Темный путь (СИ) - Кос Анни (книги хорошего качества txt) 📗
Йорунн тоже спала неспокойно, волосы ее разметались по подушке, слабый лунный свет из окна бросал на лицо бледные тени. Лид аккуратно присел на край кровати и положил руку на плечо сестры. Та, почувствовав прикосновение, вздрогнула и проснулась.
— Лид? Что ты тут делаешь? — сонно пробормотала она, кутаясь в покрывало и подтягивая колени к груди. — Разве уже утро?
— Нет, ночь только в середине, — конунг убрал руку, чтобы не пугать сестру. — Но мне стало беспокойно за тебя, решил проверить, как ты.
— Мне снился сон, — сонно ответила она, — дурной и долгий. Хорошо, что ты пришел.
— Мне тоже снился кошмар.
Йорунн отметила, что черты лица брата слегка искажены смятением и печалью. Встревоженно она провела пальцами по его щеке, убрала за ухо непослушную русую прядь волос.
— Посидим немного вместе? — тихо предложила она. — Как в детстве.
— С удовольствием, — по лицу брата скользнула легкая улыбка.
— Забирайся, — Йорунн подвинулась, освобождая место. — Знаешь, мне гораздо спокойнее, когда ты рядом. А что тебе приснилось?
— Ты — неожиданно ответил Лид и Йорунн с удивлением поняла, что в его глазах плещется тщательно скрываемый страх. — И я. И буря, которая рушила все кругом. А потом нас с тобой словно оторвало друг от друга и понесло в разные стороны.
— А эта буря была в степи? — осторожно уточнила Йорунн. — Пылевая буря, как бывает летом, но гораздо сильнее?
— Откуда ты…? — изумился конунг. — Мы же не могли видеть этот сон оба? — полувопросительно, полуутвердительно воскликнул он. — Опиши, что было дальше!
— Земля под ногами проваливалась, было очень страшно. Мы с тобой стояли очень близко и держали друг друга за руки. А потом нас разделило, как будто ветром в разные стороны потащило.
— И я потерял тебя из виду, — хмуро закончил Лид. — Скажи, ты видела что-то подобное прежде?
— Нет, ни разу, мне вообще кошмары редко снятся. Как думаешь, почему мы видим один сон на двоих?
— Не знаю, сестра, не знаю, — тихо сказал Лид, крепко сжав ее руку. — Но будь аккуратна. Сердцем чувствую, что-то должно произойти очень скоро.
Йорунн непонимающе моргнула и прижалась щекой к плечу конунга.
— Я никогда не оставлю тебя, брат. Ни по своей воле, ни под принуждением. Буду рядом столько, сколько потребуется.
— Спи, родная, — Лид погладил ее по волосам. — Спи, пока есть время. Я буду охранять тебя вечно, — тихо прошептал он, глядя, как закрываются ее глаза.
Вокруг них сгустилась и застыла ночь, пронизанная блеклым светом заходящей луны. На какое-то мгновение Лиду показалось, что браслет на руке Йорунн мягко пульсирует еле заметным светом, но додумать эту мысль конунг не успел — сон сморил и его.
10. Смутные времена
Сегодняшний день вымотал Халу до состояния, когда хочется только одного: развернуться и ускакать за горизонт, послав в бездну всякого, кто осмелится подойти к третьему всаднику дворцовой стражи ближе, чем на полет стрелы.
Утро не предвещало беды и началось вполне мирно. Как всегда на рассвете запели петухи, как всегда Хала поднялся и быстро привел себя в порядок. Уже около полугода у него была своя комната прямо во дворце. Пусть небольшая, пусть окна ее выходили на задний двор и были маленькими, но это была по-настоящему его собственность.
Впервые за всю жизнь молодой человек не делил спальню ни с такими же сиротами, что жили, как и он сам, в приюте Храма всех Богов, ни с товарищами по службе, которых он обрел в Витахольме. Теперь в его распоряжении была широкая кровать, сундук для одежды, несколько полок для личных вещей, пара кресел и стол для книг. Возможно, кому-то обстановка в комнате показалась бы небогатой, даже аскетичной, но третий всадник дворцовой стражи не был избалованным и привык к простоте.
Покинув комнату, Хала привычно отправился в сторону кухни, где уже вовсю пыхтели печи, булькала вода в кастрюлях, пахло суслом и свежим хлебом. В такое раннее время никто, кроме слуг, еще не суетился, все только начинали просыпаться, но Хала следовал привычке, приобретенной при храме: в это время начиналась первая утренняя служба, и все воспитанники должны были присутствовать на ней.
