Одинокие души (СИ) - Дьюал Эшли (книги .txt) 📗
– Что тебе от меня нужно? – Внезапно чувствую, как парень хватает меня за руку. Он крепко сжимает её, кладет себе на плечо и тихо выдыхает:
– Мне нужна правда.
Я резко открываю глаза, хочу встать, но не могу шевельнуться.
Знакомый запах заползает в ноздри, переворачивает внутренности, впитывается в кожу, и я еле удерживаюсь от крика. От безумства. От паники.
– Нет, – протягиваю я и осматриваю пространство вокруг. – Нет.
– Лия?
– Нет. Только не сейчас. Только не здесь.
– Лия!
– Не хочу! – Состояние безумной паники и беззащитности. Я понимаю, что нахожусь не дома, и мне становится так страшно, что тело сковывает судорога. – Не хочу!
– Чего не хочешь, милая?
Я поворачиваю голову на голос и вижу маму. Она в белом халате, уставшая, поникшая. Сидит рядом со мной, сжимает руку. Поправив мои волосы, она снова спрашивает:
– Чего ты не хочешь, Лия?
– Не хочу забывать, – сквозь слёзы шепчу я и растерянно оглядываюсь. – Мам, я не хочу вновь всё забыть.
– О, дорогая моя, – мама притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я ощущаю покалывание в руках, спине и шее. Но мне страшно, а страх притупляет боль. Я вдруг начинаю плакать и судорожно вожу пальцами по маминым плечам, пытаясь найти опору. – Всё хорошо, – протягивает она. – Ты ничего не забудешь.
– Но вдруг?
– Нет. Не в этот раз и никогда больше.
Я обнимаю маму ещё крепче и опять осматриваюсь.
Больница. Я запомнила запах лекарств, старой мебели и плесени с прошлого раза. Запомнила грязные белые стены, узкие кровати, пожилых людей и не всегда приветливых медсестёр. Запомнила абсолютно всё: от количества дыр на потолке в своей палате до цвета стен в регистрационном зале. Мне так хотелось впитать в себя новые впечатления и эмоции, будто они смогли бы заменить те чувства, что исчезли вместе с памятью. Но этого не случилось. Пустота и сейчас преследует меня. И будет преследовать до тех пор, пока я не узнаю всю правду о себе и о прошлом годе.
– Тебя поцеловал ангел, – неожиданно заключает мама, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.
– Разве?
– Так и есть. Ты могла умереть четыре месяца назад, ты могла умереть сейчас. Но, Лия, кажется, Господь следит за тобой и не позволяет тебе покинуть нас.
Я весьма скептично отношусь к Богу и религии, поэтому молчу. На самом деле, я прожила совсем мало и почти ничего не знаю о жизни. Конечно, мне ясен смысл веры и надежды, но в последнее время я начала убеждаться в том, что чудес не бывает. Судьбы как таковой не существует, иначе у человека не оставалось бы вариантов для решения тех или иных проблем. Ведь понятие судьбы отрицает понятие выбора. Поцеловал меня ангел или я просто удачно приземлилась, кто знает? Возможно, вера в Бога имеет какой-то вес, но я уверена, что это ничто, если нет веры в себя.
– Счастливица, – шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать нас? Проспала шесть дней: шесть долгих тяжелых дней. Сейчас твое состояние стабилизировалось. К счастью, на тебе всё заживает как на собаке.
– Прости. На дороге что-то появилось. Кажется, это была девушка. – Я болезненно морщусь. – Рыжая девушка. Она стояла посередине трассы, а Лёша не успел среагировать и… – замираю, мои глаза расширяются, и я испуганно съёживаюсь. – Астахов, что с ним? Он пострадал?
– Не волнуйся. В отличие от тебя, Лёша пристегнулся и только ушиб колено.
Я выдыхаю:
– А что со мной?
– С тобой, как всегда, проблемы, – шутя, протягивает мама. – Лия, ты вылетела через лобовое стекло. – Её лицо омрачается, но она пытается сохранить улыбку. – Повредила плечо, живот, правую руку и…
– И?
– И голову. У тебя сотрясение.
– Сотрясение? – Я обеспокоенно осматриваю свои руки, словно ища на них признаки очередного ушиба головы. – Надеюсь, ничего серьёзного?
– Лия, любая травма головы серьёзная.
– Ты понимаешь, о чём я.
– Не волнуйся, – мама кивает. – Потеря памяти тебе не грозит. Полежишь в больнице несколько недель. Подлечишь плечо, а потом за тебя возьмёмся мы с папой, уже дома.
