Подозрительно умный - Белитц Беттина (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
- Твою цепочку, пожалуйста. - Инстинктивно я схватилась за шею. Моя цепочка, это была не моя цепочка, а Леандера. Я нашла её перед отъездом под моей кроватью и, не зная почему, надела.
Это был печальный, одинокий момент, но теперь у меня было такое чувство, что потеряю ещё и последнюю жизненную энергию, если сниму цепочку.
- Нет, только не цепочку. Цепочка нужна мне.
- Твою цепочку, пожалуйста. - Ладно, значит, молитвенная мантра опять продолжается. У меня не было желания поощрить её к третей. Зашипев, я сорвала кожаный ремешок с шеи и бросила ей в ноги.
Может быть, она сможет вплести его себе в волосы. Не теряя своей липкой улыбочки, она подняла цепочку с пола и положила её в небольшой пластиковый мешочек, который перекочевал к другим пластиковым пакетикам в картонную коробку, которую Том, с угрюмым выражением лица, запечатал клейкой лентой. Всё ясно, оба играли в хорошего полицейского, плохого полицейского. Старый принцип, чтобы подчинить себе человека. Когда я за занавесом снимала через голову пуловер, то заметила, что дрожала всем телом, не только от злости, а потому, что ничего ни ела и ни спала должным образом.
Как только я двигалась слишком быстро, то моё поле зрения становилось размытым, а земля подо мной казалось, качается плавно туда-сюда. Но если я расскажу об этом воспитателям, они припишут всё симптомам, вызванным прекращением приёма наркотиков.
Поэтому я сдержала любое нытьё и понадеялась, что головокружение пройдёт само по себе. Вещи, которые они мне дали, были ужасно уродливыми и слишком большими.
Несмотря на пояс, штаны сползали и остались на месте только после того, как Том пробуравил в коже две следующие дырки, но мне пришлось подвернуть их четыре раза на лодыжках, такими они были длинными. Футболка свисала чуть ли не до колен, а в пуловер я поместилась бы два раза. По крайней мере, мои тюремщики организовали кроссовки 37 размера - единственный предмет одежды, который я могла до некоторой степени принять.
Когда я вышла в моей тюремной одежде на улицу, другие заключённые сидели уже за скудным завтраком, состоящим из кофе, молока и сухой булочки.
Снова я не предприняла никаких усилий, разглядеть их лица более внимательно, а села на самый край скамьи и внезапно так сильно затосковала о нашем хаотичном семейном завтраке, с Леандером под столом, что не смогла сдержать ребячливое всхлипывание.
Но я тут же снова взяла себя в руки и откусила сухую булочку, чтобы проглотить её вместе со слезами. Никто не должен увидеть здесь как я плачу.
Только полчаса спустя скучный, тихий завтрак в пустыне показался мне роскошью. Значит, так быстро могли упасть запросы. Потому что отныне я должна буду жить в кругу ... нарисованном на писке палкой и окружённым мной камнями. Мой новый дом. Инвентарь: небольшая палатка, дрова, спальный мешок, коврик, вода, блокнот и ручка. Больше ничего.
Круги других подростков были от меня так далеко, что общаться с ними можно было только крича - но это всё равно не имело смысла, потому что нам было приказано не разговаривать. Ни слова. Только если нашей жизни угрожала опасность или мы чувствовали себя больными, нам было разрешено говорить с воспитателями, другие же заключённые были в качестве собеседника табу.
После пятой неудавшейся попытки поставить палатку, я так сильно начала скучать по моим ребятам, что у меня появилась потребность закричать их имена в холодный ветер, который не переставал трепать мои волосы. В тоже время солнце, с его безжалостными, неумолимыми лучами, заставило выступить у меня пот.
Мне было жарко и холодно, я была уставшей и бодрой, одинокой и пойманной в ловушку, голодной и пресытившийся. Я хотела убежать от самой себя, но куда? Здесь кроме камней, писка и кактусов ничего не было, засохшие кусты и горы на горизонте.
