Вождь - Норман Джон (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
— Молись Флоону!
Заворочавшись, крестьянин раздраженно взглянул на него.
— Молись Флоону! — повторил фанатик.
И тут же его голова слетела с плеч. Остальные продолжали петь. Крестьянин не хотел умирать так, как они.
Еще один скопец подошел к нему, но вновь не нанес удара. Он отвернулся, смеясь и потрясая баррангом в сторону трибун.
Он не заметил, что крестьянин поднялся на ноги.
Этого почти никто не заметил — все следили, как два карлика катаются по песку, вырывая друг у друга голову. Каждый старался запихнуть ее в свою корзину. Одному это удалось, но как только он отвернулся, другой карлик утащил голову из корзины. Таким сценкам зрители всегда радовались — даже мэр, судья и ее дочь с любопытством наблюдали за возней карликов.
— На колени! — запищал карлик, подбегая к крестьянину и помахивая крюком. Мгновенное движение — и карлик упал со сломанной шеей.
И вновь это почти никто не заметил. Крестьянин попытался разорвать опутавшие его веревки. Крюк карлика лежал на песке, почти зарывшись в него.
Крестьянин уставился на крюк. У него не было лезвия, только острый конец, которым можно было что-либо зацепить, поддеть, и тупой — которым можно было толкнуть.
Крюком можно подцепить узел веревки, но вряд ли удастся быстро порвать или перерезать ее. Если бы у него было побольше времени, если бы за ним не следили, крюк бы мог здорово пригодиться. Даже менее сильный мужчина или женщина смогли бы избавиться от веревок с помощью крюка — если бы им дали время.
Крестьянин вновь напрягся, разводя связанные руки. Веревки глубоко врезались в кожу. Он рванул их изо всей силы и с яростью взглянул на крюк.
Он связан. Он не в состоянии поднять крюк. У крюка нет лезвия, у него нет времени.
Крестьянин упрямо напрягал мускулы. Он был чудовищно силен, а сейчас собрался и напрягся. Для такого сильного человека, как он, веревки были не более крепкими, чем нитки для слабака — но этого никто не знал. Видимо, можно оправдать стражников и дочь судьи за то, что они не знали о силе своего пленника. В конце концов, откуда можно было узнать об этом. Разве такие веревки не выдерживали силу кабанов и жертвенных быков? Что же говорить об обыкновенном человеке? Но крестьянин был необыкновенным, или, вернее, незаурядным человеком.
Веревки могли бы не поддаться ему — их тщательно выбрали, такие, которые с легкостью удержали бы даже сильного, чудовищно могучего человека.
Крестьянин потянул веревки — увы, они держали его.
Подошедший карлик с любопытством наблюдал за ним. Только он заметил борьбу, проходящую посреди песчаной арены. Зрители, другие карлики и скопцы не отрывали глаз от смешных драчунов с корзинами. Карлик не стал подходить слишком близко — он увидел, что его товарищ лежит на песке со странно вывернутой шеей и выпученными глазами.
Крестьянин натянул веревки, выгнувшись назад. Они стали влажными от крови. Одна из них, поддавшись напору, неожиданно лопнула.
(Полагаю, крестьянина не следовало связывать — тогда бы он сдержался, скованный собственной волей, и покорно подставил бы шею под удар барранга. Но ему не дали такой возможности, лишив его внешней свободы. Крестьянин не стал задумываться — в таких случаях он предпочитал принимать решения немедленно. Они не доверяли ему — это дала понять судебный исполнитель. И правда, почему они должны были доверять ему? Они его не знали. Во всяком случае, мы никогда не узнаем, что случилось бы, если бы крестьянина не связали).
Крестьянин налег на веревки. Он чувствовал, как внутри него закипает ярость. Он ясно слышал звук лопнувшей веревки. По веревкам струилась кровь.
Эти веревки могли бы сдержать и кабана, и жертвенного быка… Еще одна лопнула.
Карлик в своей заляпанной кровью одежде ничего не понял — конечно, ему было трудно увидеть, что делает крестьянин связанными за спиной руками.
На лбу у крестьянина вздулись вены, как пыточный венец. Его глаза напоминали глаза зверя.
Итак, в нем просыпалась ярость. Целые войска пугались такой ярости.
Карлик, умное существо, знал, что он в безопасности — или, по крайней мере, убеждал себя в этом. Ведь крестьянин был связан. Тем не менее карлик забеспокоился, почти запаниковал. Он отошел подальше.
Еще одна веревка лопнула, за ней другая.
И тут карлик издалека заметил разлохмаченный, будто покрытый шерстью, свободно свисающий конец веревки. Карлик не понял, была ли веревка непрочной с самого начала или же она разлохматилась недавно, от усилий крестьянина, стоящего по щиколотку в песке, покрытом пятнами его крови.
