Двадцать пятая руна (СИ) - Громов Антон (читать полную версию книги .TXT) 📗
***
Я шёл по расщелине между двумя горами, иногда проваливаясь по грудь в снег, постоянно останавливаясь и смотря на место недавнего «сражения» загадочного старца с поднятым кем-то ведьмами. Скорее всего, когда-то очень и очень давно, у основания гор была расположена деревня, в которой жили ведьмы. Почему они сдохли? Возможно, что к этому приложил руку именно мой спаситель. Недаром же говорят, что в крупных городах Эсперии люди часто видят людей, похожих на монахов. Обязательный атрибут одежды — накидка с капюшоном непонятно какого цвета. Хранители, так их называют жители городов, деревень и посёлков. Я шёл уже несколько часов, но в голове появлялись всё больше и больше вопросов, на которые я вряд ли когда-нибудь получу ответы. Что за странная повозка с мертвецом-возницей, что он делал в степи, зачем ему нужно было собирать останки людей? Кто поднял ведьм из земли, ведь для этого нужно быть не просто магом, а магом уровня Магистра, не ниже. Почему Хранитель мне помог? Или он, просто — напросто, выполнил свою работу и я здесь абсолютно не причём?
В расщелине было не просто холодно, а дико холодно. Созданная природой аэродинамическая труба работала и работала исправно: казалось, что ветер здесь не стихал ни на секунду. Иногда меня прорывом ветра сбивало с ног и я лежал на снегу, переводя дыхание. Не спасало меня и термобельё, толстый свитер ручной вязки продувался насквозь, как будто его и не было. Сейчас главным врагом для меня был холод. Меня пробирало, в буквальном смысле этого слова, до костей. Сколько мне идти, утопая в снегу? День, два дня, неделю, месяц? Этого я не знал, но я знал одно: идти нужно не останавливаясь, с короткими перерывами на отдых, экономя силы. Проходили день за днём, я шёл в надежде, что вот-вот, ещё немного и я выйду к поселению людей, где смогу нормально поесть и искупаться в горячей воде. Спать, развалившись на кровати, для меня сейчас казалось нереально далёкой и несбыточной мечтой. Всему, как известно, приходит конец. И хорошему и плохому. Через три дня моего пути, поднявшись на небольшой перевал, я увидел огромную степь, и извивающуюся ленту замёрзшей огромной реки. Ветер, который меня валил с ног, исчез, как будто его никогда не было, снега стало заметно меньше. Спустившись с перевала и пройдя около трёх километров по степи, перемежёванной небольшими оврагами и чахлыми рощицами, вышел на просёлочную дорогу.
Я завтракал, сидя под деревом, чем-то напоминающим сосну, когда услышал звук работающего парового двигателя. Он то появлялся, то исчезал. Потом, спустя полчаса, на землю легла чёрная гигантская тень: из-за макушки деревьев, чуть в стороне от меня, по небу плавно скользил дирижабль с подвесной гондолой. От греха подальше, чтобы не засветиться, я спрятался за стволом дерева, наблюдая за исполином. Серебристый аэростат жёсткой конструкции, метров сто в длину и около двадцати метров в диаметре, двигался в сторону реки без названия, которую я увидел с высоты перевала. В передней части гондолы был виден торчащий наружу огромный арбалетный болт, через прозрачную оболочку носовой части я рассмотрел сидящего в подобии кресла человека в меховой шапке, закутанного в тулуп. Вот тебе и пример сочетания несочетаемого, в этом и есть прелесть мира-изнанки. Люди пользуются благами цивилизации и используют магию, верят в хорошее, но совершают мерзкие поступки. Любят всем сердцем и убивают от души. Воспитывают детей, которые при достижении шестнадцати лет получают право убить своих родителей. Я усмехнулся, покачал головой, провожая взглядом небесный исполин. Когда он удалился на приличное расстояние и звук работающих воздушных винтов стих, я забросил на спину рюкзак и пошёл в сторону реки. По льду, как я понимаю, передвигаться будет значительно легче, чем по рыхлому снегу, проваливаясь в него по колено.
«Парус исчезает вдалеке чужой, Так прекрасна гавань и я здесь как свой,
Так красив мой остров, берега в граните, Есть цель и надежда, берег свой ищите».
