Прикосновения Зла (СИ) - Чижова Маргарита Владимировна "Искра От Костра" (читать книги бесплатно .txt) 📗
– Идя по старшинству, мы должны выбирать между братьями Клавдия – Лисиусом и Фостусом, – Фирм важно соединил руки на животе. – Я предпочту пьяницу. К нему проще найти подход, чем к тронувшемуся умом фанатику.
– Если Клавдий не убедил Фостуса вернуться в столицу, то нас он точно не послушает, – потер лысину толстяк Неро. – Мой голос за Лисиуса.
– Рад, что мы – на одной стороне, – самодовольно ухмыльнулся Фирм.
-– Побойтесь гнева Туроса! – воскликнул первожрец Эйолус. – Как можно отдать мерило пропойце и богохульнику?! Он ничего не смыслит в политике и военном деле, нетерпим к чужому мнению и судит обо всем также поверхностно, как торговка с рынка. Отец едва не отрекся от него и хотел вовсе лишить наследства, но Клавдий и Фостус заступились тогда за бездельника. Неужели так коротка твоя память, Неро?
– Назови имя, жрец! – бойко потребовал Фирм. – Если не Лисиус, то кто? Фостус ревностно служит богине, Алэйр лишил себя и своих потомков каких-либо прав на венец. Два маловозростных племянника Клавдия не в счет. Остается калека Лукас. Ты за него?
– Пусть будет Лукас, – нехотя согласился первожрец. – Скажи твое слово, ктенизид?
Понтифекс обвел собравшихся мрачным взглядом:
– Сначала вы не даете договорить, а затем спрашиваете о мнении! Клавдий хотел передать власть сыну и назначить опекуном-интеррексом[8] Варрона. Такова последняя воля зесара.
– Ты это серьезно? – нахохлился Фирм. – У ликкийского блудника руки по локоть в крови! Он убил Клавдия! Замахнулся на святое и теперь должен понести наказание! Куда ты спрятал кинэда, Руф? Отдай негодяя на суд толпы, а лучше мы сами вынесем ему справедливый приговор.
– Что ты знаешь о справедливости? – понтифекс стиснул подлокотник. – Ты затаил злобу на сара Макрина и уже неделю поливаешь грязью его семью в каждом дворцовом углу, при этом не брезгуя хвалиться привезенными из Таркса дарами. Я не позволю казнить Варрона, пока не узнаю истинных причин его поступка или имя того, кто подговорил мальчишку на убийство.
– Ты берешь на себя слишком много! Это возмутительно! – Фирм гневно хлопнул ладонью по колену. – Разве не ты всегда считал его жалким червем, пустым местом и сравнивал с гнилой занозой, а теперь укрываешь от расправы?
– Вот именно, вы требуете расправы, а не правосудия, – Руф отвернулся от советника, поглаживая бороду. – Сегодня я увидел в этом юноше то, чего, к стыду своему, не смог разглядеть раньше.
– Я тоже заметил в нем кое-что – редкостного идиота, подрубившего ветвь под собственным задом. В любом случае, итоги ясны: два голоса за Лисиуса, один за Лукаса и один за Варрона, – подытожил Фирм. – Считаю решение принятым и…
– Нет, – вдруг перебил его советник Неро. – Я выбираю Алэйра. Если он покается в храме Туроса, разведется с нищебродкой, очистит кровь браком с благороднорожденной женщиной, то станет наилучшим претендентом на трон.
– И сколько нам ждать, пока Алэйр уладит любовные дела, если вообще захочет этим заниматься? – едко вопросил Фирм. – Полгода? Год? Через две недели сюда съедутся все представители юга и начнется грызня. Пока заседает Большой Совет, страну охватит хаос. Ты этого хочешь?
– Мой последний ответ – Алэйр, – сухо буркнул Неро.
– Превосходно! – обозлился Фирм. – Тогда я умываю руки. Не желаю больше участвовать в устроенном вами фарсе.
Он встал и, не дождавшись чьих-либо замечаний, попросил Олуса открыть дверь. Казначей распахнул тяжелые створки и отодвинулся, выпуская рассерженного советника в коридор.
– Я категорически отвергаю кандидатуру Варрона, – хрипло просипел первожрец Эйолус, глядя в спину уходящему коротышке. – Даже принимая во внимание их отношения с Клавдием, и то, что мальчик много лет наблюдал за кипением котла интриг и знает всех, кто в нем варится. Дело тут не в личной приязни или неприязни. У ликкийца нет ни капли ихора. С тем же успехом, можно предложить сделать зесаром любезного Неро.
– Благодарю, но я недостоин такой чести, – криво ухмыльнулся советник. – Впрочем, ее недостоин и Варрон.
– Значит, будет грызня, – тяжело вздохнул Руф. – Мы могли бы ее предотвратить…
– Не могли, – покачал головой старый храмовник. – Все написано в скрижалях, помнишь? Судьбу нельзя перекроить, остается только смириться с неизбежным.
