Наследник чародея - Вольски Пола (лучшие книги .TXT) 📗

— Спой, Снивер, спой же! — принялись кричать несколько наиболее угодливых придворных. Большинство же аудитории хранило сдержанное молчание.

Последовали жидкие аплодисменты, смешки, к которым присоединился герцог, и даже прозвучал громкий издевательский свист.

Плечи Снивера поникли под бархатной мантией. Глаза наполнились слезами. Он до крови закусил губу, но так и не сумел сдержаться. Слезы хлынули из глаз и полились по щекам. Смущенный ропот прошелестел по рядам зрителей, многие из которых готовы были ему посочувствовать.

— Все лучше и лучше! — Издевательское удовольствие прозвучало в голосе герцога. — Ибо лишь вздох один отделяет слезы от смеха, а немного пафоса сдобрит славную комедию. И сегодня меж нами мастер этого искусства, поистине принц, нет — герцог клоунов. — Повон рассмеялся, и несколько льстивых придворных последовали его примеру.

Поток слез из глаз Снивера стал стремительнее. Он попробовал украдкой вытереть нос о бархат рукава, но жест не остался незамеченным, и смех стал громче.

— Наш клоун, кажется, не настроен на вокал, — отметил герцог. — Тогда, быть может, он ублажит нас танцем?

— Танцуй, Снивер! — раздалось вокруг.

Снивер забился в глубь трона, точно пытаясь стать невидимым.

— А ну-ка, встать на задние лапы, паяц! — потребовал герцог. — Встать!

— Танцуй же, Снивер! — громче зазвучал хор голосов.

Жадные руки потянулись вперед, чтобы сдернуть лорда Снивера с трона. Напрасно юноша пытался сопротивляться. Он стоял на помосте, являя взглядам окружающих жалкое зрелище.

— Ну-ка, выдай нам маркирванскую кадриль, шут, — услужливо предложил герцог. — Мою любимую.

— Давай выплясывай, Снивер! — потребовала публика.

Снивер не шевельнулся, только веки его продолжали дергаться. Он непонимающе уставился на собственные ноги. Крики стали настойчивее. Кто-то начал насвистывать маркирванский военный гимн в ритме кадрили. Руки захлопали в такт. Некоторые зрители держались отстраненно, другие же, заразившись весельем, воодушевленно завопили. Тело Снивера стало липким от пота. Лица вокруг него заколыхались, поплыли и слились воедино. Он зашатался, готовый упасть, когда сильный голос перекрыл царивший вокруг гомон. Этот голос не дал ему потерять сознание.

— Что за шум в герцогском зале для аудиенций? Какое неуважение!

У Снивера перестала кружиться голова. Смахнув слезы, он попытался разглядеть в толпе обладателя спасительного голоса. В дальнем проходе он увидел кельдаму Нуксию, которая скрестив на груди руки и нахмурив черные брови, высилась в дверном проеме, как богиня войны. Просторное одеяние из стеганой материи еще более увеличивало ее и без того внушительную фигуру. В зале воцарилась полная тишина. Кельдама прошла вперед. За ней шествовала четверка крепких, рослых прислужниц. Стук женских каблуков по мраморному полу походил на размеренную поступь обутых в сапоги гвардейцев. Герцог Повон поморщился от этого звука.

Нуксия подошла к задним рядам собравшихся, которые тут же расступились перед ней. Приблизившись к помосту, она остановилась перед своим нареченным.

— Что означает этот балаган? Сейчас же объясните!

— Просто случайное веселье, — ответил герцог Повон с некоторой долей твердости в голосе, — в котором кельдаме не обязательно принимать участие.

— Что значит «не обязательно принимать участие»? Если бы меня и впрямь все это не касалось, я была бы счастливейшей из женщин! Я не желаю ничего иного, как только быть супругой правителя, которому даны ум и сила, способного управиться со своей вотчиной без моего надзора. Такая счастливая доля выпала моей матушке, которая была повенчана с сиятельным келдхаром. Увы, ее дочери не повезло! Сиятельный определил мне Ланти-Юм, несомненно надеясь, что мой трезвый ум поможет укрепить союзника, государство которого пребывает в упадке. Желание келдхара для меня закон. Так тому и быть! Посему я пытаюсь поддержать перед лицом людей ваше достоинство и еще более шаткое достоинство вашего слабоумного сына.

— Мадам… — начал было Снивер жалобно.

