Хроники Нарнии (сборник) - Льюис Клайв Стейплз (мир бесплатных книг TXT) 📗
Он ждал, что лягва рассердится и разразится нотацией, но тот вдруг воскликнул:
— Ай да Бяка! Ай да молодец! Держись, не поддавайся! А все-таки след поберечь друг друга, потому как идти нам вместе, а путь предстоит нелегкий. Лучше бы нам вовсе не ссориться. Тем более не стоит начинать с распри. Будто я не знаю, чем это обычно кончается: пырнут друг друга ножиками, и все тут. По мне, так равно, а все же надо бы прежде дело сделать. Вообще, чем дольше мы сможем не ссориться…
— Ну, если, по-твоему, все так плохо, — прервал Юстейс, — так и оставайся здесь. А мы с Поул одни пойдем, ведь правда, Поул?
— Умолкни и не будь ослом, Бяка, — Джил испугалась, как бы лягва-мокроступ не поймал Юстейса на слове.
— Не бойся, Поул, — ухмыльнулся Зудень. — Я все равно пойду, и ничего иного ждать нечего. Ведь я чего боюсь? Я боюсь прозевать такую возможность. Кроме того, ходить полезно для здоровья. Пускай они твердят — я говорю о всех прочих лягвах, — мол, ты, Зудень, слишком переменчив и к жизни относишься без должной серьезности. Ладно бы разок сказали, а то все талдычат и талдычат: «Что ты, Зудень, все поперед батьки норовишь, что ты все высовываешься да выпендриваешься? Пора бы тебе, Зудень, понять: жизнь — это не котлетка из лягушатины, не пирог с угрем. Пора тебе, Зудень, ума-разума набраться, а то, гляди, схлопочешь, чего не хочешь. Мы же тебе, Зудень, только добра желаем». Вот что они говорят. А по мне, так отправиться на север, да еще в начале зимы, да на поиски королевича, которого там, на севере — а ничего другого и ждать нечего — вовсе и нет, да еще в Гиблый Город, которого никто никогда не видел, — мне как раз того и нужно. Ежели и это меня не угомонит, тогда уж и не знаю — что, — так говорил Зудень, потирая свои лягушачьи руки от удовольствия, как будто речь шла о походе в театр или в гости, — Ну, а теперь посмотрим, как там наши угри.
Угри оказались восхитительными, и гости дважды просили добавки. Сперва лягва не верил, что им действительно понравилось, но, увидев, как они уплетают за обе щеки, уверовал, однако не смог отказаться от очередного ужасного предположения:
— Что для нас, мокроступов, добрая еда, то, боюсь, для людей — чистый яд, ничего иного и ждать нечего, — пробормотал он.
Потом пили чай из жестянок (совсем как рабочие-путейцы на дороге), а Зудень то и дело прикладывался к темной прямоугольной бутыли. Он предложил и гостям на пробу, однако тем напиток не понравился.
Вторая половина дня ушла на подготовку к походу. Выйти решили поутру. Мокроступ, как самый сильный, взялся нести три одеяла и завернутое в них копченое мясо. Джил достались остатки сегодняшнего обеда, несколько бисквитов и огневой снаряд. Бяке — два плаща, когда в них не будет нужды, а также лук со стрелами, который похуже (Юстейс неплохо научился стрелять, когда плавал на восток с Каспианом). Лук получше взял Зудень, тут же предупредив, что при таком ветре да при такой сырости, да при таком свете он едва ли во что-нибудь попадет, не говоря уж о том, что пальцы слишком закоченеют, чтобы ухватить тетиву. Оба, лягва и Бяка, были при мечах (Юстейс прихватил меч, оставленный кем-то в его комнате в Кэйр-Паравеле), а Джил пришлось довольствоваться ножом. Из-за этого едва не разгорелась ссора, однако чуть они начали препираться, как лягва, протирая руки, стал подзадоривать: «Ага, ага! Давайте, давайте! Вот не думал, что так скоро! Этим-то и кончаются все походы». Спорщики тут же умолкли.
Спать легли рано, все трое в вигваме. Однако двоим из троих на этот раз спалось хуже, чем прошлой ночью, потому что лягва-мокроступ Зудень сказал: «Надо выспаться как следует, да вряд ли у нас это получится», — и захрапел так, что Джил (после того как ей наконец удалось уснуть) всю ночь снились то дорожная машина, укатывающая асфальт, то водопад, то поезд, мчащийся сквозь туннель.
Глава 6
Дикие пустоши
На следующее утро часов в девять можно было видеть, как через реку Шриблу по мелководью, по камушкам переходят три путника. Шрибла оказалась неглубоким, журчливым ручьем — даже Джил, добравшись до северного берега, вымокла не выше колен. Пройдя шагов пятьдесят вверх по пологому склону, они оказались перед скалистой грядой, поросшей вереском.