Понтифекс отложил посох и закрыл лицо ладонями. Ктенизид вспоминал, как однажды Клавдий пригласил его взглянуть на бои меченосцев[9]. Чтобы позабавить зесара, устроители Игр пожертвовали неслыханное число бойцов: на песок выпустили пятьдесят лучших воинов, вынудив их одновременно сражаться друг с другом, пока не определиться победитель. В том бою было запрещено просить пощады.
По команде Распорядителя Игр меченосцы вступили в схватку. Ничего отвратительнее данного пира людской жестокости Руфу видеть не приходилось. Кровь заливала песок, убийцы спустя мгновение падали, пронзенные клинками других убийц, а те, в свою очередь, становились жертвами еще более быстрых и сильных соперников. Круговерть мечей и человеческих тел не походила на красивую пляску с оружием, которую обычно показывали на Арене. Охваченные страхом за свою жизнь воины старались наносить максимально быстрые и точные удары, с поразительной скоростью отправляя противников в земли Мерта. Победителем вышел темнокожий афар, неоднократно проявивший в бою коварство и исключительную свирепость.
Руф понимал, что скоро подобная трагедия разыграется уже в масштабах страны. Как бы он ни старался побороть Зло в сердцах людей, оно оказывалось сильнее и, на этот раз, неравный бой с ним был безнадежно проигран.
Варрон почти не помнил, как высокий и сухой, словно старое дерево, человек тащил его по коридорам дворца. Все происходило будто в забытье: юноше казалось, что он глядит со стороны на собственное обмякшее тело и не способен управлять им. Чужая рука сдавливала горло, иногда до боли и хрипоты, но ликкиец даже не пробовал сопротивляться насилию.
Варрон чувствовал: жить ему осталось считанные часы. Он не боялся увидеть погонщика душ – огромного, косматого демона. Там, за границей видимого мира, ждал Клавдий, и теперь ни одна женщина или мужчина не встанет между ними – они будут вечно идти рядом по огненной пустыне среди стенающих теней.
Высокий и коренастый легат что-то кричал стражникам, указывая гладиусом на Варрона. Пехотинцы расступались, почтительно пропуская военачальника, и с неприязнью поглядывая на его спутников. Юноша не был близко знаком с Джоувом, но слышал о нем много лестных отзывов как о рассудительном полководце и талантливом стратеге. Ликкиец исподволь наблюдал за этим крепким брюнетом в белой тоге с серебристой каймой, который представлялся взысканцу изящным и стремительным лебедем, плывущим сквозь полутьму коридоров. Варрон не знал, кто станет его убийцей – легат или приспешник Руфа, но предпочел бы, чтобы все закончилось побыстрее.
Очутившись на Дворцовой площади, в кольце легионеров, прогоняющих густой мрак летней ночи поднятыми над головами факелами, Джоув зычно окликнул эбиссинца:
– Тацит, остановись! Магистрат в другой стороне!
– Знаю, – хрипло, со скрипучим треском, какой бывает у ломающейся ветки, отозвался Восьмиглазый. – Там небезопасно.
– Сейчас для него везде небезопасно!
– Отведем в храм.
Варрон прикрыл глаза. Ему чудилось, будто путешествие по городским улицам заняло вечность, хотя шли они менее трети часа. Прохлада вызывала неприятные мурашки по коже, а в нос ударяли резкие запахи, от которых, почти не покидавший стен дворца, юноша давно отвык.
– Шевелись! – приказал Тацит, ослабляя хватку.
Убийца зесара посмотрел перед собой и увидел мраморные ступени лестницы, ведущей к массивному зданию с восьмиколоннымпортиком. Оно нависало над головой черной, леденящей кровь громадой, вызывая суеверный ужас. У ликкийца снова подкосились ноги.
Тацит коротко ругнулся и толкнул юношу в спину.
Прислужники распахнули перед гостями широкие кипарисовые двери. За ними находилась алтарная зала храма Паука, где собирались молящиеся и приносились бескровные жертвы. На черных каменных постаментах стояли корзины с разнообразными яствами, предназначенными для божества, вместо цветов повсюду были раскиданы крылья бабочек, а настенные росписи изображали гигантскую мохнобрюхую тварь, перед которой склоняли головы афары. Это все, что успел рассмотреть Варрон при тусклом свете восьми лампад, прежде чем очутился в соседнем помещении – большой целле[10], где располагалась статуя Бога. Каменное изваяние высотой в два человеческих роста и размером со среднее рыболовецкое судно поразило Варрона своей удивительной реалистичностью. Все до мельчайших деталей умелой рукой передал неизвестный скульптор, заставляя поверить в то, что Паук вот-вот сползет с мраморного ложа, шевеля гигантскими изогнутыми лапами. Четыре пары глаз, два крупных сверху и остальные в один ряд под ними, были изготовлены из черного обсидиана, добытого в западных землях вулканического стекла. Юноша оцепенело замер, содрогаясь от страха перед этим чудовищным, воистину прожигающим душу взглядом чужеземного божества, но Тацит ловко подхватил пленника под руку и поволок в дальние комнаты, где разрешалось находиться только жрецам и послушникам. В эту ночь для Варрона и Джоува сделали исключение.
