Одинокий путник - Денисова Ольга (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Гладкая теплая шкура рыжего коня нервно подрагивала во сне, а в высокие маленькие окна пробивался скудный свет. Но Лешек все равно не разглядел хлева из-за загородки, только уловил движение через широкую щель между досками. И вскоре услышал, как тонкие струйки молока упруго и глухо бьются в деревянное донышко ведра: хозяйка доила корову. Лешек почувствовал невыносимый голод – рот наполнился слюной, и спазмом скрутило желудок: он представил себе кружку густого теплого молока, не процеженного, пенистого, пахнущего коровой. За эту кружку он готов был отдать сейчас все, что угодно. Что если попросить у хозяйки молочка? Что ей стоит? Право, они не обеднеют…
Лешек прогнал соблазнительные мысли из головы, представив, как испугается хозяйка, и какой поднимет крик. И если рядом с домом есть хоть один монах, они немедленно будут здесь, все. Ведь уже рассвело, они должны были понять, что он в слободе – больше ему спрятаться негде – и наверняка обыскивают дом за домом. Может быть, ему повезет, и хозяйка его не заметит? И тогда он найдет здесь более укромное место, даже если оно будет и не таким теплым.
Хозяйка, закончив доить корову, унесла ведро, и Лешек вздохнул с облегчением, когда услышал шаги по лестнице. Но она не стала подниматься в дом, поставила ведро на ступеньки, и вернулась, что бы накормить скотину.
У нее был нежный, высокий голос, немного певучий и очень ласковый – она говорила с каждым животным, называла их смешными добрыми именами, и Лешеку совсем не хотелось ее пугать. Конь, догадавшись, что сейчас ему тоже что-нибудь достанется, поднялся на ноги и заржал, высунув голову из своей клетушки. Лешек отполз в дальний ее угол, сел и прижал колени к подбородку, стараясь стать невидимым.
Хозяйка, наконец, распахнула дверь загородки, за которой стоял конь. Она оказалась совсем молоденькой девушкой, лет пятнадцати, и не хозяйкой вовсе, а скорей всего ее дочерью. Пухленькая, румяная, с широким курносым лицом и толстой косой, обернутой вокруг головы, в меховой безрукавке, надетой поверх рубахи.
Она хотела кинуть огромный пук сена в кормушку, как вдруг увидела Лешека и уже раскрыла рот, чтобы набрать побольше воздуха и крикнуть, сено выпало у нее из рук, но он приложил к губам палец и прошептал:
– Не выдавай меня. Пожалуйста.
Испуг на ее лице сменился любопытством: она закрыла рот и посмотрела на Лешека, хлопая удивленными глазами.
– Я ничего плохого тебе не сделаю… – добавил Лешек на всякий случай.
Девушка медленно кивнула, о чем-то раздумывая, а потом спросила, тоже шепотом:
– Это ты убежал из Пустыни?
Лешек кивнул.
– А нам сказали, что ты вор. И пообещали тяте два мешка зерна, если мы тебя найдем. Ты правда вор?
Лешек подумал, что кристалла он не воровал, он просто забрал у Дамиана то, что ему не принадлежит, и ответил:
– Я ничего у вас не возьму, честное слово.
Девушка, все еще раздумывая, подобрала сено из-под ног и сгрузила его в кормушку. Конь, до этого пригибавший голову к полу, выпрямился и закрыл Лешека от девушки, но она зашла поглубже в его клетушку и хлопнула битюга по ляжке, чтобы он подвинулся.
– А что ты украл у монахов?
– Я взял свою вещь, которую они у меня отобрали, – Лешек немного покривил душой, но в целом, наверное, так оно и было.
Девушка понимающе кивнула.
– Послушай, – Лешек вздохнул и закусил губу, но не удержался, – ты не можешь дать мне немного молока?
– Конечно. Погоди, – она выскользнула из клетушки, и Лешек встал вслед за ней. Он думал, что она поднимется в дом за кружкой, и тогда родители ее все поймут, но она нашла где-то плоскую большую миску, и налила молока туда.
У него тряслись руки, и миска, над которой поднимался едва заметный парок, чуть не опрокинулась на пол. Он глотал молоко жадно, рискуя поперхнуться, и не мог остановиться, даже чтобы вздохнуть: наверное, ему никогда не доводилось проголодаться настолько сильно.
– Хочешь хлеба? – спросила девушка, во все глаза глядя на то, как Лешек пьет. Ему стало неловко, но он кивнул, не отрываясь от молока.
– Монахи тебя во всех домах искали, – сказала она, – и у нас тоже. Везде искали, даже в сено вилами тыкали… Если еще раз придут, то здесь тебя найдут точно. Я, наверное, тяте скажу, что ты у нас. Ты не бойся, тятя добрый, и монахов не любит.