Единственными живыми существами, кроме воспитателей, которые смотрели на наши усилия издалека и только иногда вмешивались, были две собаки. Одна из них лохматая овчарка с серой мордой, снова и снова подкрадывалась ко мне, чтобы остаться сидеть на краю круга и наблюдать за тем, как я сражалась со столбами палатки и при этом чуть себя ими не пронзила.
Её выражение морды говорило мне, что она уже часто наблюдала за такими сценами и жаждала разнообразия. Ах, чёрт, если бы Сеппо и Сердан были здесь, палатка уже давно стояла бы, думала я удручённо и села, с сухим горлом и слезящимися глазами, прямо на середину шелестящей нейлоновой ткани. Даже вода из бутылки была на вкус песочной, и я почувствовала, как крошечные крупинки захрустели между зубов, когда сжала челюсти при следующей попытке держать слёзы под контролем.
Неужели в этом смысл терапии? Поставить дурацкую палатку? Разве это делало кого-то лучшим человеком?
- Поставь пожалуйста свою палатку, Люси.
- Вы не можете перестать так глупо скалиться? Это меня бесит! - вырвалось у меня, но веселье Сузи осталось, словно прилипло к лицу. Наверное, она ухмылялась и тогда, когда сидела на унитазе.
- Поставь пожалуйста свою палатку, Люси. Солнце скоро сядет и тогда станет холодно.
- Ах, правда? - прошипела я и сразу же поняла, что моим недовольством сделала всё ещё хуже для всех нас. Потому что это было самым главным правилом. Нам можно было выйти из кругов лишь в том случае, если мы выполнили все другие правила.
Нам нельзя было покидать круг по собственной инициативе, если только нам не нужно было в туалет или же непогода заставляла нас сделать это. Остальные правила: Не разговаривать друг с другом. Никакого алкоголя, никаких сигарет. Никакого секса (ха-ха). Если мы хотели чем-то поделиться, то должны были использовать ручку и бумагу и писать письма себе самим или же нашим родителям. Как только один из нас нарушал эти правила, то наше время в кругу продлевалось.
Я только что сама лично позаботилась об этом, отнесясь неуважительно к нашим воспитателям. Потому что это тоже было правилом. Показывать жестами, вместо того, чтобы заговаривать с ними напрямую. Алькатрас был более уютным местом, чем этот лагерь для заключённых.
После того, как я какое-то время просидела на брезенте, ничего не делая, и почувствовала, как понижается температура одновременно с заходом солнца, так что я замёрзла даже в толстом, большом пуловере, я попыталась в последний раз. Даже поднимать руки давалось мне нелегко, и я мимоходом заметила, что они уже были покрыты царапинами и ссадинами.
Но незадолго до того, как солнце светящимся красным шаром закатилось, моя палатка стояла - хотя и криво, но стояла. Нам принесли ужин; каждому консервную банку мяса с рисом и бобами и небольшую бутылочку лимонада, к этому свежую бутылку воды на ночь.
Я съела рис чуть-чуть тёплым, потому что у меня не было терпения нагреть его над моим больше дымящим, чем греющим костре. Блюдо было безвкусным, но опустошать консервную банку было приятным разнообразием, и поэтому я позволила себе есть дольше, чем обычно и даже медленнее жевала.
Таким образом, мне почти казалось, будто я могу остановить ночь, хотя было уже темно, и я могла видеть мерцающие надо мной звёзды, намного ярче и больше, чем дома, в Людвигсхафене. Дома ... который так далеко ...
Как там сейчас мама и папа? Мама перестала плакать? Мы были в первый раз дольше, чем на пару дней порознь, поняла я. Я больше не могла глотать: С отвращением я бросила наполовину пустую консервную банку собаке, которая взяла её между своих больших лап и начала жадно вылизывать. Это тоже, казалось, она уже знала.
Леандер успел уже сделать так, чтобы его заметили? Я всегда убирала за ним и устраняла следы его прибывания - один он никогда не справиться, чтобы не привлечь каким-то образом внимание. Возможно один два дня, это да, но дольше?
Мне нужно выбраться отсюда, это была единственная возможность, уберечь маму и папу от безумия. Что они нам сказали раньше? Чем лучше мы будем себя вести, тем быстрее закончиться для нас терапия. Так что мне нужно сейчас стать ботаником и делать всё, что от меня ожидается.
