Завораш (СИ) - Галиновский Александр (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt, .fb2) 📗
Внезапно накатило отчаяние.
Разве он мог вообразить нечто подобное, когда брал очередной билет из прорези в стене?
Эта стена, которая находилась в здании Курсора, была металлической, из цельного куска листовой стали. В её центре находилась прорезь — узкая щель, похожая на окошко для писем в почтовом ящике. Время от времени сквозь неё высовывалась карточка из плотной бумаги. На каждой карточке было написано несколько слов: обычно адрес и краткие указания о том, как добраться. Иногда там была нарисованная от руки карта, всегда небрежно выполненная, схематичная, словно кто-то очень спешил, набрасывая все эти линии.
В этот раз Энсадуму досталась карточка, на которой была именно такая карта. Впрочем, указывалось на ней только место, где он мог нанять лодку. И на этом все. Видимо, дальнейшее предполагало участие проводника (так оно и получилось). Чего наверняка не было в повестке — так это того, что добираться до трупа он будет бесконечно долго, а добравшись, едва не погибнет.
В самом начале Энсадум ломал голову над тем, откуда кураторы узнают обо всех этих смертях. Более того — один или два раза он подмечал, что карточку ему выдавали ещё до того, как человек умирал. Несчастный испускал дух, и как раз в этот момент практик поднимал руку, чтобы постучать в дверь.
Значило ли это, что кураторы каким-то образом предвидели смерти?
Энсадум уже давно брёл, едва переставляя ноги. Оторвать ступню от поверхности значило потратить последние усилия. Туман не собирался рассеиваться, а следы повозки давно затерялись среди мелких и крупных камней.
— Кто бы мог подумать, — пробормотал Энсадум и рассмеялся. Смех напоминал треск ломаемых веток, — С другой стороны…
Внезапно он споткнулся и рухнул лицом вниз, едва успев вытянуть перед собой руки.
Удар пришёлся на колени и локти. Тонкая материя штанов лопнула, в запястье что-то хрустнуло, мгновенно утопив сознание во вспышке боли.
Однако Энсадум забыл о боли, стоило ему увидеть, что стало причиной падения.
Это были две прямые, расположенные на земле параллельно друг другу.
Рельсы. Самая настоящая железная дорога.
Наверняка, если смотреть сверху, она была похожа на шрам, прочерченный по иссохшей плоти пустоши. Как часто ей пользовались? Как много поездов вообще покидали стоянку с тех пор, как все начало приходить в упадок? Или они просто ржавели, брошенные на полдороги, и никому не было до них дела? Энсадум пытался вспомнить, видел ли он железную дорогу на карте, и если да, то куда она вела?
Металл был ржавым. Сохранились только сами рельсы, шпал не было видно. То ли сгнили за столько лет, то ли их попросту засыпало грунтом. Энсадум разглядывал покрытые коррозией болты в палец толщиной, скрепляющие рельсы. Многие из них стали настолько хрупкими, что могли лопнуть в любой момент. Хотя, кого это интересовало? По этой железной дороге тридцать лет не ходили поезда и вряд ли пойдут снова. Во всяком случае, Разрушение не оставляло шансов ни единому механизму, даже самому простому. Смерть механизмов была окончательной и бесповоротной.
Поднявшись с земли, Энсадум посмотрел в направлении, куда уходили рельсы. Они начинались у границы тумана по левую руку и исчезали в тумане справа. Возможно, если двигаться по ним всё время, то был шанс прийти в ближайшее поселение. Ведь раньше именно железные дороги соединяли города.
Конечно, всегда оставался шанс просто бродить кругами, ведь пути имели свойство пересекаться, расходиться и вновь сближаться.
Чувствуя все нарастающую головную боль — верный признак того, что с ним пытается связаться куратор, Энсадум опустился на рельсы.
Не раскрыть сознание на этот раз было невозможно.
Энсадум закрыл глаза, чувствуя, как в его голову проникают чужие мысли. Поначалу они состояли из статичных образов, слишком хаотично подобранных, чтобы это было неслучайным: река, дом, луна в небе, чья-то сгорбленная спина, острый камень, округлый предмет, похожий на фрукт или макушку головы. Постепенно поток образов иссяк, а из темноты возникло лицо куратора. Им оказался незнакомый мужчина в возрасте. На его голове была высокая шапка из красного бархата, шею украшала цепь из переплетённых между собой колец — знак Алхимиков крови.
