Элантрис - Сандерсон Брэндон (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Она дала Гаотоне внимательно изучить штамп.
— Каждая из печатей, которые мы сегодня проверим, — продолжала Шай, — очень незначительно меняет что-то из твоего прошлого, какие-то черты характера. Так как ты не Ашраван, эти изменения не схватятся. Но в чем-то вы с ним схожи, а значит, печати смогут хотя бы ненадолго задержаться. Опять-таки, если все сделано правильно.
— Ты имеешь в виду это… шаблон души императора? — спросил Гаотона, глядя поверх штампа.
— Нет. Просто небольшая частица… К тому же, нет уверенности, что готовые-то печати в итоге заработают. Насколько мне известно, ранее такого никто и никогда не делал. Правда есть сведения об использовании воссоздания душ в каких-то совсем страшных целях. Но раз смогли они, то смогу и я. Если эти печати сейчас продержатся на вас хотя бы минутку, то на императоре будут держаться намного дольше. Так как все они настроены конкретно на него и его прошлое.
— Небольшая часть его души… — пробормотал про себя Гаотона, отдавая Шай печать. — Я правильно понимаю, что эти штампы ты не будешь использовать в итоге? Они только для сегодняшней проверки?
— Да. Однако те элементы, которые заработают сейчас, войдут в конечное изделие. Представьте, будто каждая печать — буква, из которых позже я сложу связную историю личности человека. К сожалению, даже если за дело берется Воссоздатель, возникнут некоторые расхождения с прошлой личностью. Поэтому советую вам распространять слухи о ранении императора: сильный удар по голове вполне может объяснить такие различия.
— Уже ходят слухи о его смерти, — произнес Гаотона, — они распространяются «Триумфом».
— Ну так скажите вместо этого, что он был ранен.
— Но…
Шай подняла печать.
— Даже если я совершу невозможное — а это, напоминаю, бывает в очень редких случаях, память Воссозданного не будет восстановлена полностью. Она может содержать лишь то, что я смогла прочесть или о чем догадалась. У Ашравана могли быть частные беседы, о которых Воссоздатель не в силах разузнать. Я могу наделить его всеми необходимыми качествами — это у меня получается особенно хорошо, но личность все равно будет подделкой: рано или поздно провалы в его памяти обнаружат. Распространяйте слухи, Гаотона, они очень пригодятся.
Кивнув, он закатал рукав и подставил руку. Она подняла печать Гаотона вздохнул, прищурил глаза, и кивнул еще раз.
Шай вдавила штамп, и, как всегда, имея дело с кожей, ей показалось, что она продавливает нечто твердое, словно его рука была каменной.
Печать слегка увязла. При использовании на человеке у того возникают странные ощущения. Шай повернула штамп и вытащила его, оставив красный след на коже Гаотоны, после чего достала карманные часы и продолжила наблюдать за пульсирующей рукой.
Как и всегда, когда клеймо ставили на живое, метка выпустила струйки красного дыма. Душа сопротивлялась изменениям, однако след не исчез. Шай выдохнула. Это добрый знак.
Интересно… Если поставить такую печать на императора, как поведет себя его душа? Станет ли отторгать? А может, наоборот, обрадуется привнесенным Шай изменениям потому, что они излечат ее раны. Почти как то окно, которое хотело вернуть былую красоту.
Гаотона открыл глаза.
— Это… работает?
— Подействует через некоторое время, — ответила Шай.
— Я не чувствую никакой разницы.
— Все правильно. Также и император: если он будет ощущать печать, то заметит неладное. А теперь давайте так: отвечайте быстро и не задумываясь, первое, что придет в голову. Ваш любимый цвет?
— Зеленый, — тут же ответил он.
— Почему?
— Потому что… — он задумался, склонив голову набок, — просто потому, что он мне нравится.
— А как насчет твоего брата?
— Я его почти не помню, — ответил Гаотона. — Он умер, когда я был еще совсем маленький.
— Это хорошо, — бросила Шай, — император из него получился бы никудышный. Если бы его выбрали…
Гаотона поднялся.
— Даже не смей, слышишь, не смей говорить о нем так! Да я тебя… — он напрягся, глядя на Зу, который взволнованно потянулся за мечом. — Я… Брат?
Печать рассеялась.
— Минута и пять секунд, — сказала Шай. — Неплохо.
