Песнь Хомейны - Роберсон Дженнифер (книги онлайн бесплатно серия TXT) 📗
Наконец, лицо Финна дрогнуло – на нем появилось жесткое и в то же время отстраненное выражение, черты лица заострились – а глаза остались пустыми и безжизненными.
И я испугался.
– Что?.. – мой собственный голос был больше похож на свистящее шипение.
– Сторр посылает предупреждение… – Финн внезапно зябко передернул плечами. – Кажется, я и сам это чувствую. Я пойду. Оставайтесь здесь…
Мгновение он смотрел на Лахлэна, словно взвешивал что-то – потом дернул плечом:
– Делайте, что я говорю. Оставайтесь здесь и ждите меня.
Он говорил так, словно ничего особенного и не происходило – но я не поверил его спокойному тону и поймал за повод его коня:
– Говори. Что случилось?
Финн снова посмотрел на Лахлэна, потом перевел взгляд на меня:
– Сторр не слышит ни одного лиир.
– Ни одного?..
– Ни даже Аликс.
– Но… с ее Древней Кровью… – я не окончил фразы. Финну не нужно было больше ничего говорить. Если Сторр не слышит никого из лиир, положение действительно серьезное.
– Тебе тоже может грозить опасность, – тихо проговорил я.
– Конечно. А потому я пойду туда в облике лиир, – Финн в мгновение ока оказался на земле. – Толмора лохэлла мэй уик-ан, чэйсу, – сказал он мне, дернув плечом – а еще через мгновение он перестал быть человеком.
Я наблюдал за Лахлэном. Когда Финна поглотила пустота, глаза его расширились – потом сузились, он нахмурился, словно старался понять, что происходит, и научиться этому. Его пальцы легко коснулись футляра арфы, словно он хотел убедиться в том, что это явь, а не сон. Когда я перевел взгляд на Финна, очертания человека уже исчезли, сменившись еще неотчетливыми очертаниями волчьего тела. Я ощутил знакомую тошноту – не знаю, сумею ли когда-нибудь привыкнуть к этому зрелищу – и снова перевел взгляд на Лахлэна. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок, на мгновение мне показалось – его сейчас вырвет от страха и потрясения. Но – нет, все обошлось.
Рыжеватый волк с глазами Финна взмахнул хвостом и в мгновение ока исчез за деревьями.
– Они не заслуживают того, чтобы их боялись, – сообщил я Лахлэну, конечно, если ты не сделал ничего, чтобы заслужить их вражду.
Я улыбнулся: теперь он смотрел на меня так, словно я тоже мог быть волком
– или не меньшем зверем, чем волк:
– Ты же говорил, что ты – невинный человек: арфист… чего тебе бояться Финна?
На самом-то деле я знал, что, как бы ни был невинен человек, от этого он не перестает бояться подобных вещей. Быть может, совесть Лахлэна и была вовсе не так чиста, как он утверждал – но может быть также, что у него были свои причины испугаться увиденного. Он снова посмотрел вслед Финну, лицо его утратило зеленоватый оттенок и было теперь просто бледным – на нем читалось потрясение, восхищение и страх, словно бы перед богом.
– Волки не знают доводов разума! Он узнает вас в таком обличье?
– Финн в этом обличье знает все то, что ведомо Финну-человеку, – ответил я. – Но он также наделен мудростью волка. Для того, кто вызывает у него опасение, это двойная угроза.
Частью сознания я понимал, что чувствует сейчас Лахлэн – первые несколько раз я и сам переживал то же состояние. Но мысли мои сейчас устремились вслед за Финном.
– Он не демон и не зверь. Он просто человек, в чьей крови дар богов – как и у тебя, по твоим словам. Просто в его случае боги по-иному явили себя, – я подумал о магии музыки Лахлэна – и рассмеялся ужасу, отразившемуся в его лице.
– Или ты думал, он тоже поклоняется Лодхи? Нет, только не Финн. Быть может, он не поклоняется ни одному богу – но служит своим богам лучше, чем кто-либо из людей. Иначе с чего бы ему оказаться подле меня?
Конь Финна потянул меня в сторону, пытаясь добраться до травы под снегом, и я замолчал, стараясь удержать его и вернуть назад, потом, продолжил:
– Тебе не нужно бояться, что в облике волка он набросится на тебя и перервет тебе горло. Он сделает это, только если ты сам дашь ему повод, старательно выдерживая небрежный тон, я встретился глазами с арфистом. – Но ведь ты же не собираешься меня предавать, верно? Ведь на карту поставлена твоя сага…
– Нет, – Лахлэн попытался улыбнуться, но я видел, что он все еще вспоминает превращение Финна, Ни один человек, впервые увидевший такое, не сможет так легко выбросить это из головы.
– Что он вам сказал прежде, чем изменился?
Я рассмеялся:
– Это своего рода философия. Разумеется, философия Чэйсули – а потому она равно чужда и хомэйнам, и элласийцам.
Тщательно выговаривая слова, я повторил:
– Толмоора лохэлла мэй уик-ан, чэйсу. Это примерно означает – судьба человека всегда в руках богов, – с той же тщательностью я повторил жест Финна поднял открытую ладонь и развел пальцы веером. – Обычно это сокращают до одного слова: толмоора. Его более чем достаточно – оно и так о многом говорит само по себе.
Лахлэн медленно покачал головой:
– Думаю, мне это не настолько чуждо. Вы забываете, что я священнослужитель. Конечно, я служу одному богу, и он очень отличается от богов Финна, но меня учили понимать чужие верования. Более того – я всем сердцем верю, что человек может знать свое божество и служить ему, – он похлопал рукой по футляру арфы. – Мой дар – здесь, Кэриллон. Быть может, дар Финна заключен в чем-то еще, но мой не менее силен. И, быть может, я с такой же, если не большей, готовностью принимаю свою судьбу…
Он улыбнулся:
– Толмоора лохэлла мэй уик-ан, чэйсу… Какая красноречивая, фраза.
– А у вас есть что-то подобное? Лахлэн рассмеялся:
– Вы бы не сумели это произнести. Для этого нужно родиться элласийцем, он снова коснулся футляра арфы. – Вот эта звучит попроще: Ийана Лодхи, ийфэнног фаэр. Человек с гордостью идет по своему пути, когда он смиренен пред Лодхи.
И тут вернулся Финн – в облике человека, с белым лицом, и у меня больше не осталось времени для философии. Я смотрел на него – И не мог задать ни одного из тех вопросов, которые роились в моей голове.
– Разрушена, – шепотом проговорил он. – Стерта в прах. Сожжена, – он был смертельно бледен. – Обители нет.
Я успел перебраться через полуразрушенную стену, прежде чем понял, что это. Мой пони споткнулся, провалившись в снег – и тут я узнал. Стена – та полукруглая стена, что защищает каждую Обитель. Разрушенная стена, теперь едва поднимавшаяся над землей.
