Пенталогия «Хвак» - Санчес О. "О'Санчес" (читать книги регистрация TXT) 📗
Пили долго и много, но Санги, надежно защищенный заклятьями и опытом долгой рыцарской жизни, ничуть не опьянел. Однако же и Когори Тумару безо всякой магии держался преотлично, совершенно не теряя связности в речах и мыслях. Наконец, старым друзьям пришла пора расставаться. Они уговорились встретиться в условленном месте, там, на западной границе, и попрощались в обнимку. Санги Бо наотрез отказался от сопровождения, охраны и денег, даже от лошади из конюшен его высокопревосходительства (в этот день он предпочел прийти во дворец пешком), получил на выходе из дворца, в обмен на расписку, швыряльные ножи, всякие разные магические приспособления и окунулся в прохладу и мрак ночной столицы.
Долго ли, коротко ли, но расстояние между одиноким путником и Дворцом постепенно увеличивалось, а оставшееся до трактира «Без забот», в коем поселился Санги Бо, сокращалось. Трактир этот, вернее, постоялый двор, считался средней руки, и никак не для вельмож уровня Санги Бо, но отшельника Снега вполне даже устраивал, а Санги Бо — стоило лишь ему покинуть тот или иной сиятельный дом и выйти на городскую улицу — мгновенно превращался в Снега, и манерами, и помыслами.
Вдруг ноздри его уловили запах свежей человеческой крови… и дерьма. Стало быть, кого-то убили только что. И, судя по тишине и мраку данного переулка, переполоха сие убийство не вызвало… Или у кого-то живот лопнул сам собой. Снег увидел, как из густого мрака, который был для его глаз не более, чем прозрачными сумерками, стягиваются к нему незнакомые люди, все сплошь мужчины… неряшливо, пестро одетые… вооруженные как попало… Какая тоска. Если бы не запах недавней смерти — можно было бы надеяться на тихий, мирный укорот событий… Он бы слегка струсил и откупился бы от них парой серебряных кругелей… Нет. Девять отвратительных харь — здоровенная городская шайка, вышедшая на неотступный разбой. И что им всем по притонам не сиделось, в такой-то мрачный вечер?.. Вот ведь досада!
— Эй, сударь, ну-ка стой!.. — При помощи немудрящего уличного колдовства в руках у окруживших вспыхнул один факел, другой… — О-уу, прощу прощения, папаша! Мы слышим: шпоры стучат, меч об секиру лязгает — испугались, думали — разбойники идут по наши души! Ан ошиблись: одинокий почтенный человек следует по своим почтенным делам.
— Мой меч на ходу не лязгает. И секира тоже.
Снег стоял, окруженный грабителями, расслабленный и безмятежный, однако, то была необходимая видимость, внутренне он был весь — ушки на макушке и полностью готов к резне. Ах, многое бы он дал, чтобы ее избежать!.. Раньше, раньше надо было думать, иной дорогой следовать, не спрямляя путь, а еще лучше — пристроиться в хвост патрулю городовой стражи, как умные-то люди по ночам делают. И там, дальше, между деревьями, еще кто-то притаился… Нет, показалось.
— А мне послышалось, что лязгает… Гугур, лязгало ведь? Ты тоже слышал?.. Видите, сударь, даже неграмотный и не обремененный сообразительностью простолюдин — слышал… А вы утверждаете, что нет. Эта неискренность меня, нас всех, огорчает, обижает. От души надеюсь, сударь, что вы утешите нашу обиду обильной и добровольной помощью. Снедью, одеждою, или деньгами, либо еще как-нибудь, ну, одним словом, чем позволит ваша доброта. Вы понимаете горечь и смысл моих слов?
— Понимаю. «Отдай мне свое, а чужое я и сам возьму».
— Что-что? — Предводитель разбойников сделал еще один осторожный шажок в сторону Снега.
— Я говорю, сударь Гладкая Речь, что вы слишком дурно воспитаны для невежи. Видимо, ремесло разбойника и сословие простеца вам глянулись более, нежели честь и участь дворянина. Похоже, вас еще никогда не сажали на кол?
