Ловцы душ - Мазин Александр Владимирович (книги бесплатно полные версии txt) 📗

– Бурый, – прошептала она. – Ты – Бурый!

Малец враз ощутил: так и есть. Могутное имя. Страшное. Его.

– Быть те Бурым отныне! – Хозяйка прижималась к нему, ластилась. – Не забудь меня, грозный. Не забудь, кто тебя нарек!

– Нет, – хрипло сказал Малец. Нет, не Малец. Бурый. – Не забуду, тебя, навия. Коли не забоишься.

Кромешница вскрикнула радостно, захохотала, набросилась, затормошила, разожгла и соединилась с ним уже в человечьем облике. Вышло совсем не так, как прежде. Но хорошо.

Однако ж навия баловала его, кормила, поила, плясала для него, уже не хромая, и нога без лубков.

Бурый подивился, куда делась ее колченогость:

– Где ж хромота твоя?

– Нету, избавитель! – Кромешница захихикала, завертелась, а потом зажгла еще целых три свечи. Чтобы увидел Бурый, как помолодела она, и порадовался.

И он порадовался, не зная еще, что взяла навия его юность. Себе взяла. Вытянулась ею вся из-за Кромки, явилась в людской явий мир.

Но после, узнавши, не обиделся. Потому что к тому времени брал то же у других. Научился.

Утром ведьма вывела его к Дедке.

Меньшим показался ему и ведун. Много меньшим, чем ране.

А Дедко ухмыльнулся широко.

– Ну? – спросил.

– Бурый! – сказала ведьма. – Бурый он! Чуешь, старый?

– Ох, чую! – Дедко прикрыл ладонью глаза и попятился.

Но то был притворный страх. Не скоро еще сравняется с ним ученик. А когда сравняется, Дедки уж в сем мире не будет. Так установлено.

Ели в огроменном зале, где Бурый давеча печь топил. Он сидел за длинным столом, в центре. Справа – Дедко, слева – хозяйка. Да та не столько ела, сколько прислуживала. Подкладывала Бурому, подливала, вилась вкруг него ужицей.

– Пей, любезный, ешь, любезный…

И он наворачивал. Добрая еда, а питье – и того лучше.

– И как ты, мать, зелье духмянишь? – спрашивал по третьему разу Дедко. – Чисто июльска роса!

– А то! – Хозяйка расплывалась улыбкой. – Мне лешак тутошний сам корешочки-травки тягает, а уж варить-дарить за сто лет научилась. Хошь, такое зелье сделаю, старый, что юнаком обернешься? Али такое, что козлом толсторогим заделаешься, ась?

Дедко захихикал.

– Не, – сказал, – молодым мне навроде ни к чему. А уж козлом, так тут твое зелье против меня слабо!

– Спробуем? – сощурилась ведьма. – Я теперича молоденькая, надоть третьего кобеля завесть!

Дедко отставил чарку, запустил персты в нечесану бороду, тоже сощурился… и сложив из изуродованной руки кукиш, наставил на хозяйку.

– Нутко, мать, зачинай плясать! Подолом крутить, меня веселить! – пропел он высоким голосом. И застучал правой рукой по черным доскам, так же припевая:

И к изумлению Бурого, навия тотчас принялась кружить да подпрыгивать на месте пьяным тетеревом. А лицо у нее стало злое-презлое. Дедко же поколачивал по столу шибко и весело да подпевал:

Наконец хозяйка изловчилась совладать с руками-ногами да сотворить противные чары. Пыхтя и отдуваясь, она плюхнулась в деревянное креслице и злобно плюнула в сторону обидчика. Не достала.

– А ты мне подначки не кидай! – ухмыльнулся ведун. – Я те не мужик черный.

– Сподтишка меня достал! – обидчиво прохрипела навия. – Другой раз ужо поплачешь!

– И другой раз, и третий! – Дедко захихикал. – Ладноть, чё нам с тобой пихаться, праздник губить? Пошутил я. Посчитаемся, не серчай!

– Ыть тебя, старый! – Хозяйка махнула рукой. – Посчитаемся! Уймись! За него от, – кивок на Бурого, – все долги с тебя вон на сто лет вперед!

