Русские инородные сказки - 3 - Горалик Линор (книги онлайн без регистрации полностью .txt) 📗
Вот такая принцесса прекрасная.
Останавливаюсь на светофоре, включаю телефон и надеваю наушник. Надо бы позвонить Мигелю, сказать, что я скоро буду.
В ту же секунду телефон начинает играть “Полет шмеля”, и голос Кима вопит мне в ухо:
— Принцесса, где, черт возьми, тебя носит?! Приезжай немедленно, я студию заказал на два часа, и Жанаина уже тут мается со своими мазилками.
А может, все было наоборот?
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Сказкабратьевгримм
Как меня угораздило в это вляпаться? Нет, ну, как же я так, а? Дура, дура бесхарактерная, ведь не хотела же, с самого начала ведь не хотела, принцы какие-то, кому они сдались, эти принцы в наши дни, одна головная боль и протокол, и пива на скамейке, как человек, не попьешь, а все маменька, все ей неймется, дочь-принцессу ей подавай, на что ей дочь-принцесса, ее все равно в замок не пустят с ее перманентом, и кофта эта розовая, и, говорят, не курят сейчас во дворце-то, а маменька — как паровоз, ее ж не видно за дымом, зато будет перед всем рынком хва… хва… ваааааааааааааааааааааааааа…
И шеееееееееерсть эта в рот лееееееееееееезееееееееееееет… гадость, гадость какая, всю жизнь терпеть не могла!
Кто этих овец придумал, какая сволочь, кому, вообще в голову пришло, это ж пытка, натуральная пытка, а они говорят, принцесса должна все уметь, сволочи, сволочи, зачем принцессе это все, она ж не пряха, и вообще у меня на шерсть аллергия, а я тут сижу в этой куче, умру, никто и не почешется…
А правильно, а нечего было маменьку слушать, кто гнал на эти дурацкие курсы, “всего за полгода вы станете настоящей принцессой”, три ха-ха, принцесса с дипломом, настоящие принцессы в замках рождаются, а не на курсы ходят.
И, ведь я хотела на секретарские, а все маменька, всю плешь проела: “Секретарша — это неприлично, секретарши спят с начальством”, — смотрите, пожалуйста, а принцессы, наверное, спят с подчиненными… ууууууууууууууууууууууу…
Какая же я несчастная, черт же меня дернул отправить сюда резюме, это все маменька, ехидна: “Ах, у них принц неженатый, ах, всего на три года тебя старше, ах, идеальная пара”… Идеальная пара, как же, меня дважды мисс Школа выбирали — в восьмом классе и в десятом, а принц совершенно галимый, на Тильдиного Фрица похож, такой же очкарик и зануда, и волосы зализывает, а я теперь из-за него пропадаааааааааааааааааааааааааааай…
Господи, ну, почему у них смертную казнь за самозванство до сих пор не отменили, они же в Евросоюзе с двухтысячного года, как же так, а?! Как там написано в контракте: “Шютц Гертруда, в дальнейшем именуемая «сотрудник», принята на должность принцессы с испытательным сроком в 3, прописью — три — дня. За это время обязуется напрясть двадцать мотков шерсти. В случае невыполнения обязательства см. приложение”.
Сука, адвокат, сука, в приложении написал “Попадает под ст. 146/2 УК”, без расшифровки, я ведь хотела посмотреть, что у них там в сто сорок шестой, маменька не дала. Подписывай, говорит, быстро, что ты телишься… Что, маменька, когда меня к стенке поставят по сто сорок шестой за самозванство, тоже будете говорить — телюсь? Ненавижу, ненавижу, гнусная баба, мечты у нее, видите ли, нереализованные, у неудачницы, а я за нее отдувайся: балет, изостудия, английский, курсы принцесс эти…
Вот кто ей велел Крысьему Хвосту взятку давать? Давай отнесем ему то, давай отнесем ему это, одного паштета скормила двадцать порций, мне и понюхать не досталось, чтоб его этим паштетом несло до конца жизни, скотину… “Ах, фрейлейн Шютц, вы никогда не научитесь прясть, но ради вашей матушки, этой святой женщины, я вам поставлю отлично и среднюю скорость напишу "семь мотков в день", все равно никто не поверит…”
Не поверит, как же! Навалили шерсти, а я пряди… Сволочи, веретено им в задницу!
А, может, у них все же мораторий на смертную казнь? Может, выкручусь?
Так, ну, давайте теперь мне в окно стучать… Кого там принесло?
Господи, какие страшные… и одинаковые… почти… Вот это губа, всем губам губа! А у этой что? У этой ножища… А у третей… ОООООООООО! Дааааааааааа, таким пальчиком в носу не поковыряешься!
