Другая половина мира - Ахманов Михаил Сергеевич (мир книг txt) 📗
Из всех Шести Кино Раа Дженнак предпочитал Одисса. Не потому, что тот являлся покровителем его Очага, и не потому, что в жилах его текла кровь Хитроумного; причина скорее заключалась в том самом хитроумии, коим Одисс отличался от прочих богов. Стезя разума привлекала Дженнака не меньше воинской, и Одисс был на ней надежным водителем. Этого бога, единственного из всех, он звал так же, как отца, – Ахау, Владыка, хоть остальные божества были, конечно, не менее великими и благосклонными к людям.
Унгир-Брен будто подслушал его мысли. Вытянув руку к каменным статуям, он задумчиво произнес:
– Погляди на них, Дженнак… Много веков назад они явились со Священным Ветром в Юкату, в самую середину нашей благословенной земли… Потом отправились на юг и север, к диким племенам, обучая воинов и охотников письму, счету, ремеслам, выращиванию маиса и многим другим вещам… Они дали нам понятие нравственности, идею божественного; они научили нас ценить прекрасное, они открыли дикарям тайны земли и небес… Воистину они сотворили людей из двуногих животных, вдохнув в них искру неугасимого огня! Но не только это, Дженнак, не только это, сын мой… Ты знаешь, что каждый из Шестерых взял женщин, поделившись с будущими поколениями своей кровью… Затем они возвратились в Юкату, повелели выстроить Храм Вещих Камней и исчезли, оставив на его стенах письмена, высеченные в твердом граните. Каменные книги и капля светлой крови – вот наследие богов, оставленное ими людям! Книги – для всех, кто хочет и может их прочитать; капля крови – для избранных…
Старый аххаль сделал паузу, и Дженнак, нахмурив брови, спросил;
– Зачем ты рассказываешь мне об этом, мудрейший? Я знаю, как возникло учение кинара, я читал Книгу Минувшего, и я..
– Можно смотреть и не видеть, читать и не понимать, – перебил его Унгир-Брен. – И потому я повторяю известное тебе, и любому юноше из Великих Очагов, и каждому простолюдину: боги одарили некоторых из нас своей кровью. К радости или горю – другое дело; но кровь эта течет в наших жилах, в твоих и моих, и мы не похожи на прочих людей Эйпонны. Мы, светлорожденные, живем дольше, много дольше; мы властвуем над своими Уделами, ибо долгая жизнь позволяет накопить мудрость и возвысить сетанну… – Он вздохнул и с печальной усмешкой добавил: – Хотя, надо признать, не всем из нас долголетие приносит пользу. Иных обуревают гордость, высокомерие и жажда власти; иным мнится, что мир должен оставаться неизменным, как во времена их юности, иные же становятся угрюмыми затворниками, потерявшими радость жизни… Но не о них сейчас речь! – Аххаль вновь сотворил священный знак, будто бы отметая мысли о неудачниках и недостойных. – Есть и другие, сын мой, есть и другие – те, кому боги завещали особый дар.
– Ты хочешь сказать… – начал Дженнак.
– …что ты, возможно, унаследовал его. Твои сны – верный признак, известный Посвященным… Так пробуждается второе зрение, дар богов, но лишь Провидцу Мейтассе известно, что принесет он тебе. И сохранится или исчезнет со временем… – Задумавшись, Унгир-Брен смолк, уставившись в пустую чашу, потом потянулся к кувшину и разлил вино. – Ну, во имя Шестерых! Хочешь ты того или нет, но они наградили тебя редкостным талантом, сын мой!
– Да свершится их воля! – Запрокинув голову, Дженнак глотнул. Услышанное не слишком потрясло его; он лишь понял, что видения, приходившие во сне и наяву, не являются признаком душевной болезни. Что ж, хорошо, если так! Никто не в силах отказаться от божественного дара, предопределенного судьбой… Тем более, что не всегда случалось ему гореть в холодном огне, как прошлой ночью; был еще и величественный корабль, скользивший подобно белому дворцу под ясным небом, было и многое другое, столь же интересное и загадочное. Но мысли об этих чудных миражах сейчас отступали перед другим, тревожным и неприятным чувством вины; оно охватывало Дженнака всякий раз, когда он думал о Вианне.
– Так что же ты видел и о чем хочешь поведать мне? – спросил Унгир-Брен, опуская чашу на ковер. – Блуждал ли ты в запредельном мире или сразу вознесся в пределы Великой Пустоты? А может быть, – в его глазах мелькнул жгучий интерес, – ты странствовал за Бескрайними Водами – там, где лежит Риканна, другая часть нашего мира?