Лешек подумал, что все будет зависеть от того, насколько тяте нужны два мешка зерна, чтобы ради них плюнуть на нелюбовь к монахам: у него семья, которую надо кормить до следующего лета. Вряд ли крестьянин пожалеет пришлого человека настолько, чтобы отказаться от такого богатства.
– Да не бойся, – повторила девушка, – не надо тяте это зерно. Правда.
Лешек робко пожал плечами и протянул ей пустую миску. Но с другой стороны, только хозяин дома сможет спрятать его так надежно, чтобы монахи не смогли его найти.
Девушка убежала наверх, и вскоре хмурый, приземистый крестьянин, стреляя во все стороны быстрыми темными глазами, спустился в хлев и подозрительно осмотрел замершего Лешека с головы до ног. Впечатление доброго тятя не производил.
– Ты вор? – строго спросил он, закончив осмотр.
– Нет, – ответил Лешек.
– Это правда, что ты сорвал крест, когда уходил?
– Правда, – Лешек вздохнул и опустил голову – обманывать он не хотел.
– Пошли, – хозяин коротко кивнул и направился к лестнице. Лешек не понял, собирается он его сдать, или, напротив, согреть и накормить, но повиновался.
В зимней части дома места было очень мало, и каждая его пядь имела свое предназначение. Три детские мордашки выглядывали с полатей, перед печью возилась хозяйка, две большие девочки сидели на сундуке за прялками, и еще одна перебирала крупу на длинном узком столе. Во дворе слышались мальчишеские голоса, наверняка, принадлежавшие старшим сыновьям – детей у хозяина было много. На втором сундуке, придвинутом к печке, неподвижно лежал старик, уставив глаза в потолок.
– Раздевайся, – велел хозяин, и Лешек вздохнул с облегчением: похоже, его не собирались выдавать. В доме было очень тепло, даже жарко, но, раздевшись, он снова почувствовал озноб.
Хозяйка подхватила полушубок Лешека, осмотрела его со всех сторон, и повесила поближе к печке. Сапоги долго рассматривал сам хозяин и качал головой – они ему понравились. Шапку Лешек снял, когда входил в дом.
– Мать, дай ему хлеба, – к жене хозяин обратился скорей просительно, чем сурово, – а ты полезай на печь. Обморозился, небось?
– Только руки. Немного, – ответил Лешек, поднимаясь на полати, где трое малых в рубашонках подвинулись, освобождая ему место, и с любопытством уставились на него темными, как у отца, глазами.
Хлеб был теплым – хозяйка не пожалела, отломила от каравая почти четвертушку, и Лешек немедленно впился в него зубами, но смутился и замер, так и не решившись вытащить хлеб изо рта.
– Да ешь, ешь, – хозяин впервые улыбнулся.
– Спасибо, – еле слышно выговорил Лешек, и почувствовал, как слезы комком встают в горле.
Довольное лицо Дамиана Лытка пояснил Лешеку легко: наверняка, авва сообщил ему, что отцы обители принимают его в свой круг, чем, скорей всего, и спас Лытку от его гнева. Во всяком случае, его Дамиан больше не трогал. Разумеется, Лешека кто-то выдал, может быть и ненарочно, но Дамиан остерегся наказать его в открытую, видно, Паисия все же побаивался. Или это авва посоветовал ему не злить иеромонахов. Но взгляды, которые Полкан бросал на Лешека время от времени, говорили сами за себя.
А Лешек, однажды оценив, как, оказывается, здорово, гордиться собой и ничего не бояться, уже не сползал под стол, но глаза опускал, чтобы Дамиан случайно не увидел в них торжества: ведь ему удалось спасти Лытку! И, по большому счету, ничего больше значения не имело, он теперь ни секунды не жалел о содеянном.
Толстый Леонтий словно чувствовал его настроение, и поставил своей целью заставить Лешека об этом пожалеть. За вынесенное из-за стола яйцо – для Лытки – его высекли так, как будто он пытался обокрасть ризницу. Поскольку ужин неизменно состоял из хлеба и воды, за исключением больших праздников, не только в приюте, но и во всей обители, то выносить еду из трапезной категорически запрещалось, но обычно на такие проделки смотрели сквозь пальцы, и если ловили, то отбирали вынесенное яблоко или яйцо. Но на этот раз Леонтий просто искал повода придраться, и он его нашел. Лешек убеждал себя в том, что смерть Лытки все равно не идет ни в какое сравнение с наказанием, и набрался достаточно мужества, чтобы сдержать слезы и не кричать. Но Леонтий, заметив, что мальчишка держится из последних сил, пошел полосовать его со всего плеча, рассекая кожу до крови, и этого Лешек вынести уже не смог – так больно ему никогда еще не было.