Открываю, уже открываю, надо же, какие нетерпеливые!
Здравствуйте, тетеньки. Да, это я тут плачу. Это я тут ругаюсь. Ну и что, на весь лес слышно? Мне можно. Я — почти покойница, у меня сто сорок шестая, часть два, могу я хоть поругаться в свое удовольствие?!
Как — вы? Сами? Всю-всю-всю шерсть? Все двадцать мотков?
Тетеньки, миленькие, правда, что ли?!
Я… я… ноги вам мыть буду и воду пить! За покупками ходить буду! Собачку вашу буду выгуливать!
Не надо? А что надо? На свадьбе назвать вас родными тетушками? Госссссподи, какие проблемы? Хоть сестричками!
А правда все-все спрядете?
А… вот… чисто из любопытства…
Если не назову на свадьбе тетушками, что будет?
— Что будет? — переспросила тетка с деформированным пальцем, подмигнув товаркам. — Да, в общем, ничего… Ниточку одну чик — и перережу, — она помахала в воздухе невесть откуда взявшимися бронзовыми ножницами, и все три добродушно заулыбались, как будто это была их давняя любимая шутка.
©Лея Любомирская, 2005
Лея Любомирская
Сказка о том, как встретились Ветчина и Колбаса
Франсишка, как всегда, появляется совершенно бесшумно, и дона Карлота еле сдерживает раздраженное восклицание. Конечно, она не делала ничего такого, что нужно было бы скрывать от прислуги, но все же… неприятно, когда, задремав в кресле, вдруг просыпаешься оттого, что на тебя уставились маленькие тусклые глазки горничной.
— Я, кажется, уже неоднократно просила вас не подкрадываться ко мне, — льда в голосе доны Карлоты с лихвой хватило бы на то, чтобы в разгар лета заморозить судоходную реку Доуру, и еще осталось бы для муниципального катка. Но Франсишка нечувствительна к интонациям. На ее туповатом лице — обычная смесь сосредоточенности и безмятежности.
— К вам сеньора Пештана, сеньора. Прикажете провести ее сюда?
Дона Карлота еле слышно шипит сквозь стиснутые зубы. Мадалена Пештана — не нерадивая прислуга, ее не отхлещешь по щекам и не вышлешь из комнаты. Простая, невыносимо простая и недалекая, примитивнее Франсишки, вульгарнее кухарки Алзиры, Мадалена Пештана не оставляет дону Карлоту в покое, являясь без приглашения, запросто, “по-родственному”. По-родственному! Дона Карлота нервно сжимает и разжимает сухонькие кулачки. Прошло двадцать два года, а она до сих пор не понимает, что за помрачение на нее нашло, когда она дала согласие на брак своей единственной дочери и наследницы Армандины с этим прохвостом, мальчишкой-механиком Антониу Пештаной. Хотя что она могла поделать? Достаточно некрасивая, чтобы дорожить любым проявлением мужской благосклонности, и достаточно избалованная, чтобы получать все, что ей захочется, Армандина пригрозила, что убежит со смазливым мошенником, если мать не разрешит им пожениться.
— Какое счастье, что вы, мой друг, не дожили до этого позора, — шепчет дона Карлота, обращаясь к висящему на стене портрету военного в орденах. Покойный генерал Орасиу де Меллу отвечает ей злобным — точь-в-точь как при жизни — взглядом.
Дона Карлота прерывисто вздыхает. Прохвост Пештана оказался, в конце концов, не таким уж никчемным типом. Судя по письмам, которые дона Карлота получает из Анголы, бывший механик прекрасно управляется и с фабрикой, и с шахтами, и с хлопковыми плантациями, а довольная Армандина сидит дома и рожает детей. Вот только эти бесконечные беспорядки… И хотя дона Карлота верит в непоколебимую мощь португальской армии, на душе у нее неспокойно. Хорошо бы, — думает она, — Армандина забыла, наконец, скандалы двадцатилетней давности и вернулась домой вместе с детьми. В конце концов, дона Карлота имеет право хотя бы познакомиться с внуками. А пока из семи дочерей Армандины она знает только самую старшую — Инеш, которая воспитывалась здесь, у бабушки. Строгое лицо доны Карлоты смягчается. Инеш, конечно, взбалмошная девчонка, чего стоит ее давешняя выходка в PIDE* <* PIDE — Служба госбезопасности в салазаровской Португалии. Поскольку врачи были военнообязанными, внучка доны Карлоты Инеш, закончившая медицинский факультет Лиссабонского университета и работавшая в больнице, заполняя формуляр на получение паспорта, в графе “род занятий” написала “домашняя хозяйка”. Ее вызывали на собеседование в некий кабинет, где поинтересовались — зачем она солгала органам.
