Король-Дракон Мистары - Гуннарссон Торарин (книги без сокращений TXT) 📗

— Конечно, Корнелиус только предполагает, что такое возможно, — специально напомнил Тельвин им обоим. — Он сказал все это мне, чтобы я передал вам его предположения. Он говорит, что Тиатис и так страдает от экспансии Альфатианской Империи. Агрессия Альфатиян требует ответных мер от Тиатиса, хотя бы только ради собственной безопасности. Если другие народы и государства захотят бросить свои силы на войну с Альфатией, Тиатис скорее всего поддержит эту попытку. Но он хочет напомнить вам, что он не желает воевать с Альфатией только из-за старинной ненависти, и ни в коем случае он не хочет участвовать в полном уничтожении Альфатиан как расы.

Калестраан выглядел оскорбленным предложением помощи на таких условиях, но король вероятно нашел это приемлимым и только кивнул. — Это достаточно честно с его стороны.

— Вынужден не согласиться, — прервал его волшебник. — Война с Альфатией — наша высшая честь и священная обязанность, и я желаю, чтобы уничтожение было полным, абсолютным. Я не могу поверить, что можно доверять союзнику, который в свою очередь не доверяет нам до конца.

Джерридана это не заинтересовало. — Лично я хорошо понимаю, что Корнелиус вообще не хочет участвовать во вторжении в Альфатию, пока не будет уверен, что драконы ослабили их настолько, что они станут уязвимы. Человек, который говорит то, что думает, говорит правду.

— Но тогда почему он не хочет абсолютного уничтожения? — спросил Калестраан. — Я вынужден настаивать на этом, ведь мы знаем, что Тиатис или любые другие союзники боятся Альфатии, и этот страх может уменьшить их поддержку в самый опасный момент.

— Это называется ожидать от союзников больше, чем вы ожидаете от самого себя, — заметил Тельвин. — Лично у меня создалось впечатление, вы сами собираетесь сражаться с Альфатией в первую очередь потому, что боитесь ее. Ведь у вас нет и не может быть других жалоб на нее. Имейте в виду, что, в некоторой степени, Тиатис воевал с Альфатией уже несколько столетий, прежде чем Флэмы вообще появились в этом мире.

Калестраан посмотрел на него так, как будто он был ребенком, который заговорил невпопад; на его лице было скорее выражение удивления, чем злости. Тем не менее Тельвин твердо решил, что не даст этому волшебнику глядеть на себя как на того, кто находится не на своем месте.

— Хорошо сказано, я вынужден согласиться, — признался король. — А сказал ли Корнелиус что-либо более конкретное, а не только общее предложение о намерениях?

— Есть кое-что более практическое, что заботит его, — ответил Тельвин. — Когда мы обсуждали это дело поздно ночью, он сказал, что если объединенные силы союзных государств в силах получить полный контроль над землями Альфатии, тогда мы уже сейчас должны определить, кому эти земли достанутся в конце концов. Он сказал, что сражаться всем вместе с Альфатией это одно, но он ни в коем случе не хочет, что потом мы сражались уже друг с другом.

— Альфатиане наши старинные враги, — немедленно заявил Калестраан. — Естественно, что все их земли и имущество будут принадлежать нам.

— Это необходимо обсудить со всеми нашими союзниками, — ответил Джерридан. — Я сам думал об этом деле, и пришел к заключению, вопрос о том, что делать с териториями Альфатии после войны почти так же сложен, как и то, как завоевать их. Мы не в состоянии удержать эти огромные земли в одиночку, и я никогда не ожидал, что наши союзники отдадут их нам за спасибо. Я предлагаю, чтобы объединенные силы союзников управляли землями Альфатии вместе в течении какого-то времени, быть может долгого.

Волшебник выглядел сбитым с толку. — Но что тогда мы будем иметь с этого? Мне представляется, что мы должны взять столько земли, сколько мы в состоянии, и осваивать ее.

Джерридан безнадежно махнул рукой. — Я не могу не обращать внимания на то, что в военном отношении мы самое слабое государство западе. Отсюда мы не можем удержать ни одной части Альфатии. Но если земли Альфатии будут открыты для нас, почему мы вообще должны оставаться здесь? Пока никто другой не предъявит на них права, мы могли бы посылать туда группы переселенцев и основывать колонии прежде, чем кто-нибудь другой узнает об этом. Мне представляется, что это намного лучше, чем провозглашать Альфатию своим владением.

