Имя ветра - Ротфусс Патрик "alex971" (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Я спрашивал о моей кузине.
Трактирщик покачал головой.
— Она не возвращалась. И скатертью дорожка дурным гостям, вот что я скажу.
— Принеси мне хлеба, фруктов и любого готового мяса из кладовки, — сказал я. — И бутылку авеннийского фруктового вина. Земляничного, если есть.
Он навалился на стойку и поднял бровь. Его хмурая мина преобразовалась в покровительственную улыбку.
— Не стоит так спешить, сынок. Констебль захочет поговорить с тобой, раз уж ты очухался.
Я стиснул зубы, не выпуская первые слова, и сделал глубокий вдох.
— Послушайте, у меня было несколько исключительно трудных дней, моя голова болит так, что вам ума не хватит это представить, да еще мой друг может попасть в беду. — Я смерил его взглядом, исполненным ледяного спокойствия. — У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Так что любезно прошу вас: дайте мне то, о чем я прошу. — Я вытащил кошелек. — Пожалуйста.
Трактирщик уставился на меня, на его лице медленно проступала злость.
— Больно нагло говоришь. Побольше уважения, не то я тебя усажу и к стулу привяжу, пока констебль не придет.
Я бросил на стойку железный драб, а второй крепко зажал в кулаке.
Он нахмурился сильнее.
— Что это?
Я сконцентрировался и почувствовал, как по рукам бежит холодок.
— Это ваши чаевые, — сказал я, когда от драба потянулась тонкая струйка дыма. — За быстрое и любезное обслуживание.
Лак вокруг драба запузырился и почернел. Трактирщик ошарашенно и перепуганно воззрился на монету.
— Теперь дайте мне то, о чем я просил, — сказал я, глядя ему в глаза. — И еще флягу воды. Или я сожгу это заведение дотла и спляшу на развалинах и ваших обгорелых костях.
На вершину холма с серовиками я пришел с полной сумкой. Я был бос и тяжело дышал, а голова моя раскапывалась от боли. Денны нигде не было видно.
Быстро обыскав вершину, я обнаружил все свои разбросанные пожитки там же, где их оставил. Фляга была почти пуста, но все остальное лежало здесь. Денна, наверное, отошла по зову природы.
Я подождал — куда дольше, чем имело смысл. Потом позвал ее, сначала негромко, потом все громче, хотя от крика моя голова едва не рассыпалась на части. Наконец я просто сел и вздохнул. Все, о чем я мог думать, это Денна: вот она проснулась, одна, больная, умирая от жажды и плохо понимая, что происходит. Что она подумала?
Я немного поел, пытаясь придумать, что делать дальше. Поразмыслив, не открыть ли бутылку вина, я решил, что это плохая идея, поскольку у меня, без сомнения, было легкое сотрясение мозга. Я поборол неосознанный страх, что Денна, возможно, бродит по лесам в бреду и мне нужно идти ее искать. Я раздумывал, не разжечь ли костер, чтобы она увидела его и вернулась…
Но нет. Я понимал, она просто ушла. Проснулась, увидела, что меня нет, и ушла. Она сама сказала, когда мы покидали трактир в Требоне: «Я ухожу оттуда, где мне не рады. Все остальное можно добыть по пути». Решила ли она, что я бросил ее?
В любом случае, я нутром чуял, что Денна ушла отсюда давно. Я упаковал сумку, потом, просто на всякий случай, написал записку, объясняющую все происшедшее и говорящую, что я буду ждать ее в Требоне еще сутки. Я написал угольком ее имя на одном из серовиков, потом нарисовал стрелку вниз — туда, где я оставил всю принесенную с собой еду, бутылку воды и одно одеяло.
Потом я ушел. Настроение было не из лучших. Мои мысли отнюдь не блистали добротой и кротостью.
Когда я вернулся в Требон, над городом сгущались сумерки. Я пробрался на крыши с чуть большей осторожностью, чем обычно. Похоже, чувству равновесия я не смогу доверять еще несколько дней, пока голова не придет в норму.