— Ну что, наверное, нам туда? — Юстейс показал на запад, где ручей протекал по неглубокой лощине. Лягва покачал головой:
— Нет, как раз там и живут великаны. Эта лощина для них все равно что улица. А нам лучше лезть напрямик, хотя здесь и круче.
Отыскали место, где полегче было взобраться, и минут через десять, запыхавшиеся, уже стояли наверху. Бросили последний взгляд на земли Нарнии и обратились лицом на север. Прямо перед ними без конца и края простиралась вересковая пустошь. По левую руку виднелись скалы. Джил старалась туда не смотреть, полагая, что это и есть лощина великанов. Двинулись вперед.
Идти по упругому вереску было легко и приятно; солнце светило бледно, почти по-зимнему. Чем дальше продвигались, тем пустыннее становилась местность; лишь изредка птичий посвист нарушал тишину да парил в небе одинокий ястреб. Задолго до полудня устроили привал у ручейка, напились водицы, и Джил решила, что это приключение ей, пожалуй, нравится. О чем и сообщила спутникам.
— Э-хе-хе, — откликнулся Зудень, — боюсь, приключения пока и не начинались.
Да, дорога после привала — равно как и школа после каникул или новый поезд после пересадки — чревата неожиданностями. Когда двинулись дальше, Джил заметила, что скалистый край лощины как будто приблизился, а сами скалы стали круче и выше. И похожи на башни. Забавные башни!
«Наверное, — подумала Джил, — все истории про великанов пошли от этих странных скал. В сумерках очень даже просто принять их за великанов. Вон та, к примеру. У нее на вершине лежит камень, совсем как голова. Для человека голова великовата, а для ужасного великана — в самый раз. Вереск и птичьи гнезда — совсем как волосы и борода. А выступы по обе стороны — уши. Уши, конечно, великоваты, можно сказать, не великаньи уши, а слоновьи. И к тому же… Ой-ой-ой!»
Кровь застыла у нее в жилах. Скала шевельнулась. Это и в самом деле был великан. Ошибиться невозможно: девочка видела, как он повернул голову. Она даже успела заметить огромное, придурковатое, толстощекое лицо. Все эти скалы были живые, а не каменные. Сорок, а то и все пятьдесят живых великанов в ряд; ногами они упирались в дно лощины, а локти положили на край, совсем как люди на каменную ограду — ни дать ни взять деревенские лентяи, глазеющие на улицу погожим утречком после завтрака.
— Никуда не сворачивать! — шепотом командовал лягва, тоже заметивший великанов. — Не смотреть в их сторону. Ни в коем случае не бежать. А то, боюсь, они сразу погонятся.
Так и шли, стараясь не смотреть на великанов. (Как мимо двора, в котором живет злая собака, — только тут не собака, а кое-кто похуже.) Великанов было великое множество. Они не казались ни злыми, ни добрыми, ни любопытными. И будто вовсе не замечали путников.
И вдруг — вззз-вззз…бабах! — что-то просвистело над головами, и большущий валун грохнулся наземь впереди, шагах в двадцати. И снова — бамс! Другой валун ухнул позади.
— Это они в нас? — спросил Юстейс.
— Боюсь, что нет, — ответил мокроступ, — А лучше бы в нас. Они целятся вон в ту кучу камней. В нее-то они наверняка не попадут, зато в нас, боюсь… э-хе-хе… Но не беда. Камне-метатели они никудышные, хотя каждым погожим утром вот этак упражняются. А чего еще от них ждать, коли эта игра — единственное, что им по уму.
Это было ужасно. Казалось, шеренга великанов никогда не кончится, и никогда не перестанут падать камни, некоторые — слишком близко. Да что там камни, сам вид и голоса великанов были куда страшнее. Джил старательно отводила глаза.
Прошло минут двадцать, и тут великаны, похоже, поссорились. Худо было идти под градом камней, не лучше — мимо дерущихся громадин. Они набрасывались друг на друга и ругались бессмысленными длинными словами, каждое из которых, можно сказать, было двадцатиэтажным. Они бесновались, размахивали ручищами, подпрыгивали от ярости, и каждый прыжок сотрясал округу, как взрыв бомбы. Они лупили друг друга по головам огромными каменными молотками; однако сие орудие только отскакивало от крепкого лба, а ударивший, бросив молот, выл от боли и дул на отбитые пальцы. Однако столь велика была великанья глупость, что минутой позже все начиналось сначала. Но нет худа без добра — час спустя великаны так друг друга излупцевали, что все до единого повалились на дно лощины, сидели там и плакали. Теперь их не было видно; зато стоны, всхлипы и хныканье этих громадных младенцев слышались долго, даже после того, как лощина осталась далеко позади.
