Парящий дракон. Том 2 - Страуб Питер (лучшие книги txt) 📗
Глава II
ОГНЕННАЯ ЛЕТУЧАЯ МЫШЬ
1
На следующий день Кларк с любовницей пили непрерывно – как будто они участвовали в соревновании и рассчитывали выиграть главный приз. Начали они с пива – Беркли вынула холодные бутылки из холодильника и открыла банку консервированной ветчины; потом переключились на ликеры (Кларк на "Джеймсон", а Беркли уверяла, что если как следует охладить "Столичную", то она становится приторно-сладкой). К ленчу, состоящему из ливерных сосисок и поджаренного хлеба, Беркли Вудхауз подала бутылку "Шардоне", хотя обычно всегда, даже будучи трезвой, предпочитала коктейли, приготовленные по рецептам, позаимствованным у других. Через некоторое время после ленча Табби обратил внимание на то, что отец и Беркли переносят попойку лучше, чем обычно, и похоже, что они даже пропустят обязательный просмотр телевизора. Такое нередко случалось, и Табби решил потушить в доме свет и отправиться спать. Да, они определенно выглядели менее пьяными, чем всегда: Беркли несколько раз взъерошила ему волосы, а отец первый раз с тех пор, как его покинула Шерри Стилдвен, пошутил.
– Господи, Кларк, – окликнула его Беркли, – я только сейчас поняла, что ты был дважды женат. Могу поспорить, что ты был счастлив с каждой из них не больше чем шесть месяцев.
– Счастье не приносит денег, – сказал Кларк.
Беркли расхохоталась. Табби с удивлением взглянул на отца.
Шутка маскировала ложь, но тем не менее, несмотря на горечь, это все-таки была шутка.
После ленча недолгое просветление закончилось.
Кларк и Беркли отправились в спальню, чтобы, как выразилась Беркли, немного позаниматься "наппи-пу". Игривый эвфемизм заставил Кларка недовольно поднять брови.
– Это означает "трахаться", малыш, понял? "Наппи-пу", собачье дерьмо!
Он подтолкнул Беркли по направлению к спальне.
Табби знал большинство звуков, которые сопровождали любовные занятия отца, и, чтобы еще раз не слышать мычанья и похрюкивания, он ушел к себе в комнату. Двадцать минут спустя Табби с удивлением услышал крики, доносившиеся из спальни Кларка, – обычно они так далеко не заходили. Да и эти крики не походили на обычные, знакомые звуки скотного двора. Табби показалось, что он слышит отцовский плач.
Около двух часов Кларк и Беркли вновь вышли на кухню, где Табби с интересом читал повесть Лавкрафта, найденную в библиотеке. У Беркли под глазами расплылись большие черные пятна, волосы отца спутались, а рот искривила мрачная кривая улыбка.
Беркли отправилась прямиком к холодильнику, вынула из него бутылку "Столичной", наполнила стакан, из которого пила утром, и бросила туда несколько кубиков льда.
– Кларк, – на всякий случай спросила она, – хочешь немного ирландского виски?
– Что еще я могу хотеть? – рявкнул он.
Она молча налила стакан.
Кларк выпил, скривился.
– Не морочь мне голову, – сказала Беркли.
– Назови две убедительные причины, почему мне не делать этого, – пробормотал Кларк.
Табби решил уйти – он подумал, что эти двое жалких людей даже не заметят его ухода. Когда он поднялся по лестнице в свою комнату, то сначала решил, что опять слышит плач отца, но, прислушавшись, понял, что тот кричит. Табби закрыл дверь и крепко заткнул уши. Когда вопли затихли, Табби поставил пластинку "Доктор – внутри" Бена Сидрана и повернул регулятор громкости до упора.
К четырем Табби спустился на кухню за "кока-колой". Кларк и Беркли забыли закрыть холодильник и оставили открытой дверцу морозильной камеры. В раковине навалена гора грязных тарелок. Выпив колу, Табби включил горячую воду и начал мыть тарелки. Беркли заботилась о чистоте не больше, чем о готовке. Кларк же скорее бил посуду, чем мыл ее. Табби перемыл все, что стояло в раковине, вытер руки и отправился в библиотеку. Это была одна из четырех комнат с каминами. Табби обнаружил, что кто-то разжег огонь, используя для этой цели старые газеты; рядом с камином лежала еще одна куча старых газет, видимо для того, чтобы поддерживать быстро угасающий огонь. В пустой комнате работал телевизор. Табби ощутил запах жженой бумаги, виски, и его охватили какие-то печальные и горькие чувства. И за то время, что он стоял в пустой комнате, это чувство горечи стало таким же сильным и реально ощутимым, как запах отцовского ирландского виски.