Не знаю автора этих строк, но стихотворение соответствовало тому, что я видел, скользя по белому льду реки без названия. С левого берега на правый перекинут каменный мост, а берега, действительно, забраны гранитом. Пристань с вмёрзшими намертво парусными кораблями, набережная с нависающими над водой декоративными площадками. Красиво, очень, если бы не одно но, причём, с большой буквы: вдоль берега, на небольшом расстоянии друг от друга, установлены виселицы из свежесрубленного дерева, охраняемые бравыми молодцами в кожаных доспехах и с автоматами наперевес. Калашников, как я понимаю, рулит во всех мирах. Я поднялся по каменной лестнице на набережную, посмотрел на виселицы, на огромный баннер с превосходным принтем. Кто-то кого-то за что-то собирался казнить, причём, анонс казни — задолго до заседания суда и вынесения приговора обвиняемому. Ну что за дивный мир! Хотелось засмеялся и одновременно заплакать. Мир Тень — отражение всего плохого, что есть в моём родном мире. Вроде бы не самый поздний час, но остановить прохожего и узнать где находится ближайшая гостиница, мне не удалось. Город вымер, только голодные собаки бегали по улицам, переворачивая мусорные баки в поисках провианта.
Деревянные рубленные избы соседствуют с высотными зданиями из стекла и бетона, улицы, мощённые булыжником, пересекаются с асфальтированными, магазины и бутики находятся рядом с магическими лавками и портняжными мастерскими. Мир, где уживаются ценности, завезённые людьми из мира солнца, с обычаями и традициями мира, который застрял в эпохе рыцарства, прекрасных пышногрудых дам и благородных дуэлей. Только вместо мечей, шпаг и сабель, дуэлянты отдают предпочтение пистолям, пистолетам, автоматическому, полуавтоматическому оружию и другим, продвинутым в техническом плане, способам и средствам умерщвления. Я постоял возле огромной витрины ювелирной лавки, делая вид, что рассматриваю себя любимого. Мутными силуэтами, ежесекундно меняющими свои очертания, по улицам города сновали призраки, метаморфы, незнакомые мне невидимые твари из фильмов ужасов. В этом случае Проводники говорят: вам бы здесь побывать и попробовать выжить. Очередной «скользящий» попробовал проверить в кармане «горки» присутствие монет из презренного жёлтого металла. Я схватил ловкого щипача за руку, почувствовав что-то желейное, студенистое и холодное.
— Отпустите, дяденька.
— Какой сегодня день недели?
— С утра был второй день, дяденька.
— Вот видишь, крысёныш! Я подаю только по средам и исключительно по нечётным числам. Виселицы на набережной видел?
— Видела, дяденька.
— Одна твоя. Пойдём… или… Погоди, ты — она?
— Да. Я на всё согласна. Лучше или, дяденька, чем верёвка на шее. Я взрослая девушка, многое умею. Не пожалеете.
— Развоплотишься, сбросишь личину невидимости, тогда я подумаю, что с тобой делать.
— Только не на улице, — ответил кто-то очень приятными голосом.
— Хорошо. Отведи меня в ближайшую гостиницу, там продолжим разговор. Договорились?
Ответа я не дождался, меня потянула за руку странное невидимое создание и так быстро, что пришлось ускорить шаг. Идти далеко не пришлось: за ближайшим углом я увидел красочную вывеску: «Хромая сосна». Почему, интересно, сосна захромала? Я посмотрел на вывеску соседнего, такого же трёх этажного здания: «Трёхногий вепрь». Хрен редьки не слаще. С вепрем всё понятно — четвёртую ногу могли пустить на бифштексы и отбивные, но вот с какого перепугу сосна захромала, это вопрос. Наружная, массивная дверь открыта нараспашку, внутренняя, с витражной вставкой, закрыта. Я хмыкнул, увидев вполне себе современный дверной доводчик. Из кусочков разноцветного стекла сложена картина: на земле, в призывной позе, лежит фурия с обнажённой грудью, рядом с ней, на коне восседает парень, протягивающий фурии руку.
Я толкнул от себя дверь, пахнуло теплом и выпечкой, хвоей и домашним уютом. За стойкой, справа от входа, спиной к двери, стоял высокий худощавый мужчина в красной безрукавке. Когда звякнул колокольчик, закреплённый на двери, он обернулся. Шкиперская бородка, голубой глаз, который, как мне показалось, мог прожечь в груди, в двери или в деревянном полу дырку. Второй глаз закрыт чёрной матерчатой повязкой. Пират, чёрт побери! Мужчина приподнял правую бровь, выдавив из себя:
