Магия Дерини - Куртц Кэтрин Ирен (версия книг .TXT) 📗
– Я сделаю все, что необходимо, – говорит он сыну, приказав ему зажать в кулак кристалл ширала и закрыть глаза на то время, пока он будет вспоминать его мать. – Закрой глаза и представь ее…
Он говорил, исподволь между слов передавая ему свои мысли, и уже мог различить вычерчивающийся в сознании Дугала сперва на поверхности, а затем проникающий все глубже и глубже сквозь пульсирующие, напряженные защитные поля образ, подобный тому, что он только что вызвал в своем сознании.
– Ее смех был подобен звону серебряных колокольчиков… покой, исходящий от нее, был безмятежен и глубок, как озеро у Шаннис Миер…
Как только его голос смолк, Дункан усилил воздействие и очутился в сознании Дугала, по ту сторону его защит, направляя поток своих воспоминаний сквозь незримые нити в сознание сына, прилагая все силы для того, чтобы канал, связующий их, оставался открытым. Внезапно осознав, что происходит, Дугал отпрянул в панике. И Дункан ощутил, как у его сына перехватило дыхание, словно что-то надломилось в его разуме, и он, притянув Дугала ближе, заставляя его расслабиться, быстро смягчил приступ боли.
Мгновение спустя преграды пали, и Дугал оказался рядом с ним, переживая вновь те счастливые дни, когда Марис была с ними…
Сила чувства, которое породили воспоминания Дункана, огромной волной, противостоять которой ничто было не в силах, прокатилась сквозь разум Дугала, не оставив нетронутым ни одного закоулка, изгнав из его души недоверие и страх. Дункан ощутил мгновение, когда. Дугал сделал свой выбор, и, как только он убрал все преграды, разделявшие его с отцом, устремившийся внутрь поток придал их взаимосвязи новый импульс. Теперь Дункан стремился достичь большего.
Оставив нетронутыми лишь те зоны личного, которые нельзя разделить ни с кем, – то, что касалось его обязанностей священника, чужих тайн, доверенных ему, – Дункан влил в его разум все, что он помнил о том времени, когда он и Дугал потеряли друг друга, переплетая их с немногочисленными и разрозненными, но от этого не менее важными и не менее ценимыми его отцом воспоминаниями Дугала. И Дугал, почувствовав, как это было сделано, с радостью вступил в контакт. (Наследник епископа.)
Другим поразительным примером телепатической взаимосвязи, использованной как лечебное средство в самом широком смысле этого слова, является первый психический контакт Камбера-Алистера и непокорного молодого Целителя Тависа О'Нейлла, описанный в последних главах “Камбера-еретика”. После нескольких неудачных попыток, смирившись с потерей руки, он наконец соглашается на поверхностную взаимосвязь с Камбером, и они соединяют свои руки вокруг зажженной свечи.
/Камбер/ тотчас же столкнулся с защитами. Тависа – сначала медленно и осторожно, затем все увереннее и увереннее, к его облегчению, они стали опускаться, в то время как поверхностные уровни сознания Тависа пришли во взаимодействие с его разумом и более не противились прикосновению Камбера. Он продвигался медленно и осторожно, оставляя присущее Камберу за пределами того, что он намеревался разделить с Тависом, раскрывая лишь касающееся Алистера, стараясь двигаться медленно и осмотрительно, чтобы не испугать Целителя.
К его удивлению, от попыток Тависа укрыться от мысли Камбера вдруг не осталось и следа, все поглотила волна слепого и смиренного доверия. Он инстинктивно проскользнул по ту сторону распадающихся защит, готовый в любую минуту отпрянуть, если Тавис станет паниковать, но успокоившись, позволил себе слиться с его разумом в захватывавшем дух смешении чувств и воспоминаний.
О такой почти безупречной взаимосвязи он мог только мечтать, столь напоминала она ему ту абсолютную радость психического общения с тем, кто не был связан с ним кровными узами родства, которую он испытывал во время своего первого контакта с Джебедия много лет тому назад; то, что он чувствовал сейчас, не могло не вызвать восхищение почти точным соответствием стандартам. Он был ослеплен, каждый поворот вселял в него благоговение и ужас, и это все был Тавис, все это было явью. (Камбер-еретик.)
