Институт моих кошмаров. Адские каникулы - Дорн Алиса (читать книги без сокращений txt) 📗
– Поэтому я не спешу им воспользоваться, – Диз потянулся и захлопнул крышку ноутбука, прежде чем я успела рассмотреть что-то еще.
– Он всегда такой… – с намеками у меня было хреново, поэтому я решила спросить напрямую: – У тебя проблемы?
Диз нахмурился.
– До тех пор, пока я нахожусь на территории университета, нет. Мы можем закрыть эту тему?
Нет. Не можем. Оглянувшись на Бенедикта, который, казалось, был увлечен чтением, я тихо спросила:
– Из-за меня?
И Мора, которому Диз должен был хранить верность. Из-за того, что в прошлом семестре он решил помочь, хотя мог остаться в стороне.
– Частично.
По крайней мере, Диз был честен. Чувство вины обрушилось на меня с новой силой, поэтому я не могла не предложить:
– Если хочешь, бросай это дело. Забудь о моей просьбе. Я пойму, правда.
И даже поприветствую такое решение. Я не могла исправить то, что наделала осенью, но меньше всего хотела бы доставлять ему неприятности. Зато Диз, кажется, оскорбился.
– И не выяснить, кто обнаружил мой ящик, который в университете никому не известен? Не думаю. В этом деле мы разберемся вместе.
И хотела бы я верить, что никто при этом не пострадает…
Но не получалось.
– Милый, – оценила я профильное фото незнакомого мне блондина, присаживаясь рядом с Райли.
– Милый, – согласилась она и поджала губы. Даже на стакан с кофе, который я поставила перед ней, не обратила внимание.
– Почему мы сидим в первом ряду?
Помня неудачный опыт посещения лекций по алхимии, я бы предпочла последний. Конечно, за спинами однокурсников ничего не разглядеть, зато и меня не видно. Но места выбирала Райли, я в это время стояла в очереди в столовой.
– Потому что это не политэкономия.
Рыжая снова уставилась в экран телефона. Если судить по выражению ее лица, придирчивому и недовольному, там был изображен не симпатичный парень, а одно из чудищ справочника «Сверхъестественные существа Европы». В разрезе.
– Ладно, что с этим не так? Опять молоко не обезжиренное?
Райли тяжело вздохнула.
– Обезжиренное.
– Тогда что?
– Он… милый. Веселый. Представляешь, с ним есть о чем поговорить, – оживилась рыжая. – У меня это впервые! Он тоже на артефакторном учится, даже знает, что такое коэффициент Нимбгади-Кронаха!
Я честно попыталась вспомнить:
– Это то, о чем вы с Максом на прошлой неделе спорили?
– Ага. И он согласен со мной, опасно совмещать его с усилителем Уилфорда…
Я ненадолго отключилась, отдавая должное своему капучино. Я и в лучшие времена не слишком хорошо разбиралась во всех этих ритуальных формулах и коэффициентах, а уж после такой ранней побудки… Зато пока я молчала, был шанс сойти за внимательного слушателя.
– Тогда в чем дело? – спросила я, когда восторги по поводу формулы имени еще кого-то слегка поутихли.
Райли поболтала трубочкой в стакане.
– В том, что он милый. И только. А где страсть? Где сумасшедшая любовь с большой буквы?
В книжках. В кино. Но не всегда в жизни. А если она и встречалась…
– Любовь с большой буквы обычно заканчивается болью с такой же большой буквы, – предупредила я. – Я думала, ты поняла это по Тоби.
Услышав имя бывшего, она поморщилась.
– Все равно! Должно же быть что-то еще!
– Возможно, оно будет. Потом. А пока, может, тебе хватит того, что он милый? Идеалов все равно не существует, сколько ни ищи.
– Тебе легко говорить, – пробурчала рыжая, – ты вон уже нашла.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что у вас с Максом идеальные отношения.
У нас? Я растерялась. А потом призадумалась: может, со стороны так и выглядело.
Макс неизменно был внимателен. Встречал вечером, приносил на свидания кофе и даже помнил про мои сериалы. (Клянусь, я никогда не знала, что такое настоящая забота, пока однажды, совершенно измученная после шести пар, не получила сообщение: «Скачал финал, знал, что ты захочешь посмотреть. Ужин тоже взял. Приходи, Гргура нет».) Я, если и не была лучшей девушкой в мире, честно старалась. Это было несложно: мне нравился Макс, нравилось проводить с ним время, лежать щекой у него на груди и слушать, как успокаивающе монотонно бьется его сердце, нравилось, что было с кем посмеяться над только нам двоим понятной шуткой. Но…
– Это потому, что мы не влюблены, – наконец сказала я.