Оскорбительные слова седого незнакомца звучали так ясно и спокойно, что сомнений у главаря не осталось: старикашка нисколько не напуган и по добру ничего им не отдаст. Это за нынешний вечер уже второй такой упрямец… Что ж, канавы уличные вместительны… однако жаль… всегда приятнее, когда ограбленный умирает покорно и в страхе за свою пустячную жизнь, нежели когда с ним приходится возиться…
Легкий «придворный» меч плохо годился для войны, тем не менее, обладал всеми свойствами боевого оружия: прочный, острый, гибкий — он словно сам прыгнул в руку Снега из ножен на левом боку. Почти и не понадобилось никакого умения: разбойник подошел близко, видимо — чтобы самому рубить без помех… С этакой дрянной кольчугой — и такая неосторожность, ай-яй-яй… Все равно — незачем и об нее сталь тупить. Меч презрительно свистнул — раз, другой и третий, да так прытко, что все три свиста слились в единый короткий посвист — голова и обе руки шмякнулись на брусчатку с отвратительным мягким стуком, а туловище неуверенно, словно бы не решаясь присесть, еще целое мгновение стояло на глупых, ничего не понимающих ногах…
В былые годы Санги Бо прикончил бы подобного наглеца особым приемом, некогда очень модным в придворных гвардейских кругах: «подплечным ходом» крест-накрест, так, чтобы всего двумя ударами рассечь противника на шесть частей… Или того проще: выхватил бы он секиру и — «дабы не пачкать душу» — с презрением порубил бы их всех в беспорядочные, никем не считанные куски… Но годы всегда и у всех берут свое: отшельнику Снегу не перед кем было хвастать удалью и мастерством, да и незачем, старость всегда предпочитает ненужному блеску надежность, простоту и удобство…
Эти девятеро хотели его не просто ограбить, нет, они намеревались его убить, стало быть, здесь не идет речь о наказании и воспитании — вполне достаточна только правосудная кара. Что гораздо проще и быстрее. А меч — все равно пора было уваживать… Снег коротко дунул заклятьем, и оба факела погасли. Блеск меча, да три волны черной крови из безголового обрубка — последнее, что увидели в своей жизни остальные члены разбойничьей шайки, ибо неверный свет факелов вдруг сменился для них непроглядной тьмой, которая, в свою очередь, уступила место мраку еще более сплошному и окончательному. Оставшиеся восемь разбойников умерли быстро и легко: просто подойти и ударить, а на возврате меча — еще одну башку снести, потом шаг — два взмаха, налево и направо, потом шаг вперед — и то же самое… А к двум оставшимся придется вернуться на три шага…
Как ни осторожничал Снег, но все-таки вляпался сапогом в кровавую лужу и едва не поскользнулся. Ничего, служанка в трактире все ототрет, отмоет, трактирщику за все за это приличные деньги платятся… Пусть камзол и штаны заодно осмотрит, да тща… тельно. Иий-ах! Уох!
Все-таки Снегу не померещилось, когда он, в первые мгновения встречи с разбойниками, ощупывал взглядом окрестности: там, в конце переулка, за деревьями еще кто-то притаился. Поэтому Снег меч в ножны убирать не стал, но махнул им раз и другой по воздуху, якобы вытирая об него кровь, даже забормотал что-то бессвязно-раздраженное, чтобы, не насторожив, подобраться поближе к тому, кто так ловко умел прятаться. Вполне возможно, что умения таинственного незнакомца на том не исчерпываются и… Так и есть! Два яростных и невероятных быстрых удара, нанесенных Снегом в странную, понятно, что магическую, темноту возле деревьев, цели не достигли. Вернее — достигли: руку тряхнуло весьма ощутимо, до боли, но сталь лязгнула точно о такую же оружейную сталь… Его удар парировали, оба удара! Ого. Снег, уловив из тьмы смешок и удивленное восклицание, тотчас перенаправил атаку своего меча чуть повыше, к голосу. Еще удар!.. Еще два!.. Главное — о собственной защите не забыть…
— Ой! Дурак ты, что ли, сударь Санги Бо???
Услышав свое имя, Снег отпрянул. Нападение он прекратил, но остался весь в движении: ноги, туловище, меч в руке, даже голова — все словно бы раскачивалось в каком-то зыбком жутковатом танце…
— С кем имею честь?..
— Со мной. Но какая тебе в этом разница? Между прочим, ты мне рубашку на пузе посек и меня едва не пырнул, а рубашка-то не казенная, на собственные денежки купленная, четыре кругеля отдал…
— А-а, это ты… — Снег словно бы обмяк, он прекратил свои странные движения, и меч его опустился. — Я должен был бы сразу догадаться, по твоим глупецким шуткам и ухваткам. Что тебе от меня надо? Это, небось, ты сие отребье на меня напустил?
