Братство волка - Фарланд Дэвид (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Но тогда Габорн не предчувствовал все эти смерти. Не ведал, что для стольких людей близится трагический конец, как чувствовал это сейчас, думая о тех, кто его окружал.
«Как мне спасти их всех?» — терзался он.
Теперь и над Боринсоном нависла опасность, и Габорн послал ему мысленное предупреждение: «Беги!»
Когда до Карриса осталось пятнадцать миль, к Габорну подъехал чародей Биннесман и прокричал:
— Передышка, милорд! Иначе наши лошади не смогут везти нас в бой.
Габорн с трудом расслышал его сквозь грохот подков.
— Милорд! — крикнул и сэр Лангли. — Пять минут, пожалуйста!
Впереди, справа от дороги виднелся пруд. У поверхности воды плескалась рыба, ловя мошкару. Скотина, приходившая к пруду на водопой, размесила берег копытами в грязь.
Габорн натянул поводья, повернул коня к воде.
Из камышей с кряканьем взлетели две дикие утки, сделали круг над прудом и улетели на восток. Габорна тут же облепили комары, он принялся отмахиваться.
Сэр Лангли подъехал к воде шагах в двадцати от него, пустил коня пить. И улыбнулся Габорну.
— Клянусь Силами, — сказал он, — знай я, что придется сразиться тут с комарами, надел бы доспехи!
Габорну, однако, было не до шуток. Он обернулся, подсчитал, сколько лордов подъезжает вслед за ними к пруду.
Войско рассеялось. Осталось всего двадцать рыцарей — отважные лорды из Орвинна, Флидса и Гередона. Хроно среди них не было.
Вместо армии его сопровождало всего лишь несколько человек, достаточно храбрых, чтобы без рассуждений пойти за ним на смерть.
Он был уверен, что защитники Карриса не продержатся и часа.
Габорн не получил войска, обещанного королем Ловикером. Ждать отставших он не мог. Оставалось надеяться на воинов из Мистаррии и на Рыцарей Справедливости во главе с Верховным Маршалом Скалбейном.
«Неважно, — сказал он себе. — Что бы там ни замышлял Радж Ахтен, я приеду и потребую перемирия, или убью его».
Лошадь Биннесмана жадно пила воду. Габорн выгреб из сумки для корма последнюю пригоршню дробленки и скормил своему коню. Боевой скакун благодарно заржал. И мгновенно сжевал сладкую смесь. Глаза у него были тусклыми от усталости.
Габорн вытер о тунику липкие руки, и Биннесман, заметив, должно быть, тревогу у него на лице, тихо спросил:
— Что вас беспокоит, милорд?
Близился вечер, в просветы меж тучами пробивались лучи низкого уже солнца. Габорн подставил разгоряченное лицо прохладному ветру.
И ответил так же тихо, не желая, чтобы кто-нибудь услышал:
— Мы скачем навстречу большой опасности. И я хочу знать: как определить ценность жизни человека? По какому признаку я должен избирать одного и отвергать другого?
— Это несложно, — сказал Биннесман. — Вас мучает не вопрос избрания.
— Но как мне определять ценность жизни?
— В который раз вы говорите со мной о ценности жизни, — сказал чародей. — Вы оцениваете большинство людей выше, чем они ценят себя сами.
— Неправда, — возразил Габорн. — Мои подданные любят жизнь.
— Может быть, — сказал Биннесман. — Но как вы пытаетесь защитить слабого ценой собственной жизни, так и каждый здесь, — он кивнул в сторону собравшихся рыцарей, — отдаст свою жизнь за других.
Он был прав. Габорн охотно отдал бы жизнь, служа людям. Он с честью пал бы за них в бою и жил бы для них с честью во времена мира.
— Что вас беспокоит на самом деле? — спросил Биннесман.
Габорн сказал еще тише:
— Земля приходила ко мне во сне и грозилась наказать меня. Она сказала, что я должен избрать семена человеческого рода, не более того.
Охранитель Земли явно испугался. Нахмурясь, он перенес на Габорна все свое внимание. Даже придвинулся ближе.
— Поостерегитесь, милорд. Земля явилась к вам во сне, потому что наяву вы слишком заняты, чтобы прислушиваться к ней. Скажите мне как можно точнее — от чего она вас предостерегала?
— От… того, что я избираю слишком многих, — отвечал Габорн. — Она явилась мне в образе моего покойного отца и сказала, что я должен научиться принимать смерть.
Он не посмел признаться чародею, что не смирился до сих пор со смертью отца. Земля требовала от него невозможного.
Она велела ему ограничить размах, избирать для спасения только самые лучшие семена человеческого рода.
Но кто из людей лучше других?
Те, кого он больше всех любит? Необязательно.
Те, кто больше отдает миру? Но как определить, что ценнее — искусство певца, умение булочника выпекать хлеб или любовь обыкновенной крестьянки к своим детям?
Может, следует избирать лишь тех, кто умеет сражаться и в состоянии защищать других?
Как определить ценность чьей-то жизни? Он мог заглядывать в людские сердца, но сейчас дар Зрения Земли казался ему не только благом, но и бременем.
Он заглядывал в сердца и узнал, что старики, как ни странно, любят жизнь гораздо сильнее, чем молодые.
Он заглядывал в сердца, но куда реже, чем рассчитывал, обнаруживал там добродетель. Самые лучшие воины, в которых он так нуждался, зачастую вовсе не дорожили жизнью. Они любили кровь и власть. Добрые же люди обычно не умели владеть мечом.
Слишком часто, заглядывая в сердца, Габорн, как в случае с королем Ловикером, находил это зрелище невыносимым.
Как же отвернуться тогда от обыкновенного человека, который заслуживает спасения, но ничего не может предложить взамен: как тот хромой мальчик, например, или какая-нибудь одинокая старуха?
Биннесман сказал почти шепотом, чтобы никто не услышал:
— Вам угрожает серьезная опасность, милорд. Служить Земле нужно в точности так, как она требует. Иначе она отнимет у вас свою силу.
Он нахмурился, долго молчал, не сводя глаз с Габорна.
— Возможно, я ошибся, — сказал он наконец. — Когда вы получили силу избирать, я просил вас быть великодушным. Но мне следовало предупредить вас о том, что быть слишком великодушным — тоже опасно. И теперь вам, может быть, придется отказать некоторым из тех, кого вы уже избрали… Вы думаете об этом?
Габорн закрыл глаза, стиснул зубы. Он не мог принять необходимость смерти.
— Милорд! — крикнул сэр Лангли, показывая на гребень холма, расположенного в двухстах ярдах южнее пруда.