По крайней мере, я не была. И надеялась, что Макс тоже, иначе в этой ситуации я выглядела бы совсем некрасиво. Но за эти четыре месяца у меня не было ни единого основания заподозрить, что он испытывал ко мне что-то больше симпатии. Мы были хорошими друзьями – были бы, если бы не пытались делать вид, что встречаемся, – которые похоже мыслили и смотрели на мир. Но не более. Он для меня являлся способом отвлечься от другой влюбленности, неправильной и невозможной. Я для него – единственным шансом хоть немного пожить иллюзией нормальной жизни. Только я (и Райли, но представить этих двоих парой мне не хватало фантазии) знала, что с рождения Макс принадлежал Охотникам. И меня это не пугало. Со мной Макс мог не скрываться. Не лгать. Не придумывать утомительные отговорки вместо своего короткого «Дела, извини».
Конечно, я могла ошибаться насчет его чувств – и быть в таком случае худшим человеком на Земле. Но, как я уже говорила, я надеялась, что мы оба не были влюблены.
А когда влюбленности нет, все очень просто. Нет застилающей глаза ревности, заставляющей перебирать в уме каждый брошенный взгляд, каждое сказанное слово («Дела»? Какие такие дела?). Нет передела зон влияния. Нет попыток сломать чужие стены. Справедливости ради, мне бы хотелось, чтобы Макс открылся. Потому что, несмотря на отсутствие любви, он был мне не безразличен, а боль, которая его снедала, невозможно было не видеть. Но такая откровенность требовала взаимности, а я… малодушно боялась сделать этот шаг. И не я одна: каждый из нас постоянно боялся подойти к другому слишком близко. Так и получалось, что ссориться нам было не из-за чего, делить – нечего, разговаривать… кроме повседневных безопасных тем, тоже не о чем.
Такое вот одиночество вдвоем. Зато идеально выглядящее.
– Окей, если смотреть на это с такой стороны, то звучит ужасно, – Райли передернула плечами от отвращения. – Словно какой-нибудь средневековый брак по расчету. Зачем тебе это?
Зачем? Сложно было объяснить это вслух. Странный выбор для восемнадцатилетней девушки: вместо романтичной и пылкой любви рассудочные, прагматичные отношения? Возможно. Но не такой и плохой. Особенно если учесть, что мне было категорически противопоказано влюбляться.
Моя трагическая влюбленность номер один была типичным плохим мальчиком: пирсинг, выкрашенные в черный волосы, россыпь татуировок на руках, огромное самомнение, высокомерные улыбки и ревущий в ночи мотоцикл. Алкоголь, травка и плохая компания шли в комплекте. В тот год, польщенная его вниманием, я полностью растворилась в нем: забросила учебу, летела к нему по первому зову, соглашалась на то, на что ни в коем случае нельзя было соглашаться, пыталась исковеркать себя, чтобы больше ему подходить… А потом долго оттирала с кожи его прикосновения, еще дольше вымарывала из памяти лживые слова и обещания и до сих пор чувствовала жгучий стыд за то, что оказалась такой наивной.
Моя трагическая влюбленность номер два была демоном. Это не оценка и не суждение – он в самом деле родился в Преисподней. Был ли это по сравнению с первым разом прогресс или регресс, я не знала. Хотя… Нет, вряд ли это был прогресс, если учесть, что мое чувство обречено на невзаимность.
Думаю, теперь понятно, почему мне нельзя было влюбляться? Едва ли в мире нашлась бы другая девушка, которую бы тянуло к настолько неподходящим парням.
Тем более что влюбляться не всерьез я не умела. О нет, мои влюбленности протекали тяжело и болезненно, с полной самоотдачей, процентов на все сто сорок шесть: чтобы и в огонь за него, и в воду, и кроме него больше никого не видеть. (А если кого-то удивляет, как я с такими наклонностями еще осталась жива – во всем виноваты обстоятельства, не позволившие проявить чувства в полной мере.) Поэтому давать сердцу карт-бланш я больше не собиралась. Цитируя Джейн Остин, «я обдумала свой план, и, если сумею его придерживаться, мои чувства подчинятся разуму» [11]. Как в случае с Максом.
