Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз (мир бесплатных книг TXT) 📗
Они шли уже не вдоль большой реки, но взяли правее (стало быть, к югу), чтобы выйти напрямик к Каменному Столу. Да и в любом случае идти прибрежной тропой было невозможно: снега таяли, и мутная полая вода с ревом выступала из берегов — их тропинку наверняка давно уже затопило.
Солнце садилось, воздух порозовел, тени стали длиннее, венчики цветов смыкались, готовясь ко сну.
— Вот мы и пришли, — сказал господин Боббер и повел спутников вверх по склону, на котором то здесь то там росли высоченные дерева, а под ногами пружинил толстый моховой ковер — усталым ногам ступать по нему было очень приятно. И все же — позади-то был целый день пути — на подъеме компания запыхалась. Но лишь только Люси подумала, что без отдыха ей на этот холм не взобраться, как они оказались на вершине. И вот что они увидели.
Они стояли на обширной зеленой площадке. Отсюда, сверху, был виден лес, простирающийся без конца и края на три стороны, а с четвертой стороны, впереди… — там, далеко-далеко на востоке, что-то мерцало и переливалось.
— Гляди-ка, Сьюзен, — восторженно прошептал Питер, — ведь это же море!
Посередине площадки стоял Каменный Стол — огромная серая плита на четырех каменных опорах. Выглядел он мрачновато и, очевидно, был поставлен здесь в древние времена: всю поверхность его покрывали какие-то непонятные начертания, скорее всего, письмена неведомого языка. Только глянешь на них, и становится как-то не по себе. Поодаль был раскинут шатер. И был он великолепен — особенно в лучах заходящего солнца: полотнища стен будто из желтого шелка, шнуры-растяжки пурпурные, а колышки — из слоновой кости. Над ним на высоком шесте развевался штандарт с гербом: красный Лев, стоящий на задних лапах. Легкий морской ветерок овевал лица. Вдруг справа от них зазвучала негромкая музыка, и, повернувшись, они увидели того, к кому шли.
Эслан стоял в центре, а по обе стороны от него полумесяцем располагалась свита: древесные девы и девы речные (дриадами и наядами называют их в нашем мире), у каждой в руке было что-то вроде арфы, и музыка звучала. Помимо них там было четыре больших кентавра: лошадиной своей половиной они походили на фермерских тяжеловозов, а человеческой — на красавцев-великанов. Еще там были единорог и бык с головой человека, был пеликан, был орел и огромная собака. А по бокам от Эслана стояли два леопарда: один держал в лапах его корону, другой — знамя.
А сам Эслан? При виде его и бобры, и люди остолбенели, утратив дар речи. Слишком многие у нас полагают, что доброе с грозным несовместимо. Но каждый из попавших в Нарнию теперь знает, что это вовсе не так. Ибо, взглянув на Эслана, они успели заметить только золотистое сияние гривы и серьезный, проницательный взгляд больших королевских очей, перед которыми все поспешили опустить глаза.
— Давай-ка, иди, — шепнул господин Боббер.
— Нет, — прошептал в ответ Питер, — Вы идите первый.
— Нет, — шепотом возразил господин Боббер. — Животным никак нельзя поперед Адамова сына.
— Сьюзен, а если ты? — шептал Питер, — Даме всегда уступают дорогу.
— Нет. Ты ведь старший — вот тебе и должны уступать.
И чем дольше они перешептывались, тем глупее становилось их положение, и они это чувствовали. Наконец Питер понял, что начинать все равно придется ему.
— Ну, пошли! Только все вместе, — велел он остальным и, приблизившись ко Льву, приветствовал его обнаженным мечом: — Вот… мы прибыли… Эслан.
— Добро пожаловать, Питер, сын Адама, — отвечал Эслан. — Добро пожаловать, Сьюзен и Люси, дочери Евы. Добро пожаловать, бобр и бобриха.
Услышав этот глубокий богатый голос, они как-то сразу успокоились. Безмолвная радость зазвучала в них, и стоять перед Эсланом молча уже не казалось им неудобным.
— А где же четвертый? — спросил он.
— О Эслан, — ответил за всех господин Боббер, — похоже, четвертый решил предать их и перекинулся к Бледной Исдьмарке.
И тут что-то заставило Питера проговорить:
— В этом есть и моя вина, Эслан. Я злился на него, и может быть, моя злость подтолкнула его.
Была ли тут какая вина или нет — этого Эслан Питеру не сказал, он просто стоял и пристально смотрел на него своими большими глазами. И все поняли, что словами тут ничего не скажешь.