– Несколько недель? – в ужасе расширяю глаза. – Но у меня скоро экзамен! Я должна ходить на занятия по вождению.
– Господи, о чём ты? Ты попала в аварию! Вылетела через лобовое стекло! Какое вождение? Какие экзамены? – Мама качает головой и встает с кровати. – Схожу к твоему отцу. Тебе пора принимать анальгин.
– Мам!
– Попытайся отдохнуть. И, пожалуйста, не вставай с постели. В любой момент голова может закружиться, ты упадёшь в обморок и повредишь себе ещё что-нибудь. Не рискуй.
– Я и не собиралась.
Мама выдыхает, словно читает мои мысли и знает, что на самом деле я так и собираюсь поступить.
– Поспи.
Она выходит, и в тот же момент я стаскиваю с себя одеяло.
Ноги покрыты огромными синяками, живот коричневый, будто я загорала в открытом неровном купальнике. Я выдыхаю и с трудом встаю. Голова сразу начинает кружиться, но я хватаюсь рукой за полку. Мне не привыкать к боли. Медленно иду к выходу из палаты и вижу двух бабушек: они сидят на скамейке и внимательно наблюдают за моими движениями.
– Здравствуйте, – бросаю я и прохожу по коридору.
Они шепчутся и обмениваются взглядами, но я не обращаю внимания.
Наверное, сейчас вечер – людей мало. Правда, запах стоит такой же отвратительный: тяжёлый, гадкий, старый.
– Куда ты? – спрашивает медсестра. Она появляется неожиданно, и я отпрыгиваю в сторону. – Разве тебе можно выходить?
– Я в туалет. – Если это знакомая мамы, мне не поздоровится. – Мне нужно в туалет.
– Подожди врача.
– Я не могу ждать, – театрально сгибаюсь. – Мне правда очень нужно!
На самом деле мне необходимо пройтись, но женщине необязательно знать об этом.
– Я провожу её, – внезапно раздаётся женский голос, и я вижу Киру. Она стоит в очках и белом халате, с завязанными в конский хвост золотистыми волосами. Я выпрямляюсь и еле сдерживаю смех.
– А ты кто? – Медсестра вскидывает брови. – Раньше я тебя не видела.
– Я интерн. Новенькая.
– Неужели?
– Да, и раз тут нужна моя помощь… – Кира подходит ко мне, берет под локоть и сдвигает с места.
– Ты что здесь делаешь? – Я говорю с таким диким восторгом, что наверняка мои глаза светятся от счастья. – Откуда халат и очки?
– Не спрашивай. Ты не представляешь, как сложно было к тебе пробраться. Та мымра всё ещё пялится.
– Чёрт с ней. Лучше объясни мне, что происходит?
– Ничего особенного, – Кира открывает мне дверь, и мы проходим в туалет. Здесь воняет ещё хуже, чем в коридоре, и она прикрывает нос рукой. – Твою мать, разве в больницах не должно быть туалетов, после которых человека не нужно откачивать?
Я хочу ответить что-то едкое и смешное, но неожиданно примерзаю к полу.
Мое отражение.
– О, господи! – Я почти ору. Резко подскакиваю к зеркалу, и плевать на боль, ушибы и отёки. Моё лицо в порезах. Оно похоже на один сплошной синяк, и меня тошнит от страха. – Господи!
Я начинаю мять руками кожу, в надежде, что сейчас уберу пальцы, и лицо станет прежним. Но ничего не выходит.
– Лия.
– Твою мать, Кира! Что со мной?
– Успокойся, – девушка подходит и берет меня за руки. – Не трогай, сделаешь хуже.
– Отпусти! – Я вырываюсь и вновь касаюсь пальцами лица. – Боже мой.
– Так, сейчас же посмотри на меня.
– А вдруг это не пройдёт? Вдруг останутся шрамы? – Я сглатываю и вспоминаю рану на лице предводителя стаи. Господи, я не смогу с этим жить. – У меня такое лицо, словно я побывала на скотобойне!
– Детка, а чего ты хотела? Ты вылетела через лобовое стекло и думала остаться целой и невредимой? Это ещё цветочки.
– Кира, я омерзительна!
– Не набивая себе цену! – Девушка становится рядом со мной. Мы смотрим на наши отражения, и я горю желанием разбить зеркало к чёртовой матери. Кира такая красивая, высокая, у неё широкие скулы и ровные брови, а я – гигантский отёк. – Синяки скоро заживут, раны затянутся. Так что не паникуй.