Наследие. Трилогия (ЛП) - Джемисин Нора Кейта (читать книги .TXT) 📗
— Как скажешь, — пробормотала я. — Будь по-твоему.
Некоторое время я словно плавала в пустоте. Выпитое снадобье очень быстро ударило мне в голову, не столько избавив от боли, сколько подарив равнодушие к ней. Я уже собиралась вновь задремать, когда Солнышко подал голос.
— Что-то происходит со мной, — проговорил он очень тихо.
— Мм?
— Не в моей природе быть добрым, тут ты права. И никогда прежде я не желал терпеть перемен.
Я зевнула, отчего голова налилась жаром. Я чувствовала его будто издалека.
— Перемены все равно происходят, — сказала я, зевая. — Нам приходится лишь принимать их.
— Нет, — ответил он. — Не приходится. Я никогда их не принимал. Таков я есть, Орри, — ровный свет, которого бежит клубящаяся темнота. Недвижимый утес, который поневоле обтекает река. Тебе это может не нравиться. Я ведь не нравлюсь тебе? Но не будь меня, этот мир сорвался бы в бездну безвластия и беспорядка. В Преисподнюю за гранью воображения смертных…
Меня так удивили эти слова, что я аж проснулась. И ляпнула первое, что явилось на ум:
— А то тебя волнует, что ты мне не нравишься!
Я не увидела — услышала, как он пожал плечами.
— Ты вся состоишь из противоречий. Подозреваю, ты из потомков Энефы.
Он произнес это таким кислым голосом, что я чуть не расхохоталась, забыв, какой болью это отозвалось бы в моей голове. Потом я кое-что поняла, и смеяться расхотелось.
— Вы с Энефой не всегда были врагами?..
— Врагами мы никогда не были. И я тоже ее любил.
Мне достаточно было услышать, как прерывался его тихий голос при этих словах.
— Но тогда… — Я нахмурилась. — Тогда почему?
Он долго не отвечал.
— Это было что-то вроде безумия, — выговорил он наконец. — Хотя в то время мне так не казалось. Все, что я делал, выглядело таким осмысленным… правильным… Пока не стало поздно что-то менять…
Я завозилась под попоной. Мне было плохо, у меня болела рука, и этот разговор мне не нравился.
— Так бывает, — сказала я. — Люди срываются, а потом…
— Потом я не находил себе места. Энефа была мертва, и ее… я думал, что ее уже не вернуть. Нахадот так возненавидел меня, что ради отмщения готов был разнести все миры. Я просто не осмелился освободить его. И я решил следовать тому пути, который избрал. — Он немного помедлил. — Я… сожалею… о сделанном. Я был не прав. Страшно не прав. Но сожаления бесплодны…
Он умолк. Я знала, что мне следовало бы молча внимать: в воздухе еще дрожало эхо его боли. Он был древен и непостижим; я и не надеялась когда-либо приблизиться к пониманию этого существа. Но я вытянула здоровую руку и нащупала его колено.
— Не говори, что сожаления бесплодны, — сказала я. — Они просто недостаточны. Сожалеть мало, ты должен измениться. Однако начало уже положено.
Солнышко протяжно вздохнул, с почти невыносимой усталостью.
— Изменяться — не в моей природе, Орри. Мне остаются лишь бесплодные сожаления.
И опять мы с ним надолго умолкли.
— Я бы еще глотнула той гадости, — сказала я затем. Воздействие предыдущей порции уже проходило, в руке надоедливо пульсировала боль. — Только для начала хорошо бы чего-нибудь пожевать.
И Солнышко снова взялся меня кормить и поить водой из приношений жителей Деревни. У меня хватило ума придержать немножко за щекой, чтобы размочить хлеб.
— Утром суп будет, — сказал он. — Я скажу, чтобы нам принесли немножко. Самим нам с тобой лучше пока не высовываться.
— Верно, — сказала я со вздохом. — Ну ладно, а что мы дальше делать будем? Прятаться среди нищих, пока новозоры снова нас не найдут? Надеяться, что я от воспаления не помру, прежде чем убийцы Сумасброда по заслугам получат?..
Я потерла лицо здоровой ладонью. Солнышко дал мне глотнуть еще огненной жидкости, по телу разбежалось тепло и ощущение легкости.
— Боги, я надеюсь, с Лил все хорошо…
Он ответил:
— Они оба — порождения Нахадота. Все решит сила.
Я покачала головой.
— Но ведь Датэ не… — И вдруг поняла. — Ох… Это многое объясняет…
Я почувствовала, как Солнышко на меня покосился. Однако слово, как говорится, не воробей…
— Она и моя дочь тоже, — сказал он. — Ее не так-то просто одолеть.
