Незримый клинок. Хребет мира. Море мечей - Сальваторе Роберт Энтони (читать полную версию книги txt, fb2) 📗

Из того же чувства долга он вернулся в «Мотыгу», поскольку обязан был попросить прощения у Арумна, Делли и даже Лягушачьего Джози, которым дорого обошлись его пьяные выходки. Из того же чувства долга он предложил Делли отправиться с ним, поскольку ему показалось, что таким образом можно отчасти искупить свое плохое обращение с бедняжкой. Так они оказались в пути. Вульфгар да же слегка удивился, когда девушка с готовностью согласилась уйти с ним из Лускана. Тогда варвар даже не подозревал, как сильно это изменит всю его жизнь. Потому что теперь… Теперь его отношение к Делли и малышке переросло в нечто большее. Он взял ребенка из великодушия – как-то подспудно он чувствовал, что для него это даже важнее, чем для младенца, – а теперь девочка стала для него родной дочерью, во всех смыслах. Примерно так же он когда-то стал сыном Бренору Боевому Топору. Раньше Вульфгар даже не представлял себе, каким уязвимым делается человек, став отцом. Он всегда считал, что сможет вынести любую боль и страдание. Но сейчас, стоило ему заглянуть в голубые глазки Кэлси, он чувствовал: случись с ней что-нибудь – и весь мир рухнет.

Примерно та же метаморфоза произошла в его отношении к Делли Керти – понемногу он начал пони мать, что она значит для него гораздо больше, чем раньше. Он позвал эту женщину с собой из великодушия и желания доказать, что он вовсе не такой мерзавец, каким она его знала, но потом она стала для него не просто спутницей. За месяц, прошедший после ухода из Лускана, он стал смотреть на нее совсем другими глазами. Ему вдруг открылись богатство ее души и мудрость, которую она тщательно скрывала за нарочито грубыми, циничными манерами, которые была вынуждена приобрести, чтобы выжить в своем прежнем окружении.

Делли поведала ему о нескольких светлых моментах своей жизни, причем ни один из них не был связан ни с одним из ее многочисленных любовников. Она рассказывала Вульфгару о часах, что проводила на безлюдных причалах лусканского порта, набираясь сил и выдержки для очередной ночи в «Мотыге». Она смотрела, как солнце опускалось в океан и будто жидкий огонь разливался по воде.

Делли любила сумерки – она называла их «спокойный час», – когда дневная жизнь замирала, люди возвращались домой, к семьям, а обитатели ночного города еще не приступили к своему шумному, захватывающему дух, но удивительно пустому и бесцельному времяпрепровождению. Вульфгар знал Делли много месяцев и много ночей провел в ее объятиях, но даже не подозревал, что у нее есть какие-то свои надежды и мечты и что она так проницательно судит об окружающих ее людях. Все мужчины, желавшие с ней переспать, считали Делли всего лишь проституткой и полагали, что достаточно небрежно брошенного комплимента, чтобы она уступила.

Но Вульфгар теперь хорошо понимал, что ни слова, ни деньги никогда ничего не значили для Делли. Она относилась к своему телу как к инструменту и единственному средству завоевания влияния и использовала его, добиваясь расположения, знания, безопасности в темном мире улиц, где был большой недостаток и того, и другого, и третьего. Мужчины пользовались Делли, а она пользовалась их неспособностью устоять перед страстью или минутной похотью. Вульфгару странно было осознавать это сейчас.

Да, Делли, как и все остальные, умела вести свою игру, и именно поэтому их новые отношения казались варвару такими удивительными. В них не было ни малейшего расчета. За все время их знакомства они впервые были вместе по-настоящему, без всяких задних мыслей и корысти.

И Вульфгар солгал бы, если бы не признал, что это доставляет ему наслаждение.

Он влюбился в Делли Керти, и отрицать это было бы глупостью и малодушием. Они стали мужем и женой. Правда, неофициально, но он так чувствовал. Делли, поначалу просто спутница, стала его половиной, и никогда раньше Вульфгар не представлял себе, что такое возможно.

– У них черный флаг! – раздался голос из корзины на вершине мачты. Те, кого они преследовали, в своей дерзости даже не подумали его убрать, значит, судно и впрямь пиратское.

