Мнемосина (СИ) - Дьяченко Наталья (книги полностью .txt) 📗

Нашим убежищем стала лавка поделок из камня. Мы вошли, потревожив дверной колокольчик. Внутри оказалось тепло и сухо, дождь уютно барабанил по стеклам, на полках стояли товары от безделушек ценой в пару чаяний до подлинных произведений искусства. Пережидая дождь, мы погрузились в мир плотности и красок, мир древних костей земли. Камни были холодны наощупь, руки Январы, когда она передавала мне тот или иной предмет, обжигали.

Были здесь срезы агата с нарисованными самой природой пейзажами: то сосны над заснеженной равниной, то пики гор, то меркнущая в бесконечности водная гладь. Были серебряные свечи с янтарными язычками и серебряные фонари, вместо стекла заключавшие внутри прозрачные кусочки янтаря, были нефритовые шахматные доски с занявшими позиции войсками, столики со столешницами, набранными самоцветной мозаикой. На полках стояли фигурки зверей, настоящих и вымышленных: присевший в прыжке барс соседствовал с безмятежным сфинксом, двуглавый орел сжимал в лапах свивающуюся кольцами змею, стайка алых снегирей склевывала гроздья рябины с глянцевого куска мрамора. Россыпью лежали украшения: бусы, браслеты, серьги. Мы точно попали в сумеречную пещеру гнома.

Януся залюбовалась каменной шкатулкой. Серого цвета, та легко затерялась бы среди прочих вещей, кабы не крышка, куда точно само лето щедрой горстью выложило свои дары. На ложе из тончайших прозрачных листьев покоились гладкие, словно леденцы, вишни, смородина с засохшими хвостками соцветий, сложенная мелкими зернышками малина и коралловый блестящий барбарис[1]. Даже моему неискушенному взгляду было ясно, что перед нами незаурядная работа. Я видел, что Янусе понравилась шкатулка — сколько бы мы ни бродили по магазинчику, она неизменно возвращалась к ней.

— Взгляните, Микаэль, ягоды будто горят изнутри! А стебли, а листья! Это камень, но он живой — здесь изогнулся веточкой, тут собрался в каплю росы. Благословен мастер, который смог воплотить в вечности мимолетную красоту природы!

Восхищение озаряло лицо девушки, голос дрожал от восторга. Она нежно касалась рукой гладких, точно выточенных из цветного льда ягод, трепетно обводила пальцами резную кайму листьев. Мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы у Януси сохранилось что-то на память обо мне, и не просто вещь, а подарок, рождающий отзвук душевных струн. Я запомнил местоположение лавки, намереваясь вернуться сюда ближе к вечеру, когда согласно заведенному в доме распорядку, Январа помогала матери в саду, а Габриэль уезжал по делам.

Тут следует упомянуть еще об одной традиции здешних мест. Стоило мне заикнуться о желании отправиться на прогулку, как брат и сестра Звездочадские непременно вызывались сопровождать меня. Я пытался отговориться, объяснить, что мне неловко занимать время любезных хозяев, что я отлично ориентируюсь на местности, а коли и заблужусь, то всегда смогу узнать дорогу у прохожих.

— Хороший хозяин не бросает гостя одного. У нас такое не принято, — неизменно отклонял мои возражения Ночная Тень.

Я уже успел понять, что традиции были для мнемотеррионцев не меньшим авторитетом, чем слово священника. Не желая смущать Звездочадских, я старался не бродить по городу в одиночестве, а будучи предоставлен самому себе, проводил время в библиотеке либо прогуливаясь по имению. Но, разумеется, подарок Янусе задумывался как сюрприз.

Благодаря нашим прогулкам я уже неплохо ориентировался в Обливионе. Дома здесь строили выше реки, чтобы избежать ее разрушительной силы. Они росли не вширь, а вверх — этаж за этажом, цепляясь за выступающие из земли деревья и скалы, вбирая в качестве опоры стены соседних жилищ. Не стала исключением и лавка поделок из камня. Вход в нее находился на лестнице, ведущей в гору. Нижний этаж была втиснут между домом и скалой, верхний граничил с еще одним домом. Видимым оставался только фасад, но и он достоин описания. На черном фоне сменяли друг друга горизонтальные полосы, волны и зигзаги — оранжевые, малиновые, охряные, терракотовые. Казалось, будто они живые, будто они ползут, ползут, ползут по черноте, бесконечно сменяя друг друга. Такими же полосами-змеями, но уже из желтого металла складывался висящий у входа фонарь, внутри которого едва заметно тлел огонек, порождая не столько свет, сколько тени.