Однако залезть на крышу трактира, где я нашел свои башмаки, было невеликим подвигом. Отсюда, при тусклом вечернем свете, город выглядел невесело. Передняя стена церкви полностью обрушилась, и почти треть города носила отметины огня. Некоторые здания были только опалены, но от других остались лишь пепел да зола. Несмотря на мои усилия, пожар, видимо, вышел из-под контроля, когда я потерял сознание.
Я посмотрел на север, на вершину серовикового холма, надеясь увидеть там искорку огня, но ничего такого, конечно же, не было.
Потом перелез на плоскую крышу ратуши и забрался по лестнице на цистерну. Она была почти пуста. Полметра воды поблескивало у дна, намного ниже моего ножа, пригвождающего к стенке обугленный кусок дранки. Это объясняло нынешнее состояние города. Когда уровень воды упал ниже моей кустарной сигалдри, огонь вспыхнул снова. Однако моя попытка замедлила пожар. Если бы не это, города могло не остаться вообще.
В трактире обнаружилась огромная толпа угрюмых, перемазанных сажей людей, собравшихся выпить и обменяться новостями. Моего хмурого приятеля нигде не было видно, но несколько человек сгрудились около стойки, оживленно обсуждая то, что видели там.
Мэр и констебль тоже были здесь. Едва заметив меня, они тут же поволокли меня в отдельный кабинет поговорить.
Я был суров и мрачен, а после событий последних нескольких дней высокое положение двух упитанных старичков не слишком меня устрашило. Они это поняли и занервничали. У меня болела голова, так что я был не особенно расположен объясняться и вполне комфортно чувствовал себя посреди неловкого молчания. Поэтому они заговорили первыми и своими вопросами рассказали мне большую часть того, что я хотел узнать.
Ущерб, причиненный городу, оказался благословенно мал. Поскольку шел праздник урожая, никого не застали врасплох спящим. Было множество ушибов, опаленных волос, народ надышался дымом, но, если не считать нескольких серьезных ожогов и парня, чью руку раздавило упавшим бревном, больше всех, похоже, пострадал я.
Горожане были непоколебимо уверены, что драккус — демон, огромный черный демон, извергающий огонь и яд. Если кто-то и сомневался хоть на йоту, то после того, как чудовище было убито священным железом Тейлу, в это поверили все.
Также все согласились, что демоническая тварь виновна и в побоище на ферме Маутенов — резонный вывод, хоть и абсолютно неверный. Пытаться убедить их в чем-либо другом значило бы бессмысленно тратить время.
Меня нашли без сознания на железном колесе, убившем демона. Местный костоправ заштопал меня как мог и, не зная о замечательной крепости моего черепа, выразил глубокое сомнение, что я вообще очнусь.
Поначалу все полагали, что я просто невезучий прохожий или что я как-то ухитрился выломать колесо из церковной стены, однако мое чудесное выздоровление в сочетании с дырой, прожженной в стойке, побудило людей наконец обратить внимание на то, о чем целый день талдычили мальчик и старая вдова: когда дуб вспыхнул, как факел, они увидели, что кто-то стоит на крыше церкви. Снизу фигуру озарял свет, а руки ее были воздеты, будто в молитве.
Наконец мэр и констебль исчерпали все, что могли сказать, чтобы заполнить молчание, и умолкли, взволнованно переводя взгляд друг на друга.
И тут до меня дошло, что они видят перед собой не оборванного нищего парнишку, но загадочного, покрытого ранами человека, который убил демона. Я не имел причин их разубеждать: было самое время извлечь из этого дела хоть какую-то пользу для себя. Если они считают меня героем или святым, у меня в руках есть хороший рычаг.
— Что вы сделали с телом демона? — спросил я, и старики облегченно вздохнули. До этой секунды я и десятка слов не произнес, почти на все их вопросы отвечая угрюмым молчанием.
— Не тревожьтесь об этом, сэр, — сказал констебль. — Мы сделали все, что нужно.
Мой желудок сжался, и я понял даже раньше, чем они это произнесли: драккуса сожгли и закопали. Это существо было научной диковиной, а они сожгли и закопали его, словно мусор. Я знал хранистов-натуралистов из архивов, которые бы руки дали на отсечение, чтобы изучить столь редкое животное. Я даже в глубине души надеялся, что, предоставив им такую возможность, смогу получить допуск в архивы.
