Ведьмаки и колдовки - Демина Карина (чтение книг .txt) 📗
Надо было купить белых голубей Иржене-заступнице… а Вотану — меда свежего… не откупом за грехи, но просто, глядишь, и не блуждала бы истомившаяся Гавелова душа впотьмах.
С другой стороны, не в Хельмовы же чертоги ей торопиться?
— …нет, дорогой братец, я, конечно, знал, что у тебя шуточки… дурные, но чтоб настолько? — Этот голос разрушил блаженную цельность темноты.
— Да живой он…
— А если бы сердце стало?
— Так не стало же, — возразила нежить голосом ненаследного князя.
И Гавел подивился только, до чего нежить хитрая пошла, уже и разговаривать научилась. Захотелось предупредить того, второго, чтобы бежал, но темнота держала прочно.
— А может, и стало, — задумчиво произнес непредупрежденный человек. — Вон в себя-то не приходит… вдруг удар случился.
— Нехорошо. — Нежить согласилась, она была где-то близко, и Гавел поспешно отступил в темноту, не желая вновь встречаться с нею. — Переборщил немного…
— Немного?!
— Немного! Нет, Лихо, ему меня на все королевство ославить — так можно, а как мне его попугать — нет? Я ж после его статеек вовек не отмоюсь!
Пинки темнота пропускала, и Гавел вдруг четко осознал, что вовсе он не умер, а лежит там же, у фонтана, на мокрой траве в компании вполне себе живого и очень раздраженного ненаследного князя и светловолосого типа смутно знакомой наружности.
Тип был растрепанным и отчего-то мокрым.
— Видишь, живой! — радостно воскликнул Себастьян и, наклонившись, схватил Гавела за рубашку. — Вставай, дружище!
Гавел закрыл глаза, пытаясь притвориться, что все еще скорее мертв, чем жив… с одной стороны, конечно, радовало, что князь вовсе не нежить, а с другой… бить будет. Это Гавел осознавал ясно, всем своим привычным к подобному повороту дела организмом.
— Вставай, вставай. — Себастьян легонько тряхнул его и просьбу подкрепил пощечиной. — Разговор к тебе имеется… приватный.
Глаза пришлось открыть.
— Вот скажи, — тон был притворно ласковым, — по какой такой надобности ты ко мне в панталоны полез, извращенец?
Такого Гавел от ненаследного князя услышать был не готов. Это он, Гавел, извращенец?! Да… да он нормальный! В женское платье не рядился! И нагишом по королевскому парку не разгуливал! И с ведьмаком в престранные игры не играл…
— Я не извращенец, — прохрипел Гавел, пытаясь вывернуться, но Себастьян Вевельский жертву свою держал крепко.
— Видишь, как дергается? — с чувством глубочайшего удовлетворения произнес он, тыча в Гавела когтем. — Точно извращенец!
Светловолосый, чье лицо Гавел наконец-то узнал, хмыкнул. Лихослав Вевельский заступаться не станет. На это Гавел и не рассчитывал…
— В панталоны полез… стянуть пытался… бантик оторвал и спрятал, фетишист несчастный!
— Я… случайно!
— В жизни нет ничего случайного! — С этими словами Себастьян руку разжал, и Гавел кулем повалился на мокрую, изрядно истоптанную траву. Встал он на корточки, поневоле ожидая удара, а когда не последовало, то на карачках добрался до камеры, сгреб ее и сунул под живот.
Авось уцелеет.
— Успокойся, бить не буду. — Себастьян Вевельский обошел Гавела, став так, что тот увидел длинные босые ноги с длинными же когтистыми пальцами. Пальцы шевелились как-то быстро и нехорошо… — Если договоримся.
Это уточнение Гавелу совершенно не понравилось.
— Ладно, вы тут сами как-нибудь, а я пойду… там, наверное, Ева переживает… Себастьян…
— Да понял я, понял! Иди уже… — Ненаследный князь присел на корточки и поскреб бедро. — У него там Ева переживает. А он тут торчит… с нами… так что, Гавел, договоримся?
— П-попробуем.
— Попробуем… отчего ж не попробовать… а если не договоримся, то я тебя Аврелию Яковлевичу сдам. На опыты.
Обещание было дано бодрым, даже чересчур уж бодрым тоном, который заставил Гавела поежиться и признать, что нежитью ненаследный князь был добрей.
— Вставай…
Подняться помог, руку на плечо положил, когти выпустил, намекая, что не надобно дурить. Гавел и не собирался. Куда ему бежать?