Дженнак покачал головой:
– Нет, мудрейший. Я не странствовал – горел… я был привязан к столбу, а под моими ногами разверзлась огненная пропасть… Я не испытывал боли, но страх – страх мучил меня все сильнее и сильнее с каждым вздохом… кажется, я кричал… И еще, – он отхлебнул вина, стараясь успокоиться, – еще, отец мой, там были люди… да, люди в странных одеяниях; они стояли на площади, вымощенной камнем, и глядели на меня… глядели на костер, пожиравший мою плоть. Но я плохо их видел, мешали дым и пламя…
Унгир-Брен погрузился в глубокое раздумье, уставившись на темные воды, похожие сейчас на отшлифованную обсидиановую плиту. Солнце садилось, и над кровлей Храма Записей заиграли яркие закатные сполохи, окрашивая небеса цветом розовых жемчужин; в восточной части небосклона мигнули первые звезды. Подняв голову, Дженнак попытался разыскать синюю искорку Инлада, путеводного светила мореходов и странников, но тот еще не зажег свой огонь.
– Поразительное видение, – пробормотал наконец Унгир-Брен, и поверхность воды в бассейне вдруг полыхнула алым пламенем. – Поразительное! – Пламя погасло, и Дженнак решил, что ему привиделся отблеск вечерней зари. – Я не могу истолковать его, сын мой, – старик повернулся к Дженнаку, растерянно всплеснув руками. – Ты был жив, связан, и тебя, беспомощного, жгли на костре… Странно, очень странно! У варваров-кейтабцев есть жуткая огненная смесь, но они используют ее только в сражениях… Еще хуже пигмеи Р’Рарды, что обитают на берегах Матери Вод и едят человеческое мясо… но даже они не подвешивают над пламенем живых людей! Или тебе привиделась пытка?
– Может быть, – Дженнак пожал плечами. – Однако у нас, в Доме Страданий, обходятся без огня. Плети, веревка, секира… ну, еще водоем с кайманами… вот, пожалуй, и все.
– Ладно, не будем вспоминать о столь неприятных вещах, – старый жрец махнул рукой. – Видел ли ты еще что-нибудь?
– Да, – Дженнак сморщился, припоминая. – Корабль… большой корабль с белыми парусами… без весел, не похожий на наши гребные галеры, на драммары кейтабцев и арсоланские плоты. Высокие борта, высокие мачты, надстройка на корме – словно дворец с плоской крышей… – Он замолчал, пытаясь вызвать в памяти сияющее небо, изумрудную морскую гладь и судно, увенчанное громадой парусов, неторопливо и торжественно скользившее прямо к нему.
– Торговый корабль? – нетерпеливо подсказал аххаль, и Дженнак почти автоматически отметил, с каким напряжением звучит голос старика.
Затрудняясь с ответом, он потер висок.
– Да, было в этом судне что-то похожее… массивный корпус и эта надстройка позади… но парусов больше… три или четыре на каждой из мачт… – Почти непроизвольно он бросил взгляд на поверхность воды в сеноте, и вдруг в ее обсидиановой глубине стремительным фантомом промелькнул грезившийся ему корабль. Брови Дженнака удивленно приподнялись, но смутный мираж уже растаял.
Унгир-Брен шумно выдохнул и что-то пробормотал. Обернувшись к нему, молодой наследник изумился снова: лоб аххаля покрывала испарина, глаза затуманились, будто он выпил сок кактуса из южных пустынь или нанюхался грибов, чей запах погружает в транс. Быстро плеснув вина в стеклянную чашу, Дженнак протянул ее старику:
– Что случилось, отец мой?
– Ничего, – Унгир-Брен принял сосуд недрогнувшей рукой, и это успокоило Дженнака. – Древняя магия кентиога… Я пытался подсмотреть, что ты видишь… там… – он кивнул в сторону бассейна. – Теперь я представляю, каким был этот корабль… Да, Джен, ничего подобного не строили ни в Коатле, ни в Арсолане, ни у нас, насколько мне известно. Разве что на Островах, в последние месяцы…
– Откуда же пришло это видение?
– Не знаю… – Унгир-Брен поднял лицо к россыпи звезд, все отчетливей проступавших на темнеющем небе. – Может, из грядущего, может, из иного мира… одного из тех, что мерцают сейчас над нами за океаном Великой Пустоты… – Он вздрогнул и накрыл руку Дженнака своей сухой горячей ладонью. – Хватит на сегодня, родич. День был длинный, а совет и того длиннее… Иди! Ты устал и наверняка хочешь есть.