На мгновение Табби показалось, что стены задрожали и по ним, словно по воде, прошла рябь. Ему показалось, что они все теснее обступают его… Табби отпрянул в угол, вспомнив, что произошло с ним в библиотеке.
Мужчина с глазами цвета чая поднимает ружье:
– Ты должен идти на Фэйри-хилл, парень, вместе с остальными.
Рот пересох, сердце громко стучало.
Если бы он не услышал голос изрыгающего ругательства отца, то, наверное, упал бы в обморок.
Табби пошел на голос отца и увидел Кларка, склонившегося около коричневых занавесок, висящих на окне, – он свирепо смотрел на сына. Кларк неуверенно держал стакан, наполненный до краев темной жидкостью. Волосы упали на лоб, он почти сливался с занавесками: казалось, еще немного, и его не различить. Перед лицом Кларка летало несколько мух. Потом Табби заметил Беркли Вудхауз, лежащую около дальней стены, – юбка задралась, волосы упали на лицо. Она тоже выглядела похожей на привидение – как будто русская водка наполовину растворила ее тело.
– Уходи, – сказал отец. Голос хриплый, осипший.
Табби вышел из комнаты и уселся на ступенях лестницы.
Он был слишком встревожен тем, что произошло с ним самим и отцом, чтобы решить, что же надо делать. Дважды за то время, что он сидел на лестнице, отец проходил на кухню за новой выпивкой. Из библиотеки доносился звук работающего телевизора вперемешку с пьяными громкими песнями Кларка. Камин в библиотеке задымил: Табби чувствовал едкий запах.
– Не моя вина, – услышал он голос Кларка.
До Табби донеслось сухое дыхание камина, и в первый раз он задал себе вопрос: "Зачем отцу понадобилось разжигать его в теплый августовский день?"
Кларк бросил в огонь новую порцию газет; Табби услышал стон Беркли. "Четыре Очага", казалось, заполнила ночь – с тенями, порожденными темнотой и пьяным сознанием. Табби был абсолютно уверен в том, что отец впал в то состояние, когда он уничтожит каждого, кто осмелится помешать ему или ослушаться. Табби вновь вернулся в комнату. Он надел наушники, закрыл глаза и поплыл вместе с музыкой.
Когда через час Табби вышел в холл, то почувствовал, что стало очень жарко – воздух стал сухим, словно в пустыне. Запах пепла и огня подымался к Табби с первого этажа.
Табби подошел к лестнице.
– Пап?
Пьяный, измученный голос донесся снизу – замедленный спиртным, но неутомимый. Табби услышал поскрипывание каминных заслонок в гостиной.
– Пап? Что происходит?
– Ух, – услышал он вздох Кларка. Громкие шаги приближались к подножию лестницы; появился отец, держащий за горлышко зеленую бутылку виски, руки и лицо перепачканы пеплом.
– Зажигаю огонь, вот что. Огонь в каминах "Четырех Очагов", вот что. Чтобы опять согреть этот дом. Ты собираешься помогать?
– Как я могу помочь?
– Принеси дрова из сарая, и побольше. Беркли сожгла все газеты в этих чертовых каминах. Так что займись. Иди и принеси побольше дров.
– Тебе холодно?
– Нет, больше не холодно. Просто я думаю, что так надо.
Глаза Кларка остекленели – они походили на разрисованные кружочки. Серые полосы пепла на лице делали его еще более зловещим.
– Па, ты в порядке?
– Ты пойдешь за дровами или мне заставить тебя? – Лицо окаменело, кружочки глаз уставились на Табби.
Табби медленно спустился по лестнице и прошел мимо отца; он боялся посмотреть на него.
Прудент Монти Смитфилд каждую зиму покупал двенадцать кубометров дров, из них за зиму в "Четырех Очагах" сжигалась в лучшем случае половина. Сейчас распиленные дрова лежали аккуратно сложенные под навесом около длинного забора. Не забыв прихватить веревку, что висела на крюке рядом с дверями, Табби пошел по высокой, густой траве. Он уловил запах дыма, поднял голову и увидел белые клубы, вившиеся вокруг труб на крыше. Превратившиеся в черные лохмотья обрывки газет, кружась, падали на землю.