Да и зачем…
— Садись. — Себастьян довел Гавела до лавочки и усадил едва ли не силой. Сам сел близенько, пожалуй, чересчур уж близенько… вздохнул… покосился этак… выразительно… и еще ресницами взмахнул…
…это ж чего он потребует?
…и если то, о чем Гавел подумал, то лучше пусть бьет… битие, оно привычней как-то…
— Вот что ты, Гавел, за человек? — томно произнес ненаследный князь, приобнимая свою жертву. — Вечно все опошлить норовишь… и сейчас небось про меня гадости думаешь.
— Нет! — поспешно соврал Гавел.
— Думаешь, думаешь, я же вижу…
И наклонился к самому лицу, наверное, чтобы виделось лучше. Гавел аж дыхание задержал от ужаса.
— Успокойся. — Князь отстранился и по плечу потрепал. — Ты меня, конечно, интересуешь, но исключительно как профессионал своего дела… ты же профессионал?
Гавел кивнул.
Говорить он не мог.
— Мне нужны снимки конкурсанток… сам понимаешь, что не портретные…
— Голых? — уточнил Гавел.
— Голых, — согласился Себастьян. — Для чего — тебе знать не надо… считай, что вот такой я извращенец…
— Так разве ж это извращение? По нынешним-то временам…
— Да. — Себастьян Вевельский, подумав секунду, согласился, что если по нынешним временам, то снимки голых девиц — это вовсе даже не извращение. — Считай, что я начинающий…
Гавел хмыкнул.
— Сделаешь?
Сделает, конечно… там и делать-то нет нужды, перевести с памяти на пластины да отпечатать. Не зря же он у павильона крутился.
— Это хорошо. — Ненаследный князь потрепал Гавела по плечу. — Это просто замечательно… завтра принесешь.
— Сюда?
— Сюда… а копии — Аврелию Яковлевичу в собственные его рученьки… и записочку от меня заодно снесешь. Полагаю, нет нужды уточнять, чтоб не читал?
Гавел отчаянно помотал головой.
Нет.
Он человек в высшей степени благоразумный, а если и влез куда, то исключительно по незнанию, о чем ныне глубоко и искренне раскаивается.
— Вот видишь, — ненаследный князь, отодрав от панталон второй бантик, протянул Гавелу, — не все с тобою потеряно…
…тот, кто поселился в Богуславе, обещая избавить ее от всех проблем разом, был недоволен. Богуслава ощущала его недовольство остро, оно было болезненным, дурманным и повисало мутной зеленой пеленой перед глазами.
Недовольство пахло трясиной.
…и гнилым мясом, правда, Богуслава вяло удивлялась: откуда ей известно, чем пахнут трясина и гнилое мясо; но удивление исчезало.
Тот, кто поселился в Богуславе, избавил ее от эмоций.
К чему удивляться?
Сожалеть.
Беспокоиться о чем-то?
Он оставил Богуславе собственные раздражение и злость, колючую, как свежие ягоды артишока. И Богуслава осторожно держала злость на раскрытой ладони, разглядывая и удивляясь тому, сколь совершенна она. Иглы длинные, острые.
Железные.
И ранят до крови…
…нет крови, показалось. И ладонь-то обыкновенная, гладкая… Богуслава поднесла ее к глазам, пытаясь разглядеть следы от ран. Не то чтобы боялась, вовсе нет, но…
…запах болота стал отчетливей.
А следом пришло понимание, что тот, кто поселился в Богуславе, желает убить, и не просто кого-либо, хотя он и просто не отказался бы, кровь ему нравилась, и это было правильно, Богуслава сама согласилась, что в виде крови, в запахе ее имеется нечто в высшей степени притягательное. И потом, когда Богуслава исполнит свой долг, она позволит этой крови литься… но сейчас она должна убить конкретного человека.
Тиана Белопольска раздражала не только того, кто жил в Богуславе.
Она не нравилась всем.
Слишком громкая, суетливая и ко всему прочему — дура… а зачем дуре жить? Правильно, незачем… у нее получилось чудом вывернуться из ловушки, которую готовила не Богуслава… она наблюдала… и видела, кто принес коробку в комнату Тианы… и сама заглянула, исключительно из любопытства. Хотела бы попробовать, потому что очень аппетитно выглядели эти конфеты, а от аромата шоколада голова вовсе кругом шла. Но тот, который в ней жил, предупредил, что трогать шоколад нельзя.