Только Люси спросила:
— А как же Эдмунд? Пожалуйста, Эслан… нельзя ли что-нибудь сделать?
— Будет сделано все, что только возможно, — ответил тот. — По это непросто — куда труднее, чем тебе кажется.
Лев опять замолчал. А Люси, глядя на него, заметила, что шинный лик — такой величавый, могучий, спокойный — на мгновение стал печален. Но всего лишь на мгновение. И тут же, тряхнув гривой, хлопнув лапой о лапу («Ох, какие страшные у него лапы, — мелькнуло в голове у Люси, — и как хорошо, что он умеет втягивать когти!»), Лев воскликнул:
— Время! Готовьте пир. Эй, лесные и речные девы, проводите наших гостий в шатер и служите им.
Девочки ушли, а Эслан положил лапу на плечо Питеру — и тяжелой же оказалась эта лапа, даром что бархатная.
— Пойдем, сын Адама, — молвил Эслан. — Взгляни, хотя бы издали, на тот замок, где быть тебе королем.
И вот Питер, все еще сжимая в руке обнаженный меч, вышел бок о бок со львом на восточный край площадки. Великолепный вид открывался оттуда. Солнце садилось у них за спиной, и вся земля Нарнии — леса и холмы, и долы — залита была вечерним светом, и далеко-далеко серебристой змейкой пилась большая река. А еще дальше было море, а над морем — небо и облака, озаренные лучами заходящего солнца. И там, на рубеже суши и вод, у самого устья большой реки, на невысоком холме что-то сверкало. То был замок, а сверкало солнце, отражаясь в стеклах окон, обращенных на запад. Однако Питеру показалось, что не замок то, а звезда, горящая у лукоморья.
— Смотри, человек, — молвил Эслан, — это и есть Кэйр-Паравел о четырех престолах, на один из которых ты воссядешь как законный король. Именно тебе я показал его, потому что ты — первенец, а стало быть, по праву будешь Высочайшим из Четырех Венценосцев.
На сей раз Питер просто не успел ответить — какой-то необыкновенный звук ворвался в тишину. Как будто погудка охотничьего рога, но только мягче.
— Это рожок твоей сестры, — сказал Эслан Питеру тихо-тихо, как будто — не в обиду Льву будет сказано, — промурлыкал.
Питер не сразу сообразил, в чем дело. И только когда увидел бегущих к шатру и услышал, как Эслан, воздев лапу, воззвал: «Все назад! Дайте принцу заслужить рыцарские шпоры», — только тогда он понял и сломя голову ринулся вперед. Страшное зрелище открылось ему.
Наяды и дриады разбегались во все стороны от шатра. Люси бежала навстречу ему со всей скоростью, на какую только была способна; лицо — белее бумаги. А вот и Сьюзен: она, бросившись вниз по склону, подпрыгнула и повисла на нижней ветке дерева, а под деревом стоял огромный серый зверь. Сперва Питеру показалось, что это медведь. Потом он увидел, что зверь похож на большую, даже слишком большую собаку.
То был волк. Он стоял на задних лапах, опираясь передними о ствол дерева, клацал зубами, рычал, и шерсть у него на загривке торчала дыбом. Сьюзен успела уцепиться за вторую ветку, однако одна нога все еще свисала вниз, и клыкастая пасть едва-едва не доставала до нее. Питер удивился, отчего бы сестрице не залезть повыше или, по крайней мере, не ухватиться за ветку покрепче; и вдруг до него дошло, что силы ее на исходе — сейчас она потеряет сознание и рухнет вниз.
Питер не испытывал прилива отваги, наоборот, у него живот подвело от страха. И несмотря на это, он сделал то, что должен был сделать. Он ринулся на чудовище, подняв меч, чтобы ударить наотмашь. Удар не достиг цели. Быстрый, как молния, зверь развернулся на задних лапах — глаза горели, из широко разверстой пасти вырвался злобный рык. Когда бы не чрезмерная злоба, волк не стал бы рычать, а сразу схватил бы врага за горло. Но волк зарычал. И все случилось так быстро, что сам Питер ничего не успел осознать, но зато успел направить меч снизу вверх и со всей силы вогнать клинок между передними лапами — прямо в сердце. А дальше все было как в долгом страшном сне: пасть, ощеренная прямо в лицо, и жар, исходящий из нее, и кровь, и шерсть — Питер старался удержать зверя на клинке, а тот, живой или мертвый, наваливался. Еще мгновение, и мертвое чудовище рухнуло наземь. Питер, с трудом вытащив меч из волчьей плоти, распрямился. Пот заливал лицо и застил глаза. Все тело ломило.