Тельвин решил не говорить ничего; он знал, что Флэмы всегда строят планы, и чем грандиознее, тем непрактичнее. Он даже спросил себя, а не будет ли на самом деле хорошо, если Флэмы и Альфатиане нападут друг на друга. Тогда они могли бы совершенно замечательно уничтожить друг друга не вовлекая в это дело остальной мир, хотя он по-прежнему сомневался, что дело зайдет настолько далеко.

— Хорошо, но это все еще слишком далеко от нас, — продолжал Джерридан, меряя комнату своими длинными ногами. — Непосредственно сейчас меня больше всего заботит как бы приобрести союзников, которые помогут нам в войне с Альфатией. Говорил ли Император Корнелиус об этом?

— Да, упоминал, — ответил Тельвин, тщательно выбирая слова. — Он просил передать, что в этом отношении есть несколько обнадеживающих новостей. Он верит, что его влияния вполне достаточно, чтобы убедить некоторые другие государства присоединиться к союзу против Альфатии. Он ничего не сказал, как он собирается добиться этого, но я сомневаюсь, что он сказал бы такое без серьезных оснований.

— Это обнадеживает, — согласился король. — Я спрашиваю себя, а не могли бы и мы использовать наше собственное влияние… Я не льщу себе, я прекрасно знаю, что в других странах меня не ставят слишком высоко, зато Повелителя Драконов…

Тельвин попытался скрыть немедленное чувство вины. Пришло время для него высказать свою собственную позицию, но только сейчас он осознал, что изо всех сил надеялся избежать этого.

— Да, я полагаю, что мои слова могут произвести впечатление, — осторожно ответил Тельвин. — Проблема в том, что я никогда не осмелюсь использовать свое влияние для чего-нибудь плохого и неправильного. Как Повелитель Драконов я отвечаю только за них и за то, чтобы они не нарушали договор. Я никогда не осмелюсь дать драконам полную свободу и тем более натравить их на кого-нибудь. Вы должны помнить в каком отчаянном положении мы были пять лет назад, когда казалось, что мы уже ничего не можем сделать, чтобы спасти себя.

— Да… Я помню это, даже слишком хорошо, — согласился Джерридан. — Насколько я понял, вы утверждаете, что если будете вовлечены в войну с Альфатианами, это может разрушить доверие, которое питают к вам драконы?

— В точности, — согласился Тельвин. — Нравится это нам или нет, но драконы являются намного большей опасностью, чем Альфатиане когда-либо будут. Против Альфатиан у нас, по меньшей мере, есть шансы.

Маг Калестраан мгновенно запозрил что-то недоброе. — Это ваше мнение или драконы запугали вас?

— Карендэн полностью согласна со мной, — твердо сказал Тельвин. — По ее мнению я не должен вмешиваться, и я считаю, что ее мнением нельзя принебрегать.

— Я вынужден согласиться, — задумчиво сказал Джерридан. — Я понимаю важность вашего положения и не осмеливаюсь требовать большего. Хорошо, на эту тему достаточно.

Калестраан выглядел разочарованным, но не сказал ничего. Со своей стороны Тельвин был рад, что наконец-то высказался и отделался довольно легко. По всей видимости король действительно понимал важность долга Тельвина, как Повелителя Драконов; не зря он напоминал ему об этом раз за разом. Маг Калестраан совершенно точно не понимал, но как раз этого Тельвин и ожидал. Даже во время рейдов драконов волшебники использовали любую возможность, интриговали и строили заговоры, лишь бы получить какую-нибудь выгоду от этого и увеличить свою власть. Последствия такой политики их не волновали.

Калестраан встал и низко поклонился. — Прошу меня извинить, но мне действительно необходимо вернуться в Академию. Я уверен, что вы оба вполне сумеете объясниться без моего участия.

Тельвин решил, что слова Калестраана звучат так, как будто он решил устраниться от обсуждения нынешего положения дел, так как все идет совсем не так, как он, по-видимому, предполагал. Но он довольно искуссно попытался скрыть свое разочарование, и Король Джерридан ничего не заметил. Маарстен посмотрел на карту, висевшую над полкой камина, без сомнения думая о каждом государстве запада и прикидывая, сможет ли влияние Тиатиса привлечь их к будущему союзу. Тельвин ожидал, не говоря ни слова, хотя волшебник уже ушел. Он вообще не часто использовал свое влияние в политике, и еще реже отстаивал свою точку зрения в дискурсиях. Эта опасная встреча прошла легче, чем ожидалось, но он хорошо понимал, что в будущих конфликтах все будет совсет не так легко.