Львы и Сефарды (СИ) - Ив Анастейша (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
Кайтен покорно кивает, берет ключ и направляется к двери, но снова останавливается, чтобы посмотреть на нас. На этот раз его взгляд направлен на Малкольма.
— Адмирал, — говорит он тихо. — Я знаю этого человека?
Деверро недовольно хмурит брови.
— Я кому сказал идти?
— Но, Аделар…
— Ступай.
Советнику ничего не остается, как скрыться за дверью. Я вижу, как напрягся Малкольм. И ловлю искру скрытого торжества во взгляде Аделара. Похоже, между ними пробежала кошка. Похоже, эта кошка умудрилась проскользнуть между Мэлом и всеми, кого он встречает на своем пути. Воздух словно искрит от напряжения. Я понимаю — эти двое буквально силой держат себя в руках. Дай им волю — они набросятся друг на друга, и живыми из этой рубки точно не выйдут оба. Второй Стерегущий явно превосходит Первого. Он был бы глупцом, если бы не осознавал этого. И еще большим глупцом — если бы не захотел воспользоваться этим превосходством.
— Я проведу вас вниз, в подземелья под Дредноутом, — говорит Деверро, так что я догадываюсь: Дредноут — это корабль, на котором мы находимся. — Нельзя, чтобы его видели слишком долго. Маскировка — наше все.
Малкольм сидит, поддерживая вывихнутую руку, и отрешенно смотрит в стенку, а потом переводит взгляд на меня. Я чувствую и вижу — он растерян. Он в недоумении. Он напуган. Я украдкой улыбаюсь ему. Я хочу, чтобы он знал — я рядом. И пускай загадочный магнетизм Деверро постепенно проникает сквозь меня, я буду верна обещанию. Линии дорог текут к нему — не к Аделару. Так было, есть и будет. Так должно быть.
Я помогаю Малкольму встать. Деверро молча открывает дверь, за которой только что исчез Кайтен, и смотрит, как мы проходим. За дверью — узкая темная лестница, освещенная только тусклыми светильниками на бордово-красных стенах. Лестница уходит далеко вниз. Я даже не вижу, где она заканчивается. Малкольм отдает костыль мне и осторожно берется здоровой рукой за перила. Деверро стоит за спиной и даже не думает помогать. Такое впечатление, что он любуется. Ему нравится наблюдать за беспомощностью Малкольма. Человека, которого он назвал братом. И я не понимаю, что здесь происходит. Даже не пытаюсь понимать.
Малкольм с горем пополам преодолевает ступеньки. Я иду сзади, процессию замыкает Аделар. Он молчит, но даже в этой тишине я не осмеливаюсь ничего сказать. Не знаю, почему это так страшно. Он не похож на Кресса, но, черт возьми, в его присутствии я не нахожу себе места. Вокруг царит запах смолы и мяты. Я вдыхаю его так, что хочется закашляться. Вспоминаю запах дома, совершенно не похожий на этот. Дома больше нет на карте. Нет на карте и лагеря Гончих с их Залом хроник или Плато судеб. Нет и Дредноута. Куда бы мы ни бежали — нас нет на картах. Нигде нет наших координат, ориентиров, указателей. У звезд и то есть свои места прописки, пусть они уже давно сгорели. А мы живы, но без причала, без пристанища, без крова. Куда бы ни бежали — из одной тюрьмы в другую. Только точка отсчета — и точка назначения. Это все, что нам отведено.
Малкольм — точка отсчета, Вик — точка назначения. Это как знание свыше. Когда мы найдем его, круг замкнется, и мы начнемся заново. Все остальное — игры в силу, все остальное — мишура… Я смотрю Мэлу в спину, я иду за ним. На самом деле я всегда иду за ним. Так уж сошлось, что линии дорог неразделимы. Случилось бы такое, встреться мы в другое время, в другом месте, в других обстоятельствах? Были бы мы теми, кем есть сейчас? Мы спускаемся ниже и ниже, но у меня такое чувство, будто мы взлетаем. И я не знаю, что ждет нас на этой высоте.
— Много вас сейчас? — спрашивает Малкольм, осмелившись нарушить тишину.
— Мы давно уже не считали, — говорит Деверро из-за моей спины. — Настоящих эшри осталось слишком мало. Все женщины да дети. Поколения подрастают, но лишь некоторых мы обучаем тому, что знаем сами. Не все достойны этого. Из достойных — только Кайтен и еще несколько таких же.
— А многие приходят на огни? — интересуюсь я.
— Сейчас — довольно редко, — признается он. — Нас превратили в легенду. Легенду, которую рассказывают своим детям Гончие — но те даже не осмеливаются выглянуть за пределы лагеря без приказа своих Королев. Из аутентов появляются лишь единицы, и те — на время. А сефардов мы уже сто лет не видели. Они не добираются. Не верят.
