Словенка (СИ) - Романовская Ольга (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
— Что ж ты тенёта на дролю моего плетёшь, ужели не знаешь, что люб он мне?
— И мне люб, — Найдёна не испугалась, только за пояс крепко ухватилась.
— Уходи, по доброму прошу.
— Не уйду. Мне Бог мой Изяслава послал.
— Ах ты, девка черёмная, прочь пошла, — Наумовна в волоса ей вцепилась, косу растрепала. Вывернулась девка, в ворот ей вцепилась. Только была она тонкая да хрупкая, словно былинка сухая, быстро оттолкнула её Гореслава, крикнула: "В стороне обожди, пока с ним поговорю. Твой он будет; только вот с кем в следующий вечор гулять станет? Ох, баской он кметь да лазливый".
Найдёна глаза потупила и в сторону отошла. Изяслав к Гореславе подошёл, хотел за долонь взять, да она не дала.
— Не мне с тобой канун испить. Спасибо тебе, кметь хоробрый, за то что девку осчастливить хотел. Только опостылела я тебе.
— О чём говоришь, Гореслава, люба ты мне.
— Люба? А Всезнава да Мартыновна тоже были любы тебе? Ох, казалось мне летось, что в городе милого найду. Нашла я миленького, да я ему не мила; видно на расстань нам идти.
— Что за мысли глупые в голове у тебя, девка?
— Разошлись наши пути-дороженьки, свет Изяслав; тебе в одну сторону, мне — в другую.
— С Хватом, что ль, гулять будешь?
— Может, и с ним.
— Убью я его.
— Не убьёшь, если любил когда-то.
— Со двора украду.
— Укради. Но твоей не буду.
— Эх, хотел женой я тебя сделать, а ты от счастья своего отказалась. Ужель из-за рыжей девки меня бросишь?
— И брошу. Не хочу, чтобы надо мной смеялись. Да и гордая я. Не ты первый, кметь, кто женой меня в свой дом ввести хотел, но пойду я за того, кому я люба.
— Почему ж не за меня? В Черене жить будешь в высоких палатах.
— Не люблю я тебя, только теперь поняла. Раньше любила, а сейчас нет. Ухожу я от тебя.
— И уходи, гордая, уезжай в своё печище. У меня Найдёна в жемчужной кике ходить будет.
Промолчала Гореслава. Больно ей было с другом расставаться, но что-то говорило, что по-другому нельзя. Не Изяслав во снах ей слова нежные шептал, а другой. Сердце говорило, что знает она суженного; знала девка и то, что знатен её жених, кметь он, вроде Изяслава, да не он.
Наумовна закусила губы, чтоб слёзы из глаз не потекли. Нет, никому она забеседовать на Изяслава не станет, да и за что? Придёт к дому Добрыни, взойдёт на крыльцо, велит Миланье молока принести, а сама сядет на скамью и запоёт песню какую-нибудь проголосную.
Но не позвала она чернавку, когда на двор вернулась, даже в избу не зашла, а присела на бревнышко рядом с крыльцом. Жалела девка себя, корила за то, что так с Изяславом рассталась. Ох, прав был кметь, гордая она да глупая. Мало ли у парней девок, но любить он лишь одну будет.
Бирюк через двор пробежал, остановился, посмотрел на неё умными глазами и юркнул под крыльцо.
Заскрипели ворота, Гнедая неспешным шагом ввезла на двор пустую телегу. Егор угрюмый рядом с лошадью шёл, а Хват на телеге сидел, весело насвистывал. Старший Добрынич Гнедую пошёл распрягать, а молодший, заметив приунывшую Гореславу, к ней подошёл.
— Чего пригорюнилась, горлица, — он рядом присел, в очи ясные посмотрел.
— Взгрустнулось мне что-то.
— Чего ж так? По родному батюшке?
— И по нему тоже.
— Бросил, — напрямик спросил Хват. — Да ты не хнычь, ты девка красивая, ладная, любой тебя взять будет рад. Утри слёзы.
— Горюшко-то нескоро забывается, да быстро в ворота стучит.