Еще более ярким примером такого обмена стала телепатическая взаимосвязь Камбера с Джебедия, описанная в последних главах “Святого Камбера”. В отличие от той связи, которую Камбер устанавливает с Тависом, данный обмен представляет собой полную взаимосвязь, затрагивающую все уровни сознания. В течение нескольких месяцев Камбер старается уклониться от этого контакта, наставник михайлинцев был ближе к Алистеру Каллену, нежели кто-либо другой, и не знал о том, что Алистер мертв, а его внешний облик присвоен Камбером. Сделав так, чтобы Камбер был не в силах отказаться без того, чтобы серьезно не подорвать его доверия, Джебедия вынуждает его пойти на этот контакт. Таким образом, в этом столкновении Камбер под чужой личиной обязан не только осторожно восстановить прежние близкие отношения, портившиеся из месяца в месяц из-за отчужденности и постоянного стремления Камбера уйти от серьезного разговора, но и сохранить в неприкосновенности свое второе “я”, все время осознавая, что его тайна должна быть сохранена даже ценой жизни Джебедия. Если ему не удастся добиться его поддержки, михайлинец должен умереть. Камбер начинает с мастерских манипуляций, во время которых показывает свою осведомленность во всех тайнах магии, хотя с легкостью мог бы трансформировать их в полное, доставляющее радость общение равных, результаты которого не мог предсказать ни он, ни Джебедия.
Он уронил руки на плечи Джебедия и сделал так, чтобы тот встал на колено, собирая глубоко внутри себя свою сущность, чтобы то, что составляло в нем Алистера, было замечено первым. Он поднял руку, на которой носил кольцо епископа, поборов сомнение, сжал и разжал пальцы, будто хотел согреть их, – достаточно для того, чтобы глаза Джебедия заметили темно-красный драгоценный камень и напомнили, пусть на самом подсознательном уровне, в чем причина того, что этот обмен не может быть равным.
Он поднес руку к затылку Джебедия и опустил раскрытую ладонь на его уже склоненную голову. Тот тотчас же ответил на знакомое прикосновение, вздохнув, он прильнул к руке Камбера, его ресницы сонно затрепетали, и он стал осторожно раскрываться. Камбер позволил еще немного просочиться тому, что было в нем от Алистера, сквозь нить, которая связывала их, и ощутил, как застыло сознание Джебедия, ожидая ответа. Даже малейшее подозрение не затуманивало прозрачность этого упорядоченного разума.
– Теперь уйди, – тихо сказал Камбер, словно мысль была шепотом, исчерпав то, что он осмелился открыть, используя лишь воспоминания Алистера.
И к его удивлению, Джебедия ушел, приняв разрозненность контакта Алистера за естественную предосторожность, как будто его старый друг пытался установить границы того, что он может разделить с другим оставив нетронутым касающееся его обязанностей.
Он изумился такому простодушному доверию, ненавидя себя за то, что должен обмануть его. Собрав все свои силы в единое целое, мгновенно, без предупреждения он высоко завис и бросился вниз. В его руках оказалось сразу столько, что у Джебедия не было времени даже для того, чтобы понять происходящее. Когда же он осознал что случилось, предпринимать что-либо было уже поздно.
Задохнувшись, он зашатался от боли под тяжестью удара. Его разум содрогнулся, осознавая, что чуждое сознание охватывает его. (Ослепленный физически и психически, он неумело сопротивлялся тем теперь уже отвердевшим путам, отступая перед новыми непрекращающимися атаками, бесплодно пытаясь защититься от навязываемого ему знания, к которому он не был готов, которого не желал, о котором не помышлял, уже не веря, что его разум останется в его власти.
Лишь тело было все еще способно сопротивляться приказаниям Камбера: мускулы воина отзывались в ответ на угрозу, даже когда разум больше не в силах был противостоять. В то время как его разум неистово сражался, его правая рука потянулась к кинжалу, вцепившись наполовину парализованными пальцами в его рукоять, медленно вынимая лезвие из ножен.