— Данайя поверила, — отзывается Малкольм, не оборачиваясь. — Эта лестница когда-нибудь закончится?.. Она поверила, — продолжает он, и больше всего на свете мне сейчас хочется увидеть блеск в его глазах. — Поверила в слова умирающей подруги, когда та сказала, где искать мальчишку. Поверила в слова Королевы-Гончей, когда та пообещала не убивать меня в обмен на клятву. Поверила в ее рассказ о Стерегущих. Поверила в твои сигнальные огни.
— Она поверила в тебя, — вставляет Аделар, не давая мне опомниться. — И это — только лишь твоя вина.
Лестница наконец обрывается. Я вижу дверь, над которой висит тусклый светильник. Аделар снимает его и открывает дверь, а сам выходит вперед. Я снова не могу понять значения его слов. Все вокруг твердят, что Мэл — пропащий, что связываться с ним — гиблое дело, что те, кто связался, пожнут беду. И это — единственное, во что я не могу поверить. Я верю в кое-что другое. Я верю, что теперь мы не пробьемся друг без друга. Что мы погаснем, если нас вдруг разделить. Что даже спасение Вика теперь зависит от нас двоих. Стерегущие должны были тоже верить в это, но что-то развело их друг от друга. И я боюсь той силы, что вдруг может развести нас с Мэлом. Мы бредем по коридору все дальше и дальше, и паника подкатывает к горлу. На самом деле я боюсь всего этого. Боюсь, что мы не устоим, что разойдемся по воде кругами, что жизнь разгонит нас, ворвется черным вороном и разлучит. Тогда все это потеряет смысл. Тогда прервутся линии дорог.
Мой погасший факел все еще у меня в руке. Промокшая одежда липнет к телу. С волос льется вода. Капли со звоном падают на каменный пол, и гулким эхом отзываются шаги. Пожалуйста, пускай все это будет сном. Я ненавижу этот запах, запах смолы и мяты, и мне отчаянно хочется плакать. Я ненавижу также запах дыма — он напоминает о потере. Такого запаха, как в доме, больше нет нигде, и мое сердце это понимает. Мое сердце покрыто шрамами. Я не дам никому вскрывать их и выворачивать наизнанку. На самом деле меня все уже достало.
— Малкольм, ты неважно выглядишь, — снова подает голос Аделар, и мне хочется рассмеяться в голос: как еще, черт возьми, должен выглядеть человек, рухнувший с высоты в неизвестно сколько локтей на голые скалы? — Тебе нужно отлежаться. Иначе разговора не получится.
— Мне не о чем с тобой разговаривать, — отзывается летчик все тем же тоном человека, которого все достало. — Ты можешь просто взять и оставить нас в покое? Или обязательно устраивать допрос с пристрастием?
— Женщину я, разумеется, оставлю, — говорит Деверро. — А что касается тебя… Мэл, мы не виделись несколько лет. Старые друзья обычно беседуют при встрече. Или в Азардане с этим как-то по-другому?..
Малкольм резко останавливается. Аделар — тоже. Поворачивается к нему. Несколько мгновений они смотрят друг на друга.
— Друг, называется, — произносит Мэл тихо и злобно. — И где ты был пять лет назад? В тот самый день?..
Аделар молчит.
В его глазах — ни капли жалости.
— Да будут долги дни твои, Деверро, — продолжает Малкольм еще тише и подходит к Стерегущему почти вплотную. — Да будут вечны. Без меня.
Он забирает светильник. Деверро не сопротивляется. Я вижу в его взгляде то же спокойное превосходство, какое было в глазах у Анги, когда я сбила ее с ног на Плато судеб. Я вдруг понимаю: Малкольм все здесь знает. Замешательство прошло. Теперь они на равных.
— Барабаны Госпожи, — говорит вдруг Аделар. — На этот раз тебе не скрыться. Ты ведь не знаешь, кто она?
— Катись во мрак вместе с Госпожой и барабанами, — бросает Малкольм жестко. — Я больше не желаю тебя слушать.
Я стою между ними. Свет теперь в руке Мэла, и логично, что я пойду за ним. Но в то же время чаша весов чуть качнулась в сторону Деверро. Я понимаю — ему есть что рассказать. Что-то явно здесь не так. Как будто я выбираю, кому доверять. Но на самом деле все не так мрачно — я всего лишь выбираю, кто из них может дать мне больше знания. Свет как будто преломляется, освещая лицо Мэла, и я понимаю, что совсем его не знаю. А вот Деверро знает. И это сейчас важно. Слишком важно, чтобы упускать.