Добрынич её по голове погладил; Гореслава ему к его плечу головушку склонила. И надо же было случиться, чтобы зашёл во двор Изяслав и увидал косу её у Хвата на плече. Быстрее зверя лесного бросился он к хозяйскому сыну и с бревна его на землю сшиб.
— Знаешь ведь, парень, что невеста она мне, — грозно сверкнули очи у кметя.
— Ложь баешь, не невеста я тебе. Говорила я, что не люб ты мне, и ещё раз повторю.
— Его, знать, любишь? Убью я его, моей только будешь.
— Ударишь друга моего, уйду из Черена. Есть в печище моём парень один, он в обиду меня не даст.
— Кто ж со мной, кметем, справится, — гордо Изяслав говорил, в силе своей не сомневался.
— Его сам князь с собой звал. Не хочу я видеть тебя больше, Изяслав, гуляй с Найдёной.
Гореслава встала и в дом вошла. Видела она, как парни во дворе силушкой мерились, но остановить не желала. На сердце кровоточинка появилась, которую заячьей кривцей не залечишь.
9
Миланья зерно в дальнем куту перебирала и с участием смотрела на Гореславу. Та у оконца сидела и рубахи свои нарядные заново перекладывала. Блеснуло меж ними колечко дарёное; повертела его в руках Наумовна и в тряпицу чистую завернула.
— Что грустите, девица красная, — чернавка работу в сторону отложила и к окну подошла. — Али день не хорош, али беда в двери постучала?
— Одна я, Миланьюшка, осталась.
— С женихом своим разошлись? А пригожий был кметь, волос светлый да густой, сила медвежья…
— Он, как кот, каждый день о другой мурлычет.
Тяжело вздохнула Наумовна и пожитки свои в сундук убрала и во двор вышла. У ворот Хват стоял; заприметив девку, он на улицу вышел. Крепко ему от Изяслава досталось, не хотелось парню ещё раз с ним встретиться. Гореслава снова вздохнула. "Вот, друга потеряла", — подумала она и тоже за ворота пошла. Долго бродила она по Черену, пока не очутилась на берегу Тёмной. День был холодный, солнце в облаках затерялось. На то и хмурень, чтобы хмуриться. Ребятишки на берегу первые опавшие листья подбирали, совсем Наумовну не замечали, а ей это и нужно было. Просидела она долго на пригорке у реки в льняной рубахе с платком ею связанным на плечах. Сивер слегка колол лицо, напоминал о скорой зиме.
— Гореславушка, идём скорее! Эльге плохо совсем; сёстры-лихорадки в полон взяли.
Наумовна обернулась и увидела Зарницу. На ней лица не было.
— Что случилось с Эльгой?
— Захворала. На море ходила с матерью, лодку взяла у отца, отплыла от города и венки из ягод лесных в море бросала. Совсем из ума выжила. Вот батюшка ветер и застудил её. Лежит теперь на печке и что-то на языке урманском шепчет. А с час назад тебя позвала. Иди, раз подруга звала.
В доме старосты никого не было, кроме больной и матери её. Всезвана тряпицу в воде холодной мочила да на лоб дочери прикладывала. Эльга лежала на печи, губы плотно сжав, и в ближний кут смотрела.
— Огнея мою кровиночку схватила, — словно оправдывалась хозяйка. — А у меня скотина во дворе не поина, а вернётся Слава…
— Я с Эльгой посижу, — сказала Зарница.
Всезвана кивнула, вышла в сени, вернулась с какой-то крынкой и поставила её на стол перед Гореславой.
— Попотчуй гостью дорогую, краса моя, — попросила, взяла рубаху мужскую с родоплёкой и во двор вышла.
Красивая была Всезвана Первяковна, несмотря на годы. Очи её, тёмно-серые, печальные, суетливо по избе бегали и нигде не находили покоя; она постоянно поправляла выбивавшиеся из-под кики светлые пряди. Эльга на неё была очень похожа, только вот кровь урманская у ней голубизной в очах разлилась.
Гореслава вспомнила слова подруги о том, что у Всезваны ум мешается. Странная она была, сквозь людей смотрела. Слышала Наумовна, как напевала хозяйка долгую проголосную песню:
"Вот в кого Эльга песенница такая", — подумала Наумовна и к печи подошла.
