Королевский убийца - Хобб Робин (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗

— Что они говорят обо мне? — спросил я тихо. Мгновение она молчала.

— Большинство людей говорит, что ты сошел с ума. Некоторые считают, что тебя заколдовал Рябой Человек. Ходят слухи, что ты собирался возглавить восстание и убил Сирен и Джастина, так как они об этом узнали. Другие, немногие, соглашаются с тем, что Регал прав относительно звериной магии. Это говорит главным образом Волзед. Он уверяет, что свечи не горели синим светом в комнате короля до тех пор, пока ты не вошел туда. И он утверждает, будто шут кричал, что ты убил короля. Но шута тоже нет. Было столько дурных предзнаменований, и сейчас столько страхов… — Голос ее затих.

— Я не убивал короля, — сказал я еле слышно. — Это сделали Джастин и Сирен. Вот почему я заколол их кинжалом короля.

— Стражники возвращаются! — прошептала Лейси. Пейшенс не обратила на это внимания.

— Но Джастин и Сирен даже не были…

— Мне некогда объяснять. Это было сделано при помощи Скилла. Но они сделали это, Пейшенс. Я клянусь, — я помолчал. — А что ждет меня?

— Это еще не решено.

— У нас нет времени для лжи во спасение.

Я услышал, как она сглотнула.

— Регал хочет тебя повесить. Он убил бы тебя сразу, если бы Блейд не сдерживал его стражников, пока не подавили бунт. Тогда все прибрежные герцоги заступились за тебя. Леди Грейс из Риппона напомнила Регалу, что ни один Видящий не может быть убит мечом или повешен. Он не хотел признавать, что ты королевской крови, но слишком многие подняли крик, когда он стал отрицать это. Теперь он клянется, что ты владеешь Уитом, и следует повесить всякого, кто пользуется им.

— Леди Пейшенс! Теперь вам следует уйти. Уходите, а не то меня повесят. — Стражник вернулся, по-видимому с Честером, потому что по каменному полу стучали две пары сапог. Они спешили вниз, в подземелье. Пейшенс отпустила мои пальцы.

— Я сделаю для тебя все, что смогу, — прошептала она. Она так старалась, чтобы в ее голосе не было слышно страха, но голос ее дрогнул. И она исчезла, как сойка, бранясь со стражником всю дорогу, пока он провожал ее наверх. В одно мгновение я нагнулся и собрал яблоки. Они были маленькими и завяли, оттого что хранились в кладовой всю зиму, но я нашел их восхитительными. Я съел даже косточки. Та влага, которую они содержали, не могла утолить моей жажды. Я сидел на скамейке, обхватив голову руками, и заставлял себя думать, но это было очень трудно. Мое сознание не подчинялось мне. Я попытался оторвать рубашку от ран на руке, но бросил это занятие. Пока они не гноятся, лучше оставить их в покое, чтобы не было кровотечения. Я собрался с силами и снова дошел до двери.

— Стражники! — прокаркал я. Они не обращали на меня внимания. — Я хочу пить и есть.

Где ты?

Ночной Волк ответил на мою просьбу. Вне пределов твоей досягаемости, мой друг. Как ты поживаешь?

Хорошо. Но я скучаю без тебя. Ты спал так глубоко, я даже думал, что ты умер.

Я и сам так думал. Этой ночью. Ты проводил их до лошадей?

Проводил. И они уехали. Сердце Стаи сказал им, что я полукровка, которую ты приручил. Как будто я дворняга, обученная разным трюкам.

Он хотел защитить меня, а не оскорбить тебя. Почему Сердце Стаи не пошел с ними?

Я не знаю. Что мы будем делать теперь?

Ждать.

— Стражники! — снова позвал я так громко, как только мог. Это вышло не очень громко.

— Отойди от двери.

Стражник стоял прямо около моей темницы. Я был так занят Ночным Волком, что не слышал, как он подошел. Я был совершенно не в себе.

Железная панель внизу двери скользнула вверх, и сквозь образовавшееся отверстие мне просунули горшок с водой и ломоть хлеба. Панель опустилась.

— Спасибо.