Некоторое время я терялась в догадках, пытаясь осмыслить, каким таким образом Ночной хозяин и Блистательный Итемпас умудрились сообща родить дитя. А может, он просто иносказательно выразился, считая своими детьми всех младших богов, вне зависимости от отцовства?.. Потом я перестала гадать. Они боги — поди их пойми. Да этого и не требуется.
И вновь мы молча слушали, как стекала роса. Солнышко дожевал хлеб и привалился спиной к стене ящика. Я лежала под попоной, думая о том, скоро ли рассвет. И стоит ли цепляться за жизнь, чтобы встретить его.
— Я знаю, к кому мы можем обратиться за помощью, — сказала я погодя. — Я не смею вызывать других богорожденных, я не хочу, чтобы на моей совести были еще смерти. Но думается мне, есть смертные, у которых хватит сил дать отпор новозорам. Только ты должен будешь помочь мне…
— Что я должен сделать?
— Отведи меня обратно в Привратный парк. На Гульбище. — Последнее место, где я была счастлива. — Туда, где нашли Роул. Ты помнишь дорогу?
— Да. В тех местах часто попадаются новозоры.
Тут он был прав. В это время года, когда Древо собирается расцветать, на Гульбище кишмя кишат всевозможные еретики. Их привлекают паломники, приезжающие почтить Сумеречную госпожу; каждая секта пытается переманить кого-нибудь из них в свою веру. Им кажется, что проще повлиять на людей, уже отвернувшихся от Блистательного Итемпаса.
— Помоги мне добраться туда незамеченной, — сказала я. — К Белому залу.
Он не ответил, а мне на глаза вдруг навернулись слезы, непрошеные и необъяснимые. Я попыталась сдержать их.
— Я хочу покончить с этим делом, Солнышко. Хочу убедиться, что с Новыми Зорями и вправду будет покончено. У них там еще осталась моя кровь, они могут опять наделать отравленных наконечников… Сумасброд, он ведь не как Энефа. Он не вернется…
Как же ясно я видела его глазами своей памяти. «Я всегда знал, что ты особенная, Орри», — сказал он тогда, и моя особость убила его.
Так пускай же его гибель станет последней.
Солнышко поднялся, вылез из ящика и куда-то ушел.
Я ничего не могла поделать — я расплакалась. А что мне еще оставалось? Добраться своими силами до Гульбища я не смогу. Равно как и сколько-нибудь долго прятаться от новозоров. Моей последней надеждой был орден. Но без Солнышка нечего и пытаться…
Подле меня шлепнулось что-то тяжелое и бесформенное. Я коснулась, стала ощупывать. Плащ. От него несло чьим-то немытым телом и старой мочой, но я чуть не ахнула, сообразив, что задумал Солнышко.
— Надевай, — сказал он. — Идем.
*
Гульбище…
Рассвет еще не наступил, но Гульбище уже оживало. Повсюду толпился народ, люди собирались на углах улиц, вполголоса переговаривались, многие плакали. Я впервые ощутила витавшее над городом напряжение — должно быть, еще со вчерашнего, когда солнце объяла чернота. Ночами город и так не особенно затихал, но, если верить нынешним звукам, большинство горожан этой ночью вовсе не спали. А кто и спал, — думаю, очень многие встали пораньше, чтобы встретить рассвет, в надежде, что солнце взойдет прежним. Торговцев еще не было, Ремесленный ряд пустовал, быть может, из-за слишком раннего часа, — но паломников уже было слышно. Вот кого собралось заметно больше обычного. Они стояли на коленях прямо на мостовой и молились Сумеречной госпоже в ее рассветной ипостаси. Люди надеялись на ее спасительное заступничество.
Мы с Солнышком, не торопясь, двигались своим путем, держались поближе к зданиям и старались далеко не выходить на Гульбище. Хотя напрямик было бы ближе — Белый зал высился как раз напротив, — но так мы даже в густой толпе рисковали привлечь нежелательное внимание. Жители Деревни не зря избегали заходить в эту часть города, где было так много приезжих; оглянуться не успеешь, загребут орденские Блюстители. Сегодня Блюстители наверняка будут свирепствовать. Причем среди них много молодых сорвиголов, которые недорого возьмут — просто схватят нас с Солнышком, заведут в пустующий склад и разберутся по-свойски. Оттого-то нам непременно нужно было добраться до Белого зала, ведь там они, хочешь не хочешь, поступят как подобает — всяко препроводят внутрь, даже если мы им не понравимся.
