Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа - Хьюз Мэтью (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
— Диффин, я же объяснил тебе все в подробностях. Ты должен был обсудить с братьями Анто состояние двери Копси и немедленно вернуться с докладом.
Долговязое тело с тощими болтающимися конечностями содрогнулось — старый волшебник понадеялся, что в подобострастном трепете, хоть и подозревал иную причину: сдерживаемое веселье. Затем длинное лицо слуги неохотно отвернулось от окна.
— Нет, хозяин. Там была еще одна подробность. Видишь, я все записал на грифельной дощечке. Ты сказал: немедленно вернуться с докладом сюда. Поскольку «сюда» было здесь, я выполнил приказ и тотчас поспешил назад.
— Но я находился в саду! Кое-кто опять не полил лиллобеи и квентины. Ты что, не слышал, как они плачут?
— Вовсе не слышал. Я думал только о твоем поручении. А поскольку тебя здесь не было…
Амберлин вскинул ладонь.
— Понятно. Что ж, теперь я здесь и перебираю в уме наказания. Что поведали братья?
— Что дверь Копси и вправду, как ты предсказывал, вполне оформилась и что она наверняка продержится целый день, прежде чем снова ускользнуть. Братья, согласно твоему совету, скрыли ее за ложной ширмой и впредь намерены соблюдать договор во всех отношениях. Когда ты найдешь способ войти, им причитается полная четверть от всего, что обнаружится за дверью.
— И как они к этому относятся?
— Радостно улыбаются, хозяин, и, между прочим, они заметили, что третья часть сделала бы тебя истинным благодетелем стражи. Они в самом деле надежные, добродушные парни, вопреки всему тому, что болтают люди, знающие их не так хорошо, как ты.
— Право! Ты им сказал, что я осведомлен об их пресловутых хитростях?
— Именно так и сказал, хозяин. Они вряд ли поняли «осведомлен» в том его смысле, в котором это слово употребляешь ты, но сказали, что им всегда приятно, когда их искусство ценят в полной мере.
— Больше ты им ничего не говорил?
Диффин помотал головой — плохо закрепленная челюсть вздрогнула.
— Только — что меня зовут Диффин, — на случай, если они запамятуют, кого следует благодарить.
— А они ничего больше не добавили?
— Ничего. Я бы записал на дощечке. А, постойте, вспомнил. Они надеются увидеть вас за два часа до полудня.
— Что? Уже сейчас? Диффин, как ты медлителен!
Слуга, изображая задумчивость, выставил вперед длинный подбородок.
— Может, запись на дощечке стерлась? Это бы многое объяснило.
— А может, тебе стоит сходить за моей Связующей Книгой, чтобы мы освежили тебе память о самых поучительных аспектах истинного послушания?
— Так ведь некогда уже, хозяин! Я, пока прибирался, заодно перенес самые недобрые книги в библиотеку западной башни — чтобы они насладились разнообразием. К тому же, вы знаете, книга эта тяжелая и сейчас стоит на самой верхней полке. Не лучше ли вам избавить себя от беспокойства — а я бы в наказание посидел здесь, усердно бы понаблюдал, не идут ли чужаки и бродяги?
Амберлин, отвернувшись, взглянул через окно на золотое солнце в чистых голубых небесах минувших эпох.
— А наблюдать ты, конечно, будешь через Умное Окно?
— О да, хозяин! Долинное дерево сказало, что в округе эрбы. Если они осмелятся подойти к замку, то под желтым солнцем будут выглядеть не так страшно.
Почти у слияния Скома с рекой Тайви архимаг Эвнефеос Темный выстроил некогда шикарный сумрачный замок Вента-Валу с хитроумными пятиугольными камерами и переходами, скрытыми под шестью уютными опочивальнями, снабженными отпугивателями призраков в классическом стиле Великого Мотолама.
Столетия в целом пощадили здание, но, когда Эвнефеос безвременно пропал в Эстервойде, погибнув, вероятно, от руки своего великого соперника Шастермона, скрепляющие заклятия распались и Вента-Валу обратился в руины. Сложные теневые образы растащили адепты, посещавшие свою святыню, а то, что они не тронули, высосали теневики и прочие создания, которых влечет полная тьма, так что к Двадцать первой эре от замка осталась лишь горстка уныльников и пустотников, разбросанных по речным берегам. Они были бестелесны и не заслуживали внимания.