Встала, обняла голову отрока, проворковала на ушко:

– Пусть энтого Дедку лиховина пожрет, брось его! Останься со мной! Нежить тя, холить да ласкать буду, как никто!

– Чё, шепчет с ней жить? – поинтересовался Дедко. – Ты ее слушай-слушай, так бестолком и помрешь. Да я ить тебя и не оставлю! – Встал, поклонился: – Благодарю, Хозяйка, за угощенье да наученье. Время – в дорогу, к своему порогу.

Малец, ставший отныне Бурым, сообразил: не навию он благодарит, а истинную свою Хозяйку.

– Пойдем, малой! – бросил Дедко и вышел в сени.

Бурый встал. Навия фыркнула, обняла его, прижалась мяконько:

– Приходи ко мне, слышь, приходи! Как надумаешь, только в лес выдь да меня вспомни. И ступай, куда ноги ведут. Без дороги ко мне и придешь.

– Малой! – донеслось уже со двора. – Сколь тебя ждать!

Навия еще крепче прижалась, присосалась губами к губам, но оторвалась почти сразу, явно нехотя.

– Старый козел! – проворчала. И тут же ласково добавила: – Не забывай меня, Бурый, слышь, не забывай!

– Не забуду! – пообещал он, не лукавя.

Когда ступил на залитый весенним солнцем двор, Дедко был уже за воротами. Черепа на кольях понуро глядели в стороны.

Пока шел через просторный двор, услыхал позади топоток. Повернулся – и обомлел. Тяжким скоком летел на него ведьмин мишка. Отрок перепугаться толком не успел, как вскипело внутри властное, толкнуло вперед. А мишка встал на задние лапы, передними над головой затряс. Кобели с боков подскочили, залаяли. Тут до Бурого дошло: провожают его.

– Сядь! – махнул он мишке.

И зверь, рыкнув, упал на четыре лапы, пихнулся огромной башкой. Бурый запустил пальцы в жесткий клочковатый мех. Один из кобелей тут же взгромоздил лапы на медвежью холку, лизнул Бурого в лицо.

– Брысь, шелудивые! – гаркнул из-за ворот Дедко. – Сколь мне ждать, малой?

Звери отпрянули, а Бурый, махнув на прощанье дивному дому, потрусил за ведуном, туда, где пел встревоженный весной лес.

Когда Бурый оглянулся, не было уже ничего: ни ограды с черепами, ни ворот, ни дома за ними.

Но он знал: захочет – дорога откроется. А он захочет. Судьба у него – по Кромке ходить. И за Кромку.

Павел Мамонтов. Волчонок

– Наконец-то! – изрёк молодой крепкий мужчина и сладко потянулся.

Он взирал с обрывистого берега на ближайший прибрежный холм, облюбованный вполне себе ладным городишком. Первая линия деревянных стен доходила почти до самой пристани, обустроенной на песчаном берегу, а на вершине холма алел червлёной крышей детинец, где жил княжий посадник. Он тоже был окружён стеной.

Мужчина поправил тесёмки заплечного мешка и тула со стрелами, давая передышку затёкшим плечам, и уверенным шагом направился в город, по хорошо заметной тропинке.

На нём свободно висела меховая безрукавка, по прохладному времени накинутая поверх льняной рубахи с вышивкой, на ногах порты и кожаные поршни, до колен поднимались обмотки – всё из хорошей ткани. Длинные, слегка вьющиеся русые волосы до плеч удерживала перевязь вокруг головы. Но самое главное: между тесёмками рубахи на груди поблёскивало серебряное кольцо. Не гривна вокруг шеи, как положено уважаемым мужам, а чуть вытянутое кольцо, не очень толстое и не широкое – взрослый мужчина через него два пальца протолкнуть может, но для того чтобы показать всем, что ты свободный человек, в самый раз хватит.

Об этом же куда лучше могли бы сказать топор и нож, болтающиеся на поясе у путника, но оружие есть и у татей, а серебро, да ещё такое приметное, они носить не станут.

Мужчина шёл мимо пристани, не скрываясь, прямиком к воротам, внимания на него никто не обращал. Голубые внимательные глаза цепко и жадно осматривали всё вокруг, словно в следующий раз ему придётся пройти этим путем в темноте. Так, бывает, смотрят дети, когда оказываются на новом месте.