Ученики Ворона. Черная весна - Васильев Андрей (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Желудок, учуяв ароматы пиши, взвыл так, что мне даже стало неловко.
— Матушка! — непривычно мягко произнес Гарольд и устремился к женщине, которая, только заслышав его голос, тут же вскочила на ноги и поднесла правую ладонь ко рту.
Монброн опустился перед ней на колени и как-то очень по-детски ее обнял.
Я всегда говорил, что в нем больше человеческого, чем все думают. Просто он это умело прячет, старается не давать волю эмоциям. Вот и маму он любит.
— Гарольд! — взвизгнула одна из девиц, со светлыми, почти белыми волосами, уложенными в очень сложную прическу. — А нам сказали, что ты мертв. Опять ты нас надул, паршивец!
— А я говорила, что он не мог погибнуть запросто, на какой-то там войне, — сообщила всем другая девушка, с остреньким носом. — Слишком это для него просто. Остальные барышни тоже начали щебетать, но разобрать что-либо в этом гвалте было сложно.
Гарольд тем временем встал с колен, обменялся с матерью несколькими фразами, но что именно он ей говорил и что она отвечала, я не разобрал. Может, оно и правильно, не все мне знать надо.
Бледный юноша встал из-за стола и подошел к Гарольду. Как видно, это и был его брат Генрих, который неуверен в себе и на которого трудно положиться в тот момент, когда все вокруг рушится.
— Фон Рут, — повернулся ко мне Монброн, не обращая особого внимания на брата. — Что ты там встал? Вот, дорогие мои, это барон Эраст фон Рут, мой друг. Ему я доверяю как себе, так что и вы относитесь к нему соответственно.
— Симпатичный, — одновременно и с одинаковой интонацией сказали сразу две девицы.
— Добро пожаловать, — произнес Генрих.
Матушка Монброна ничего не сказала, но благожелательно потрепала меня по волосам, когда я целовал ее руку.
Девицы тем временем продолжали галдеть, совершенно не обращая внимания на то, что я отлично слышу их разговоры. Сдается мне, не преувеличивал ничего Гарольд в своих рассказах о них. Возможно, даже наоборот. Преуменьшал.
— Интересно, он не девственник ли? Хорошо бы! Говорят, они такие забавные, вот бы попробовать!
— Любопытно, откуда он? Если с Запада — еще ничего. Но на Восток я замуж не пойду.
— Можно подумать, он именно на тебе женится!
— Не красавец, нет. Зато глазки умненькие.
У меня возникло ощущение, что я лошадь на рынке и ко мне сейчас прицениваются. Серьезно. И еще я понял, что надо эту опасность в корне давить, от греха, и дело не только в пяти похоронах, которые запросто может устроить Рози, увидев всего лишь часть того разгула, который имел место здесь и сейчас. Просто ни к чему мне это все.
А прекратить подобное можно только одним способом. Надо стать для них неинтересным.
— Ох, и хороши у тебя сестры! У нас в Лесном крае таких нету! — громко проорал я. — А, так тебя, опять соплей полный нос!
И после этих слов я сморкнулся прямо на пол, понимая, что тем самым навсегда порчу свою репутацию в глазах всех поколений Монбронов, сколько бы их еще ни было на свете. Оставалось надеяться на то, что после этого Гарольд не бросит мне вызов на поединок, когда мы закончим разбираться с его делами. Все-таки это его родовое гнездо.
— Фу-у-у! — сообщили сразу четыре из пяти девушек брезгливо и посмотрели на меня презрительно.
И только одна из них, остроносенькая, делать этого не стала. Более того — она заулыбалась.
— Садись за стол, старина, — скрыв улыбку, предложил мне Гарольд и хлопнул меня по плечу. — В ногах правды нет.
— Покушать бы, — одобрительно сообщил ему я, старательно копируя манеры и речь Фалька и плюхаясь на лавку неподалеку от Генриха. — Свининки там жареной, овощей каких, хлебушка, подливы. Гороху моченого можно, для приятственного бурления в брюхе. И пивка побольше.
Если у брата Гарольда и было в планах что-то вроде рукопожатия, то после моей выходки он ничего такого делать не стал, ограничившись кивком и повторив уже произнесенную им фразу:
— Добро пожаловать!
Впрочем, пообщаться нам и не удалось бы, поскольку почти сразу Гарольд поинтересовался у брата:
— Ну, Генрих, теперь расскажи мне, как так оно все вышло. И поспеши, пока не пришел дядюшка.
