Разрушители. Дилогия - Сыромятникова Ирина Владимировна "tinatoga" (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
И мы пошли за надсмотрщиком, лениво поигрывающим не какойто там пошлой плеткой, а костяным жезлом, словно бы рассыпающим алмазную пыль. Я с ходу распознал в этой штуке заряженное магией стрекало. Желание бузить издохло не родившись. Случилось мне както получить по руке чемто подобным, еще до того, как мы стали Разрушителем. Непередаваемые ощущения и – не малейших следов на теле, а достает, между прочим, метров за пять. Не любят здесь говорящую мебель! А может, догадываются, что не правы, и заранее боятся.
Мастер Джасат в два счета пробил дорогу сквозь рыночную толчею (такого попробуй, не пропусти!) и повел нас к дому хозяина. Рассмотрев немного живой южный город, я не мог сдержать вздоха разочарования. Какое убожество! Заборы и ворота, заборы и ворота, узкие кривые улицы без тротуаров и сухая желтая пыль. Одним словом, деревня в камне. Большинство горожан носило хламиды из простого беленого холста (в Арконате из такого мешки шьют), два раза встречались господа, одетые чуть более нарядно и в сопровождении охраны, без доспехов, зато с аляповатыми пучками цветной шерсти, примотанными к древкам копий. Ни быков, ни лошадей, грузы местные переносили вручную или везли на ослах. Один раз надсмотрщик шуганул с дороги парочку абсолютно голых нищих. Просто трущобы какието, а не город! Может, все богатство прячется внутри домов? Типа, традиция такая – никому не покажу, ну, или воров боятся.
Господин Сиваши жил в получасе ходьбы от рынка (интересно, как тут считается круче – близко или далеко?). Во дворе у купца располагался склад живого товара. Ничего похожего на барак, наверное, при здешней жаре стройка была бы пустой тратой денег. Большие деревянные клети под тростниковым навесом, в каждой – человек по пятьшесть, мужчины и женщины отдельно, вместо кроватей на голой земле какието циновки и жалкое подобие одеял, удобства – в ведре. Нас с Третьим посадили в разные загоны. Свободных не было, вероятно, купец почти собрал очередной караван. Ловко Йокабе подгадал со временем! Мне выдали подстилку, одеяло и деревянную чашку (пустую). Я решительно занял дальний от параши угол клетки. Старожилы посопели сердито, но спорить не стали. Еще бы нет! Здесь, конечно, не Арконат, людишки покрепче будут, но все равно я стоя у любого макушку вижу. Порода, блин. Больше ничего не происходило, знакомиться никто не рвался. Мда.
Следующая неделя заставила меня усомниться в том, что рабство – это грех. Нас не били, кормили, раз в день выводили размять ноги и не напрягали вообще ничем, кроме гигиены – попытки гадить мимо ведра охрана пресекала. Из полусотни человек на тумаки нарвался только Третий, требовавший выдать для питья чистой воды вместо травяного отвара, от которого все становились вялые и сонные. Дурачок, ему бормотуху бесплатно наливают, а он кобенится. Что он будет здесь делать бодрый и злой? Прыгать по клетке, показывая надсмотрщикам язык? Лично меня раздражала только пахучая травяная сечка, которой посыпали землю в загонах, вероятно, от вшей. Лучше бы помыться дали.
Наверное, мы были последней стоящей покупкой, на большее купец не рассчитывал и начал собираться в путь. Сборы проходили стремительно. С вечера во двор загнали фургон, и сразу стало очень тесно, затемно домашние рабы натаскали в повозку мешков с крупой, бочонков с водой, кучу бархатных подушек и два глиняных кувшина. С первыми лучами солнца товар вытащили из клеток и пристегнули ошейниками к длинной ветвистой цепи, одним концом закрепленной на фургоне. Последними во двор завели животных: фургон полагалось тащить четверке ушастых зверей, в которых мое второе я признало мулов, восемь лошадей предназначались надсмотрщикам, господин Сиваши предпочел ехать в повозке, а не трястись в седле. Под суровым взглядом хозяина навели последний марафет, Джасат лично настучал мне по рукам и в два счета научил вязать этот белый кулек на голову, вроде как защищающий от солнца. Мы двинулись на выход. Уже за воротами к каравану присоединилась еще одна повозка и дюжина копейщиков. Ни фига ж себе! В Арконате с такой помпой возили только орденскую казну. То ли мы такие дорогие, то ли дорога такая опасная…
По началу, шли медленно – не такто это просто, такому количеству людей шагать в связке. Потом приспособились и начали получать удовольствие – неделями сидеть в загоне любому надоест. Задав кому надо наводящие вопросы, я без труда узнал, что прямо к побережью караван не пойдет. Сначала следует пересечь земляной вал – оборонительное сооружение давно забытой эпохи – отделяющий свободные земли от храмовых, а затем выйти к верховьям судоходной реки и попасть в порт. Там нас посадят на баржу и без лишних затей сплавят вниз по течению. Комфорт обеспечен! Нужно только немного поработать ногами.