Я ступил с яркого солнечного света в полумрак, подождал, пока привыкнут глаза. Колокольчик у двери оповестил о моем вторжении, навстречу мне оскалились каменные маски и морды зверей.

— Я пришел с миром, — сказал я особо хищному ониксовому льву размером с кулак. Грива зверя была встопорщена, передние лапы согнуты, как перед прыжком, в разинутой пасти белели острые иглы зубов.

Половицы скрипели под моими шагами. Осторожно я снял с полки приглянувшуюся Янусе шкатулку с твердым намерением ее приобрести. Лев проводил меня взглядом, не имея возможности покинуть свое место.

Продавец отыскался в глубине помещения, на ступенях лестницы, ведущей на второй этаж. Он спал, опершись спиной на балясины, из его приоткрытого рта вырывался негромкий храп. То был смуглый старик, морщинистый, как шарпей, с блестящей, покрытой темными пятнами, лысиной. Одеждой ему служила безрукавка красного цвета, надетая поверх порядком заношенной рубахи, и короткие, выше колен, темно-синие бриджи. Тоненькие палочки-ножки старика были вдеты в непомерно большие башмаки. Самый настоящий гном! — восхитился я.

На мое приближение старик не отреагировал. Я покашлял, привлекая внимание, а когда это не помогло, потряс его за плечо. Он сонно заморгал и вперил в меня взгляд блекло-голубых глаз. Верно, начинать беседу полагалось мне.

— Доброго дня! Я желал бы приобрести вот эту шкатулку.

— Ась?

— Хочу купить шкатулку, — я поднес каменные ягоды к глазам старика, давая ему возможность как следует их рассмотреть.

— У вас отменный вкус, вьюноша. Это работа Азнура-резчика, сейчас такое не делают. Старый хрыч помер, не оставив после себя учеников, и забрал свои тайны в могилу. Теперь в аду чертей россказнями тешит, чтобы не сильно пекли ему пятки, — гном хохотнул, приглашая разделить его шутку.

Я сдержанно улыбнулся — предмет беседы был мне решительно незнаком. Поняв, что большего от меня не добиться, старик продолжал.

— Для изготовления этой шкатулки Азнур собрал семь камней: шесть для ягод и седьмой, зеленый змеевик, для листвы. Из коралла он выточил барбарис, из сердолика вишню, смородина — из черного гагата, алая малина из родонита, а белая — из селенита и яшма пошла на ягоды боярышника. Вы непременно желаете приобрести эту вещь? У меня имеются работы мастеров новой школы — попроще, но и подешевле. Коли хотите восхитить подругу, я уступлю по сходной цене браслет либо серьги, все настоящее, без подделок. А даже если мастера где и схалтурят, у них так набита рука, что их халтура все одно лучше работы дилетантов. Берите, не прогадаете!

— Благодарю, но меня интересует только шкатулка.

Старик назвал цену, равную моему годичному жалованию или стоимости хорошей лошади. Я догадывался, что искусная работа не может стоить дешево, но отдать требуемое было для меня все равно, что достать звезду с неба.

Я стоял напротив хозяина этого каменного царства, мою руку оттягивала шкатулка, и вернуть ее обратно на полку казалось немыслимым. Я уже навоображал себе, как залучатся глаза Январы, когда я преподнесу ей подарок, как ее милое личико озарится улыбкой, точно восходом солнышка — небеса. Мысли мои заметались, ища выход из создавшейся ситуации. И вот тогда-то я вспомнил о той форме оплаты, о которой рассказывал Звездочадский. До сих пор мне не удалось понаблюдать, как рассчитываются услугами, но вряд ли это было сложно. А что до предостережения Габриэля, наверняка он не имел ввиду невозможность таких расчетов, он же сказал «когда немного разберетесь». Успокоив свою совесть подобной казуистикой, я отвечал торговцу, что готов приобрести шкатулку.

Гном не спешил ударять по рукам:

— Вы согласны отдать восемь сотен имперских идеалов? — недоверчиво переспросил он.