— Все — что? — вяло спросил Генрих. — Как мне кажется, ничего особенного или из ряда вон выходящего не случилось.
— Вот такой у меня брат, представитель старшей ветви древнего рода Монбронов, — весело, почти залихватски сказал мне Гарольд. — В замке, как хозяин, распоряжается сородич из младшей ветви, его сестер вот-вот спровадят в дом терпимости, матери нужна поддержка в этот трудный час, но она ее не получает. Отец убит! А мой братец считает, что все идет нормально.
— Отец умер сам, — наконец-то в голосе Генриха появились живые нотки. — Это доказанный факт, который ни у кого, кроме тебя, не вызывает сомнения. Мама в полном порядке, что же до наших с тобой сестер… Ты сам все про них знаешь. И помнишь. Дом терпимости? Не смеши меня. От наших с тобой сестер содержатели иных подобных домов как от чумы будут шарахаться.
— Экий мерзавец ты, Генрих, — лениво сообщила девица с роскошными волосами. — При госте нас позоришь. Он хоть и из немыслимой глуши, но все же…
Впрочем, на ее слова кроме меня внимания никто не обратил.
— И самое главное. — Генрих встал и уперся кулаками в стол. — Я хочу напомнить о том, что, поступив в обучение к колдуну, ты лишился всех прав. Прав на все! Ты не наследник родовой чести, родового добра, славы предков и всего прочего. Ты уже два года как никто, Гарольд. Никто. И значит, ты не вправе ничего требовать у меня. Ради правды, и до того ты этого делать не вправе был, просто в силу того, что старший брат я, но тогда тебе многое прощалось за твою лихость, удаль и живую кровь Монбронов. За все то, чего не было у меня. Но теперь… Кто ты такой? Радуйся, что тебя вообще пустили сюда, в этот дом. Тебя и твоего приятеля-невежу.
— Мой славный Генрих, я удивлен, — абсолютно без наигрыша произнес Гарольд. — Ты ли это? Вечно тихий, вечно молчащий, и вдруг — на тебе! Правда я не понимаю, почему ты так набросился на меня, мы ведь не враги.
— Ты уверен в этом? — Генрих криво улыбнулся. — Просто ты раньше этого не замечал. Да и когда тебе? Ты всегда то на балу, то в кровати очередной придворной дамы, то на поединке с мужем этой дамы, а то и вовсе на войне. От отца только и было слышно: «Мой Гарольд опять умудрился нашалить». И главное — он был счастлив, узнавая про твои шалости! Внешне хмурился, ругал тебя, но в глубине души был рад! Даже то, что ты обрюхатил мою невесту, мою Люсиль, он и то назвал «проделкой». Проделкой!
— Я? — ошарашенно произнес Гарольд. — Люсиль? Ты в своем уме?
— Мне все известно! — прошипел Генрих и помахал пальцем у носа Монброна. — Все! Я видел ублюдка, рожденного ею. Это вылитый ты! Люсиль, правда, до последнего момента твердила, что это не так, что все было наоборот, что ты ее спас, но я-то знаю правду! Эта лживая дрянь просто выгораживала тебя! Даже когда она умирала, то твердила, что это мой ребенок, а не твой.
— Как интересно. — Гарольд обвел взглядом потолок залы. — Это все? Или у тебя еще есть что сказать?
По лицу его матери текли слезы, сестры испуганно глазели на происходящее и даже не перешептывались. Судя по всему, они таким Генриха тоже никогда не видели.
— Есть. — кривя губы, сообщил ему старший брат, щеки которого от эмоций и криков изрядно порозовели. — Знаешь, ты меня очень, очень расстроил. Я ведь был уверен в том, что ты непременно примчишься сюда, узнав про смерть отца и прочие бесчинства. И надеялся на то, что ты поступишь так, как всегда, то есть ворвешься в замок, прикончишь дядюшку, точнее, попытаешься, и вообще наделаешь разных глупостей вроде кровопролития и возмущения порядка. Ты же Гарольд Монброн, надежда рода, у тебя есть все права на это. И тогда я испытаю давно ожидаемую огромную радость, глядя на то, как тебя четвертуют на Судной площади, потому что никаких прав у тебя нет и быть не может. Разве что на небольшое ежемесячное вспомоществование, что-то вроде сотни золотых. Ах да. И еще небольшого поместья на южной границе Силистрии.