Гаотона прикоснулся ко лбу.
— Мне кажется, я помню своего брата. Но… у меня его нет, и все же я помню как боготворил его, и боль, что испытал, когда он умер. Как же больно…
— Сейчас пройдет. Все ощущения уйдут, как после плохого сна, а через час вы уже ничего из этого и не вспомните.
Она сделала у себя какие-то пометки.
— Кажется, вы слишком резко отреагировали на мои оскорбления в отношении брата. Да, Ашраван, можно сказать, боготворил его, но свои чувства никогда не выказывал, храня их где-то очень глубоко. Возможно, из-за того, что чувствовал, будто он мог стать хорошим императором, лучше, чем сам Ашраван.
— Ты уверена?
— Конкретно в этом? Думаю, да. Данную печать я слегка подправлю, но в целом, она удалась.
Гаотона сел на место, сверля ее своими старыми глазами, будто хотел пробраться в самое сердце ее души.
— Ты очень хорошо разбираешься в людях.
— Этому учат задолго до того, как допускают к камням души.
— Такой потенциал… — прошептал Гаотона.
Шай охватило раздражение от этих слов. Как он смеет судить ее и упрекать в напрасной трате жизни? Воссоздание — ее страсть; жизнь Шай зависела от ума, смекалки и умений. Разве не так?
Она подумала об одном, очень особенном знаке сущности, который сейчас заперт со всеми остальными. Он был для нее самым дорогим, из всех пяти, несмотря на то, что ни разу не использовался.
— Давайте проверим следующую, — Шай предпочла проигнорировать пристальный взгляд Гаотоны. Ей нельзя таить обиду. Тетушка Сол всегда говорила, что самая большая опасность в жизни — гордыня.
— Очень хорошо. Но я немного запутался. У меня уже сложилась некая картина о воссоздании из твоих рассказов, но я не понимаю, почему тогда эти печати вообще на мне работают. Ты же говорила, что нужно знать прошлое вещи в деталях, иначе ничего не получится?
— Да, если хочу, чтобы печати действовали долго. Как я уже говорила, все дело в правдоподобности.
— Но это совершенно неправдоподобно! У меня нет брата.
— Ах, позвольте мне объяснить, — сказала Шай, удобнее усаживаясь на стуле. — Я переписала вашу душу, пытаясь сделать ее подобной императорской. Точно так же, как переписала душу окна, поставив в него новые витражи. В обоих случаях испытуемый осознает изменение, которое я привношу. Например, оконная рама имеет общее представление о том, что такое витраж, ведь когда-то он в ней был. И несмотря на серьезные повреждения в прошлом, печать все равно схватилась, так как общая концепция витража сохранена, и окно об этом знает. Мне лишь оставалось воплотить это знание в реальность.
— Вы же провели очень много времени с императором. Ваша душа знает его душу, так же, как и оконная рама знает о витраже. Вот почему я должна проверять печати на таком человеке, как вы, а не на себе. Я ставлю штамп, и ваша душа получает порцию чего-то такого, о чем она уже должна знать… Чтобы все получилось, эта частичка должна быть небольшой и соотносимой с душой Ашравана, дабы ваша душа приняла его. Только в этом случае печать схватится, и то лишь ненадолго, прежде чем будет отторгнута.
Гаотона смотрел на нее с изумлением.
— Вы, наверное, думаете, что все сказанное мной ерунда и предрассудки? — спросила Шай.
— Просто… очень загадочно, — Гаотона развел руками. — Окно имеет представление о витражах? Душа имеет представление о другой душе?
— Такие вещи существуют за гранью нашего понимания, — Шай взяла следующую печать. — Мы что-то думаем об окнах, мы что-то знаем о них…в духовном смысле. Поэтому окно обретает свое значение, какую-то идею, и даже в некотором роде жизнь. Хотите верьте в это, хотите — нет. Да и не важно, главное, что печати на вас работают хотя бы минуту, а это значит, что я на верном пути.
— В идеале, я хотела бы опробовать их на самом императоре. Но, увы, в своем нынешнем состоянии он не сможет нормально отвечать на вопросы. Нужно, чтобы печати не просто схватились, но и работали все вместе. Поэтому мне необходимо знать ваши ощущения — это поможет делать печати более точно. А теперь, давайте руку — проверим следующую.