Путешествовать с работорговцами мне понравилось намного больше, чем с дикарями: идешь себе налегке, из поклажи – одна подстилка, в самые жаркие часы – привал, регулярные остановки для того, чтобы напиться и облегчиться. Опять же, лагерь по вечерам устраивать не тебе. И все бы ничего, если бы не облака вони, через которые время от времени проходил караван. Надсмотрщики морщились и материли когото безымянного, несколько раз прозвучало непонятное слово «шудры». На третий день господин Сиваши отдал приказ, и нас заставили идти намного быстрее, словно возникла нужда догнать и перегнать когото. Бегать с руками на поясе оказалось непривычно, но мне, полюбому, ничего не угрожало – скорость группы определяется по слабейшему. И самыми слабыми тут окажутся бабы – я и прежде телом крепок был, а после блуждания по горам вообще стал… ну да, олень, однозначно.
Сильно напрягаться не пришлось – еще до вечера мы догнали источник жуткой вони. Этот караван разительно отличался от нашего – повозок в нем не было, все свои шмотки, еду и овес для лошади хозяина рабы тащили на себе. Толпа грязных и тощих людей разного пола и возраста, плотно связанных веревками, плелась вперед из последних сил, заставить их прибавить шагу не могли ни окрики, ни плети надсмотрщиков. С криками и руганью доходяг согнали на обочину, и наши охранники прогарцевали мимо, презрительно сплевывая на головы шатающихся от изнеможения носильщиков. Под плотным слоем пыли, пота и крови невозможно было рассмотреть лиц, но мне показалось, что в этих людях есть чтото неправильное – пропорции конечностей, форма суставов, бугры и наросты там, где их, по идее, не должно было быть. Что за фигня?
Сосед по цепи, уже вполне оправившийся от действия зелий, охотно открыл мне глаза на происходящее (после стольких дней безделья люди становятся невероятно болтливыми). Тутто я и понял, что имел в виду Йокабе, напирая на надежность купца. Оказалось, что мы были своеобразной элитой говорящей мебели – люди без уродств, диковинка по местным меркам. Большую часть рабов составляли «шудры» – несчастные жертвы дикой магии. Не очерченная Границей, Пустошь рождала таких в изобилии, и дорога у них была только одна. Явных калек убивали сразу после рождения, а всех достигших четырнадцати лет раз в год предъявляли Смотрителям для поиска «недопустимых извращений человеческой природы» (деяния достаточно сомнительного, потому что полностью здоровых людей тут не было вовсе). Одновременно взимались всевозможные подати и налоги. Не сумевший заработать или купить заветную метку на весь следующий год оказывался законной добычей любого, кто накинет ему на шею веревку. Собственно, тем ловцы и жили.
По эту сторону вала шудры стоили дешево и продавались по головам. Маршбросок через раскаленную долину был своеобразным экзаменом, после которого раба признавали достаточно здоровым, чтобы отработать потраченные на него деньги. Без этой «пробы» торговцы даже не тратились на охранные чары, потому что в неудачные годы могли потерять до половины своего товара. Вся оставшаяся жизнь простых рабов была лишь немногим легче дороги смерти – они работали до тех пор, пока не падали замертво, до старости не доживал никто. Зачем? Испятнанные проклятьями земли всегда порождали достаточно новых шудр. И что самое забавное – все, даже шагающий рядом со мной раб, считали такое положение вещей правильным и даже ставили его Вечным владыкам в заслугу, потому что в отсутствии Границы других способов оградить себя от вырождения у людей не было.