И еще что-то скрывалось за дверью Копси. Эвнефеос не уступал своим собратьям в коварстве и устроил помещение — с виду обычный погреб или подвал — вполне материальное и в то же время сопротивляющееся любым попыткам в него проникнуть. Дверь Копси, запечатанная замком «пришел-ушел», откалиброванным в ритме любимого реквиема своего создателя, была установлена высоко над Скомом, словно специально для того, чтобы дразнить алчных и любопытных.
Амберлин полагал, что наконец отыскал способ ее открыть.
Перед выходом окинув взглядом собственное отражение в Безопасном Зеркале, волшебник остался вполне доволен. Несомненно, он, как и солнце над его головой, достиг преклонных лет, но все еще был внушительно высок и, бесспорно, грозен в своем темно-зеленом одеянии, отделанном шевронами цвета старого золота, вышитыми вручную змейками и спиралями. В его длинных седых волосах и бороде, расчесанной по тогдашней моде на три пряди, схваченные опаловыми зажимами, еще мелькали черные нити, а глаза, как внушал себе волшебник, сверкали решимостью и мудростью старого мира, а вовсе не слезились от излишних возлияний и ночных бдений у камина над книгами. Он был вполне готов к встрече с дверью и с хитроумными братьями.
Амберлин знал, что одна только дверь Копси не покончит со всеми его бедами, но последние десятилетия его питала лишь надежда. Если не она, что же ему остается? Почти столетие назад, в самом расцвете сил, он знал более пятидесяти заклятий и песнопений. Он мог повторить их по памяти — точно выговаривая сложные звуки и интонации с самыми трудными конволюциями, глиссандо и скороговорками, не заглядывая в книги и записи, не полагаясь на часто обрывочные, а иногда и обманчивые подсказки служивших ему пересмешников. Но ослабевшая с годами память свела эту полусотню заклятий к трепетно хранимой дюжине.
Амберлин переживал худшие времена. Из-за старинной вражды, начавшейся со спора за отменное дерево госсавари из Разбойничьего леса, презренный выскочка Сариманс Рассеянный навел на него словесную порчу, от чего еще не забытые Амберлином заклятия стали искажаться, растягиваться и фальшивить при произношении: гласные удлинялись, согласные проглатывались, ни с того ни сего возникали осечки или вопросительные интонации. Даже такая мелочь, как освежение истинного послушания на Диффине — дело нескольких секунд, — требовала теперь целого часа тщательного сосредоточения, причем не всякий раз оказывала нужное действие.
Однажды случилась неловкая ситуация, когда, ввязавшись в перепалку с Тралкесом в гостинице «Железная звезда» и произнеся величайшее свое заклятье — любовное возвращение Аспалина, — Амберлин вынужден был потом объяснять, отчего на зрелищный фокус выскочки — стайку серебристых дриад — он ответил всего лишь презренным глиняным чайником, цитирующим сельские баллады земли Падающей Стены. А что за мука — спасаться бегством от деодана в закоулках Вейли и смотреть с качающейся вершины фонарного дерева, как солнечный взрыв покрывает склон холма желтыми цветами с тихо позванивающими колокольчиками. Деодан, залюбовавшись невиданным зрелищем, забыл о погоне и лениво убрел прочь, зато Амберлину пришлось оправдываться перед соседями и случайными прохожими, почему он, вместо того чтобы сразу проклясть чудище, четыре часа качался на ветру. С того случая Амберлин волей-неволей приобрел репутацию эксцентричного, капризного и на редкость аскетичного волшебника. Кое-кто даже называл его, почти не шутя, Амберлином-философом и сравнивал с легендарными тезками — Амберлином Первым и Вторым, — могущественнейшими после Фандааля за всю долгую историю Великого Мотолама. Не самый плохой результат.
Но Амберлин понимал: рано или поздно презренный Сариманс, выскочка Тралкес и братья Анто сведут воедино то, что известно каждому, да еще этот своевольный созерцатель Диффин кое-что добавит, и тогда он, Амберлин, станет посмешищем Альмери, Асколеза и окрестных стран, самой забавной шуткой года.