Одна из поварих, милая полноватая женщина средних лет, заметила его и тут же поставила на стол две тарелки. В одной была щедро пересыпанная сухими грибами ароматная каша, на второй лежал свежий хлеб, еще теплый после печи. Вслед за этим на столе оказалось белое масло, кувшин воды, настоенной на травах, и несколько ломтей холодного мяса. Хала втянул носом дразнящий аромат и блаженно улыбнулся, а затем принялся за еду, молча слушая разговоры на кухне.
Сегодня кухонная прислуга обсуждала две новости: вчерашнюю драку, которую затеяли на улице пришлые люди, и странную речь, которую произнес один странствующий жрец, невесть как пробравшийся в Витахольм. Нет, разумеется в городе было множество странствующего народа, торговцев, бродячих музыкантов, наемных воинов или просто любопытных, но таких, как этот жрец, не видели уже давно.
— Он сам похож на лесное чудище, — рассказывала одна служанка, тщательно вымешивая тесто на столе и щедро подсыпая его мукой, — в шкурах, лохматый, руки как те корни, что повылазили из земли после дождя: кривые и черные от грязи. Шапка на волосах, такая, что и глаз не видно. И говорит он странно, как булькает, и все время под ноги смотрит. И палкой своей корявой тычет везде, будто собак разгоняет. А уж говорит-то…. и слушать гадко такое.
— Что говорит? Чего ему тут надобно? — не поворачиваясь от большого котла спросила другая женщина. Она была новенькой на кухне, готовила прилично, а потому ее поставили одной из помощниц главной кухарки. Хала не знал еще ее имени и про себя называл ее “цветочной” из-за любви к вышитым цветами передникам. Почти не поворачивая головы, она нащупала на столе коробку с травами и стала добавлять что-то в котелок, усердно размешивая еду и постоянно пробуя ее на вкус.
— Недоброе говорит, и странное. Говорит, что все мы неправильно живем, что позабыли себя и богов, что путь нам только в огонь да в искупление. И что есть еще время одуматься, скинуть ложных правителей и последовать путем праведным.
— А путь этот, стало быть, он и покажет? — хмыкнула старшая повариха. — Да за пару медяков небось?
— Про то не знаю, — поджала губы первая служанка, — не слыхала. Только не понравилось мне это. Я чту богов, и господина Лида чту, а до него — Канита, а как же иначе? И семья моя лиха не делает никому, так что мы искупать должны?
— Не слушай ты его, видимо, всю жизнь под пнем просидел, вот и умом потемнел, — утешила ее та, что возилась с травами.
— А еще что говорил тот лесной кликуша? — поинтересовалась старшая повариха.
— Много чего, но я не стала слушать. Люд около него странный собираться начал. Всё больше бродяги немытые да лентяи, кому дела настоящего нету, языки бы почесать.
— Да, такие и станут слушать, а потом еще повторять начнут. Вот принесло дурака нам на голову. И как таких в город пускают, — пробурчала толстуха и стала вынимать из печи пироги. — Готовы, можно новые ставить.
— А та драка, ну в харчевне которая, она из-за чего началась? — спросила главная кухарка, когда женщины начали вдвоем раскатывать по столу тесто, и Хала сдвинулся к краю, чтобы не мешать им.
— Мне зеленщик сказал, что из-за пришлых драка-то и началась, — охотно поделилась “цветочная”. — Приехал откуда-то отряд целый, то ли восемь их было, то ли десять. Без командира, но видно, что к оружию привычные. Все сильные, неразговорчивые, в одежде боевой, один, говорят, с топором, как ты с вилкой, легко обращается. А в харчевне как раз наши гуляли, торговцы, что мясо возят. Котлиг, Фрего и их подмастерья. Те еще балагуры и пьяницы, а тут как раз сделку провернули какую-то. Ну в общем не знаю, то ли они над теми пришлыми потешаться стали, то ли пришлые первыми начали, но скоро у них от слов до дела дошло. Торговцы кричали, что нечего в зал к порядочным людям сброд при оружии пускать, а те в ответ сказали, что порядочных людей тут не видят. Ну, вы же знаете Котлига, он и трезвый нравом крут и на язык несдержан, а тут еще и вино в голову ударило. В общем драка вышла. Пришлые-то наших разметали в итоге, но тут стража городская подошла, разбираться не стали, всем досталось. А трактирщик, весь от страха зеленый и трясущийся, потом до полуночи объяснял, что там к чему.