Перед кораблем расстилалось открытое пространство, и скрыться ему было негде. Ни один корабль не мог уйти от «Морской феи», к тому же высоко, на волшебном, парящем в воздухе мостике стоял Робийард и за клинаниями направлял ветер в паруса шхуны.

Вульфгар несколько раз глубоко вздохнул, но унять волнение все равно не смог.

«Я воин!» – напомнил он себе, но при этом не мог забыть, что он еще муж и отец.

Как странно было замечать за собой эту перемену! Еще совсем недавно он был грозой Лускана, без оглядки бросался в драку, не страшась ничего. Но тогда ему нечего было терять, он думал, что смерть придет как избавление от страдания. Теперь же он мог потерять многое. Но даже не это удерживало его, а мысль о том, как плохо будет Делли и Кэлси, если с ним что-нибудь случится.

«И ради чего?» – задавал себе вопрос варвар. Ради молота, олицетворявшего то прошлое, в которое, быть может, он и не очень хотел вернуться?

Вульфгар изо всех сил, так, что побелели костяшки пальцев, ухватился за леера, и снова глубоко вздохнул. Он усилием воли заставил себя не думать об этом, потому что такие мысли подтачивали решимость воина. Его девизом была «Смело вперед», только так можно выжить. Если ошеломить врага быстрым натиском, то оставалась надежда остаться невредимым, но, если поддаться сомнениям, можно погибнуть под стрелами и копьями.

Нерешительность и трусость для него – смерть.

«Морская фея» быстро нагоняла, чужой корабль, и вскоре стало видно, что это двухмачтовая каравелла. Но когда на ее борту поняли, кто к ним приближается, как же торопливо они спустили пиратский флаг!

Одновременно из кормовой катапульты и перед ней баллисты были выпущены снаряды, но ни один не причинил серьезного ущерба. Пиратский корабль ответил выстрелом из катапульты, однако снаряд не долетел до борта шхуны и упал в воду.

– Еще залп? – спросил у чародея капитан Дюдермонт, высокий человек с очень прямой осанкой и аккуратной бородкой клинышком, в которой уже пробивалась седина.

– Чтобы выманить его? – уточнил Робийард. – Нет, если у них и есть колдун на борту, то он слишком осмотрителен, чтобы поддаться на эту уловку, иначе он бы уже себя проявил. Развернемся и дадим залп, а я поддержу.

Дюдермонт кивнул и поднес к глазам подзорную трубу, чтобы получше рассмотреть чужой корабль – он даже мог различить людей, суетящихся на палубе.

Ветер туго надувал паруса, судно мощно взрезало воду, и «Морская фея» быстро сокращала расстояние.

Дюдермонт поглядел на людей у катапульты на полуюте. Один из матросов тоже смотрел в подзорную трубу, помогая точнее наводить орудие. Опустив трубу, он вопросительно взглянул на капитана.

– Целиться в грот, – сказал Дюдермонт боцману.

Тот передал приказ по цепочке, и катапульта с баллистой одновременно дали залп. Горящий смоляной шар влетел в оснастку пиратского судна, а сна ряд с цепями, пущенный из баллисты, прорвал парус.

Спустя мгновение обшивка корпуса неприятельского судна треснула на уровне ватерлинии – это Робийард пустил сияющий разряд наподобие молнии.

–Защищаемся! – выкрикнул Робийард, создал вокруг себя полупрозрачную сферу и ринулся на нос, отпихнув стоявшего там Вульфгара.

Пиратское судно тоже ответило залпом, хотя и более слабым. Чародей «Морской феи» считался одним из лучших магов, сражавшихся на море, и успел во время выставить защиту, сведя к минимуму ущерб, так что выстрел неприятеля оставил лишь черный след сажи на корпусе славного корабля.

Пиратский корабль лавировал, стараясь уйти, но «Морская фея» была более маневренной, она пошла наперерез и стала быстро сближаться с пиратами.

Дюдермонт удовлетворенно улыбнулся, взглянув на Робийарда, который потирал ладони, готовя заклинание, делающее корабль неуязвимым для контр атак.

Наверняка пираты вскоре сдадутся.