Ответа не последовало. Я взял хлеб и воду и тщательно исследовал их. Вода была затхлой, но не было заметно никаких следов яда. Я разломил ломоть хлеба на маленькие кусочки и стал искать следы отравы. Хлеб зачерствел, но он не был отравлен, во всяком случае никаким известным мне способом. И кто-то откусил половину. Я моментально проглотил хлеб и выпил воду, снова сел на скамью и попытался выбрать наименее болезненную позу. Камера была сухой, но холодной. Этот холод был свойствен любому неиспользуемому помещению в Баккипе во время холодной зимы. Теперь я знал, где нахожусь. Эти камеры были недалеко от винных погребов. Я зная, что могу кричать до тех пор, пока из легких не пойдет кровь, и никто, кроме моих стражников, не услышит меня. Я исследовал это место, еще когда был мальчиком. В Баккипе редко сажали людей в камеру, и еще реже к ним приставляли стражу. Правосудие вершилось быстро — пленников почти никогда не держали дольше нескольких часов. Нарушение закона обычно каралось или смертной казнью, или долгой тяжелой работой. Я подозревал, что теперь, когда королем стал Регал, камеры будут заполняться гораздо чаще. Я попытался заснуть, но сон не шел ко мне. Я вертелся на холодном камне и думал. Некоторое время я пытался убедить себя в том, что если королеве удалось уйти, я победил. В конце концов, победить — это получить то, чего ты хотел, верно? Но я неожиданно понял, что думаю только о смерти короля Шрюда. Как лопнувший пузырь. Будет ли это для меня так же быстро, если меня повесят, или я буду долго биться в петле?

Я постарался отвлечься от этих приятных мыслей и стал размышлять о том, сколько времени придется Верити вести гражданскую войну с Регалом, прежде чем он сможет снова обозначить Шесть Герцогств на карте. Если, конечно, Верити вернется и избавит побережье от красных кораблей. Я думал, кто же будет претендовать на роль правителя в Баккипе, когда Регал уедет внутрь страны (а я был уверен, что он это сделает). По словам Пейшенс, прибрежные герцоги не захотели, чтобы им стал лорд Брайт. В Бакке было несколько менее значительных аристократов, но я решил, что ни у одного из них не хватит мужества прибрать власть к рукам. Возможно, что один из трех прибрежных герцогов захочет завладеть замком. Нет. Ни у кого из них в данный момент не было сил ни для чего, кроме охраны собственных границ. Пока Регал остается в Баккипе, каждому придется бороться за себя. В конце концов, после смерти Шрюда и в отсутствие королевы он стал законным королем. Ведь никто не знает, что Верити жив. Примут ли Прибрежные Герцогства Регала как короля? Поддержат ли они Верити, когда он вернется, или будут презирать человека, покинувшего их ради глупых фантазий?

Время шло медленно. Мне не давали ни еды, ни воды, пока я не просил, а иногда и вовсе не давали, так что определить, сколько дней я провел в камере, было невозможно. Когда я бодрствовал, то был пленником моих горестных мыслей. Я попытался дотянуться Скиллом до Верити, но от этого усилия в глазах у меня потемнело, а потом долгое время болела голова. У меня не было сил на вторую попытку. Меня постоянно мучил голод. Он стал таким же резким, как холод подвала. Я слышал, как дважды стражники прогоняли Пейшенс и отказывались передать мне еду и бинты, которые она принесла. Я не звал ее. Я хотел, чтобы она сдалась и отказалась от меня. Передышка наступала, только когда я спал и охотился во сне с Ночным Волком. Я пытался с его помощью выяснить, что происходит в Баккипе. Но он обращал внимание только на то, что было важно для волка, и я разделял с ним его ценности. Время не состояло из дней и ночей, а текло от убийства до убийства. Мясо, которое я делил с ним, не могло поддержать мою физическую силу, но тем не менее я жадно заглатывал его и испытывал странное удовлетворение. Ощущения волка подсказали мне, что погода изменилась, и я проснулся как-то утром, зная, что начался ясный зимний день. Подходящая погода для пиратов. Прибрежные герцоги не могли больше задерживаться в Баккипе, если они еще до сих пор были там. Как бы в подтверждение моих мыслей снаружи раздались голоса и стук сапог по каменному иолу. Голос Регала, напряженный от ярости, успокаивающие ответы стражников. Впервые с тех пор, как я проснулся в темнице, послышался поворот ключа в замке, и дверь распахнулась. Три герцога и изменник-принц смотрели на меня. Я с трудом поднялся на ноги. За спинами лордов стояла шеренга солдат, вооруженных пиками, как будто для того, чтобы удерживать на расстоянии бешеного зверя. Стражник с обнаженным мечом застыл у дверей между Регалом и мной. Нельзя было сказать, что принц недооценивал мою ненависть.