлопнула по металлической переборке камеры. – Они не знают об этом – по крайней мере, подавляющее большинство будет отрицать существование ваших темниц.
Да, она была великой шатленой, а я – даже ниже, чем раб (конечно, в глазах обычных людей, не понимающих по-настоящему функций нашей гильдии). Однако когда пришло время и Дротт с грохотом отворил дверь камеры, именно я вышел в коридор и поднялся по лестнице к чистому вечернему воздуху, а Текла осталась внизу, среди стонов и криков других заключенных. (Ее камера находилась в некотором отдалении от лестницы, но, когда ей не с кем было беседовать, безумный хохот с третьего яруса доносился и туда.) Перед сном, в дортуаре, я спросил, не знает ли кто-нибудь имен подмастерьев, которых мастер Гурло посылал в Обитель Абсолюта. Никто не знал, однако вопрос послужил началом оживленной дискуссии. Никто из мальчишек не видел дворца и даже не встречался с кем-либо из видевших его, но рассказы о нем каждый слышал во множестве. В большинстве своем эти истории повествовали о сказочной роскоши – золотых блюдах, шелковых попонах и прочем в том же роде. Куда интереснее были описания Автарха, который, если б они все соответствовали истине, оказался бы настоящим чудовищем – огромного (вровень со средним человеком, когда сидит) роста, старым, совсем молодым, женщиной в мужском платье и так далее. Однако еще фантастичнее оказались байки о его визире, достославном отце Инире, похожем на обезьянку и являвшемся самым старым человеком на свете.
Но стоило нам как следует разойтись, в дверь постучали. Самый младший из нас открыл ее, и я увидел Роша, одетого не в предписываемые уставом гильдии бриджи и плащ цвета сажи, а в самые обычные (хотя – новые и прекрасно сидящие) брюки, рубашку и пиджак. Он кивнул мне, а когда я подошел к двери, знаком пригласил следовать за ним.
Как только мы оказались достаточно далеко от дверей в дортуар, он заговорил:
– Боюсь, я здорово перепугал этого мальца. Он же не знает, кто я.
– В этой одежде он тебя вправду не узнал, – сказал я. – А если увидит в обычном облачении – вспомнит сразу.
Он довольно захохотал.
– Знаешь, так странно стучаться в эту дверь! Сегодня у нас какое число? Ну что ж, еще три недели – и восемнадцатое. Как у тебя дела?
– Нормально.
– Похоже, ты в этой банде навел порядок. Эата – твой помощник, верно? Ему до подмастерьев еще четыре года, и три из них он будет после тебя капитанствовать. А пока опыта поднаберется – жаль, что тебе в свое время не так повезло. Я стоял у тебя на пути, хоть тогда и не задумывался об этом.
– Рош, а куда мы идем?
– Сначала – ко мне в каюту, чтобы тебя переодеть. Как, Северьян, небось, ждешь не дождешься, когда сам станешь подмастерьем?
Последние слова были брошены через плечо, а затем Рош, не дожидаясь ответа, затопотал вниз по лестнице.
Мой костюм оказался таким же, как у него, только цвета другие. Кроме того, для нас обоих были приготовлены пальто и шляпы.
– Пригодится, – сказал он, когда я надел свою. – Снаружи холодно, да и снег пошел.
Подав мне шарф, он велел снять мои башмаки и надеть сапоги.