На этот раз Энсадум не стал прерывать контакт. Возможно, кураторы могли помочь ему выбраться из этой глуши. А ещё, как оказалось, ему нужно было видеть перед собой человеческое лицо. Особенно важно это было сейчас, когда он оказался в одиночестве посреди ничего.
Куратор заговорил, но до слуха практика не донеслось ни звука.
Куратор продолжал говорить, пока по отсутствию реакции с противоположной стороны не догадался, что его не слышат. Поняв это, он принялся жестикулировать, но и из этой попытки ничего не вышло. Тогда он оборвал контакт. К счастью, на этот раз, покидая чужое сознание, алхимик не стал швыряться своими обычными ужасами. Энсадум был благодарен ему и за это.
Разлепив тяжёлые веки, он понял, что не оглох. До его слуха по-прежнему доносились звуки: скрип камешков под подошвами, звук собственного дыхания. Но был и другой — неожиданный и странный шум, приходящий из-за границы тумана. Постепенно звук усиливался. Что-то приближалось.
Звук был ритмичным, повторяющимся. Тук-тук. Тук-тук.
Парные удары, как будто кто-то забивает гвозди. Первым ударом он примеряет точность попадания, вторым загоняет гвоздь до половины. Однако даже звук забиваемых гвоздей будет отличаться, пусть и незначительно: зависит от материала, даже от того, насколько точно боек молотка попадёт по шляпке… Энсадум знал, что ничто в природе не могло бы издавать настолько однообразный шум. Пожалуй, это было под силу механизмам, и он даже мог припомнить автоматы, которые звучали похоже… Однако ничто из этого не объясняло, каким образом некий механизм, устройство, конструкция или приспособление все ещё могли функционировать.
Порыв ветра принёс запах. Тот самый, который Энсадум не чувствовал уже очень давно, со времени детства.
А затем внезапно туман расступился, и из него показался…
НЕ ОТКРЫВАЙ ГЛАЗА
Спитамен оказался в темноте.
Главное правило: если попал в такое место, лучше не двигаться и ждать, пока глаза привыкнут к мраку. Из опыта он знал, что абсолютной тьмы не бывает. Разве что на дне могилы, но до этого пока дело не дошло.
Спитамен прислушался. Сверху доносились какие-то звуки: звон посуды, то же цоканье, что он слышал до этого, скрип половиц. Дверь по-прежнему была закрыта.
Интересно, заперта ли она?
Однако подниматься по лестнице и проверять ему почему-то не хотелось. Вместо этого Спитамен спустился ещё на несколько ступеней вниз. Его рука при этом не отрывалась от перил.
Вскоре ступени кончились. Он оказался на ровном земляном полу, на удивление плотно утрамбованном. К тому времени смог различить силуэты впереди: несколько колонн, поддерживающих тяжёлые балки потолка, узкое окно, за которым было значительно светлее.
Все дома в Завораше строились таким образом, что подвалы в них оказывались вровень с мостовой. Сквозь окна, расположенные на уровне земли, сюда попадало достаточно дневного света, а через небольшие прорези между ними — и воздуха. Подвал должен непременно хорошо проветриваться. Это правило усвоили ещё предки заворашцев, впервые столкнувшиеся с белым тленом. Так назывался особый вид плесени, появлявшейся на стенах и внутри зданий. Самое странное заключалось в том, что плесень вроде как была живой: её отростки проникали глубоко в камень, дерево и живую плоть.
Впервые белый тлен обнаружили столетие назад. Плесень просто появилась на стене одного из домов. В следующие несколько дней она поглотила здание целиком. К несчастью, в доме ещё оставались люди. Когда дверь открыли, обнаружилось, что внутри все было покрыто белым пухом. Плесень была повсюду: на полу, стенах, потолке, мебели. Нашлись и тела хозяев. Они выглядели как пара поросших белой шёрсткой пушистых кочек…