Из-за пения флоонианцев нелегко расслышать звук лопающейся веревки.
На трибунах зааплодировали, когда два карлика закончили драку и поклонились, вдвоем держась за корзину.
В этот момент карлик, который наблюдал за крестьянином, вскрикнул и побежал к трибунам, указывая назад. Зрители вскочили. Скопцы стремительно обернулись.
Крестьянин стоял на песке; с его окровавленных рук свисали обрывки веревок.
Глава 8
Скопцы не успели даже поднять барранги, когда крестьянин выхватил из песка крюк, оставленный убитым карликом, и бросился на них, как огромный, бешеный зверь, потрясая оружием. Скопцы тонко завопили — их голоса изменились от ужаса и той операции, которую они некогда перенесли. Такой крюк мог впиться в шею и проткнуть ее насквозь, мог пробить яремную вену, которая выплеснет рубиновую кровь — не такую яркую, как артериальная; он мог ударить в глазницу и вонзиться в череп, сокрушить челюсть и врезаться в ротовую полость, разрывая язык. Скопцы попятились и пустились наутек. Крюк разил их в спины, перебивая позвоночники, разрывая кожу, неожиданно обнажая белые выгнутые ребра. Толпа бесновалась. Карлики побросали мерные доски, корзины и даже крюки, которыми могли бы обороняться, прямо в песок, перед почетной ложей. Один из скопцов постоянно оглядывался, став серым от ужаса — в свое время он первым подошел к крестьянину и сделал ложный выпад, едва не пронзив ему живот. Второй скопец, который чуть раньше не задел баррангом шею крестьянина и отошел со смехом, сейчас неуверенными дрожащими руками занес над головой барранг. «Уходи!» — пронзительно закричал он крестьянину и ударил его, но тот отразил удар крюком. Зазвенел металл. Прежде, чем скопец успел приготовиться ко второму удару, крюк вонзился ему в грудь. Крестьянин удерживал скопца на ногах, а тот дико извивался, пытаясь высвободиться. Крестьянин резко выдернул крюк, вытаскивая наружу обломки ребер и месиво легких. Орудие, сотворившее такой хаос, взметнулось в вверх, как нож. Еще один скопец завизжал — тот, который первым убил человека на арене — и изумленно оглянулся, чувствуя, как грозное орудие таранит ему спину. «Он безоружен!» — закричал вожак скопцов, тот, кто вывел их на арену. Но крестьянин уже не был безоружным — взамен крюка, застрявшего в трупе, он держал в каждой руке по баррангу. Скопцы завопили и бросились к барьеру перед почетной ложей. Дважды ударил барранг. «Он обезумел!» — кричали зрители на трибуне: они не понимали натуру крестьянина, не знали, каким может быть человек в ярости. «Бегите!» — заорал вожак скопцов, и те бросились наутек. Служители, прежде невозмутимо стоявшие у Ворот мертвых с граблями в руках, скользнули в ворота и заперли их изнутри, как только заметили, что крестьянин освободился. Они не оставили ему шанса бежать через эти ворота. Кое-кто из карликов улизнул вместе с ними, остальные метались по арене. Один из скопцов дергал ворота перед лестницей, ведущей в почетную ложу. Но ворота заперли сразу же, как только через них прошла судебный исполнитель со стражниками. Двое скопцов были убиты здесь, пока пытались распутать цепи, закрывающие ворота. Третий подбежал туда, где прежде пытался перебраться через барьер флоонианец, пойманный на крюки карликами. Он отбросил барранг и безуспешно пытался вскарабкаться на барьер. Когда скопец обернулся, его глаза выпучились от ужаса, ибо крестьянин неторопливо, но уверенно догнал его и прикончил одним ударом. Крестьянин огляделся. Где-то на арене был скопец, который велел своим собратьям убегать, хотя у них в руках были барранги — вожак, который вывел скопцов на арену и первым поднял свой барранг, повернувшись к ложе мэра. Уловив за спиной едва слышный шорох, крестьянин мгновенно обернулся и метнул барранг. Рассеченный лезвием надвое, рухнул в песок карлик. Крестьянин увидел, что вожак скопцов убегает к центру арены. Казалось, у него иссякли силы, он был не в состоянии поднять свой барранг и волочил его за собой. Крестьянин поспешил за ним, оступаясь на рыхлом песке. Внезапно позади раздался густой рык. Крестьянин оглянулся. Через ворота зверинца на арену выскочил рыжий викот — не слишком крупный, не такой, каких показывают в цирках столиц, но тем не менее опасный. Его шкура местами оплешивела, виднелась покрытая струпьями кожа, под которой проступали ребра. Зверь мотал головой. «Убей! Убей!» — вопили зрители.