— Помолчите, — потребовала кельдама. — Довольно вашей бессмыслицы. Вы считаете, что недостаточно опозорили нас? Сейчас же снимите этот венец и спускайтесь с помоста. Не стыдно вам появляться в таком виде? Мне кажется, следовало бы устыдиться. Я бы предпочла умереть, нежели стать публичным посмешищем. У вас, похоже, совсем нет гордости, что, впрочем, понятно: вы же лантиец и кровь у вас наполовину смешана с водой из канала. Ну, снимете вы в конце концов этот венец или нужно еще раз повторить?

Снивер поспешно стянул венец с головы.

— Дайте его мне, — потребовала Нуксия.

Он заколебался, но она нетерпеливо щелкнула пальцами.

— Давайте же! Руки у вас так же медлительны, как ум. Верните то, что вам не принадлежит, а затем можете удалиться. Вы еще медлите? Я бы на вашем месте жаждала спрятать лицо свое от одного только стыда и более бы не показывалась из своего покоя без забрала.

Никто из присутствующих не решился на комментарий.

Снивер выпустил из рук предмет спора, но не двинулся с помоста. Его била дрожь. Возможно, ноги его настолько ослабели, что он не решался покинуть зал, а быть может, хотел присутствовать при дальнейшем разговоре.

— Я сохраню у себя этот венец, чтобы его не подвергли дальнейшему осквернению ни сын, ни отец. Именем сиятельного келдхара беру его на хранение. — Завладев венцом, Нуксия утратила всякий интерес к Сниверу и обратила взор на герцога, который нетвердо держался на ногах. — Глаза у вас мутнее обычного, — отметила она, зрачки расширены, лицо бледное. Я подозреваю наихудшее…

— Страхи ваши, кельдама, необоснованны, — сказал герцог с изрядной долей смущения.

Он переминался с ноги на ногу, взгляд его голубых глаз блуждал. В этот момент некоторое родственное сходство между Повоном и его сыном стало, на удивление, сильным.

— Мне доложили, что вы опять кричали во сне, — беспощадно заявила Нуксия. — Отрицать бесполезно! Вас одолевают дурные сны и видения. Это верный признак того, что ваш организм отравлен шлаками, дурными соками, разжижающими кровь и нагоняющими меланхолию. Все это неудивительно, если учесть, какой отравой вы постоянно обременяете свое тело. Но все это скоро изменится. Я обещаю, что изменится. Вы очиститесь, нареченный, не сомневайтесь. В этом ваше спасение.

— Кельдама, мне кажется, сейчас не время и здесь не место…

— Все правильно, — решительно перебила его Нуксия. — Ваши лантийские слуги невоздержанны на язык и не заслуживают доверия. При них говорить небезопасно. Насколько иначе мы живем в Гард-Ламмисе! Но ничего, увидите, как все изменится к лучшему, когда я стану герцогиней, но до этого времени мы должны соблюдать секретность. Продолжим разговор в тиши вашего покоя. Мне нужно кое-что у вас узнать. Мои дамы последуют за мной, охранять мою честь.

Герцог взглянул вверх — в беспощадные глаза своей нареченной — и, не уловив там даже намека на снисхождение, без слов, понурившись, последовал за ней из зала аудиенций.

После ухода правителя придворные и прислуга еще некоторое время потерянно потоптались в зале, исподтишка сверля Снивера взглядами, исполненными презрения и жалости. Гул приглушенных голосов изредка перемежался сдержанными смешками. Герцогский сын, казалось, впал в забытье. Он сидел на краю помоста, обхватив руками тощие ноги и положив подбородок на острые коленки. Взгляд был устремлен в одну точку, руки все еще дрожали. Он молчал, и никто к нему не обращался. Новых развлечений не ожидалось, и зрители потянулись к выходам из зала. Наконец зал опустел, и лишь тогда Снивер поднял голову. Его голубые глаза оглядели огромную комнату, все еще залитую светом пятисот свечей, и остановились на арке, через которую удалился его отец. Глаза Снивера странно загорелись. Клыкастые существа, покрытые чешуей, мелькнули в глубине проема. Все это было очень странно и не поддавалось пониманию.

Ночные события лишили покоя и отца, и сына. Оба — Повон и Снивер — обдумывали их. Выводы, к которым они пришли, были различны, но повлекли за собой одновременные тайные ночные экспедиции. На следующий день вскоре после заката два домбулиса один за другим отчалили от герцогской пристани. Ни то ни другое судно не имело опознавательных знаков. На борту каждого из них находилось по одному-два пассажира, закутанных в плащи и в низко надвинутых шляпах. Каждое устремилось кружным путем к самой опасной части города. Пассажиры того и другого домбулиса не знали друг о друге.