Племена Гора - Норман Джон (книги бесплатно .txt) 📗
Проходя мимо дома рабовладельца, я заметил в узком окне верхнего этажа рабыню. Девушка мне улыбнулась и помахала через решетку. Я послал ей воздушный поцелуй.
В гончарной мастерской среди горшков и мисок сидел мальчишка и пальцами аккуратно накладывал синеватую эмаль на двуручный кувшин. Затем кувшин засунут в печь, голубая краска затвердеет и превратится в небесную глазурь. Печи всегда располагаются в дальнем конце мастерских.
— Кавары уже нанимают копьеносцев, — услышал я. Тор славится своими коврами. Я невольно задержался
У прилавка. Большая часть ковров лежала в тени, несколько были развешены на специальных шестах. На изготовление хорошего ковра уходит более года. Вышивальщицы помнят причудливые рисунки и передают секреты из поколения в поколение. Ковры ткут на простейших станках, шерсть набивают на основу ткани. Плотность узелков составляет До четырехсот на один хорт. Горианский хорт равен примерно дюйму с четвертью. Каждый узелок завязывается вручную. Этим занимаются свободные женщины. Ковры чрезвычайно разнообразны и почти все неповторимо прекрасны. Применяют, как правило, натуральные красители. Их настаивают на овощах, коре или плодах деревьев, иногда на листьях, корнях или цветах. Реже используют красители животного происхождения, например, из раздавленных насекомых. Красильщики представляют собой отдельный цех, или касту. Вместе с ткачами они считаются подкастой изготовителей ковров, которые, в свою очередь, считаются подкастой всех, кто работает с тканью. Таким образом, человек, делающий ковры, не обидится, если его сравнят с пошивщиком кафтанов, тюрбанов или джеллаб.
На шестах натянули для просушки яркие ткани. Самую ценную шерсть состригают по весне с брюха верра и урта. Сейчас был не сезон, и торговля шла медленно.
Я миновал дом еще одного рабовладельца и невольно полюбовался цепочкой, которую до сих пор нес в руке. Она будет прекрасно смотреться на тонких щиколотках очаровательной мисс Блейк-Эллен.
Мой путь пролегал мимо мастерских резчиков по дереву и ковшиков серебра. Неподалеку я заметил сохнущие отрезы малиновой, красной и желтой кожи. На противоположной стороне продавались джеллабы и бурнусы. В отличие от джеллабы бурнус представляет собой накидку с капюшоном и без рукавов. Все, кто ездит на быстрых кайилах и пользуется копьем и кривой саблей, предпочитают бурнусы.
В следующей лавке торговали циновками. Некоторые предназначались для ширм и имели вертикальный рисунок, более распространены были циновки для сидения и постели. В скрученном виде они занимали очень мало места. Я увидел грубые циновки для рабов и, самые жесткие и колючие, циновки подчинения, на которых рабыню заставляют покориться хозяину.
Торговали шарфами и кушаками, паранджой и хайками, шальварами и тобами, тапочками, кафтанами и агалами. Здесь же теснились торговцы тканями с отрезами шелка и репса. Длина и ширина ткани измеряется в ахилах, равных расстоянию от локтя до кончика вытянутого среднего пальца и в аралах, равняющихся десяти ахилам. Кучкой стояли продавцы кинжалов для рукавов. Я отодвинул в сторону торговца циновками.
У соседнего лотка продавали рабыню. Я немного посмотрел, как она танцует, потом отвернулся.
Пахло веминиевым маслом.
Различают «веминий пустынный» с розовыми лепестками и голубой «тентис веминиум», растущий на границе Тахари. Цветы привозят в город в плоских корзинах, после чего лепестки кипятят, а пар конденсируют в масла, которые добавляют в воду. Саму воду не пьют, но в богатых и среднего достатка домах принято мочить в ней руку, которой берут пищу.
На каменном постаменте переминалась цепочка выставленных на продажу обнаженных невольниц. Любопытно, что цены были уже указаны. Это была муниципальная распродажа, проводимая под юрисдикцией городского суда Тора. Стоящая на коленях со скованными кистями и лодыжками темнокожая красавица лет пятнадцати посмотрела на меня. Девочку продавали в погашение карточных долгов ее отца. Я купил и тут же освободил ее.
— Где отец? — спросил я.
— Играет в «Золотом кайиле», — прошептала она сквозь рыдания.
Девчонка была хороша собой. Я швырнул на каменный постамент снятые с нее цепи. Другие невольницы умоляюще простирали ко мне руки. Я снова посмотрел на нее.
— На следующий год ты опять можешь угодить на помост. Только тогда ты будешь уже слишком красивой, чтобы тебя отпустили.
— Я должна торопиться домой, — пролепетала она. — Надо успеть приготовить отцу ужин.
Она стыдливо опустила голову и побежала по улице. Девчонка была очень хороша. У меня не было ни малейших сомнений, что рано или поздно она попадет в невольничьи цепи. Даже если ее не продадут по распоряжению магистрата Тора, ей не избежать наметанного глаза рабовладельцев.
— Купи нас! Купи нас, господин! — надрывались девушки на постаменте.
— Оставайтесь рабынями, — рассмеялся я и пошел дальше. За спиной послышались рыдания и хлесткие удары бича. Я сделал еще несколько покупок.
Два раза мне попались ходящие парами вооруженные люди в белых халатах с красными кушаками — полиция Тора.
Ближе чем в пяти шагах от них карманник разрезал кошелек купца, высыпал содержимое в ладонь и, кланяясь и причитая, скрылся в толпе. Купец даже не обернулся. Парень сработал чисто. Я вспомнил девушку по имени Тина, которая раньше жила в Лидиусе, а сейчас — в Порт-Каре. Вот это была воровка! Собственные монеты я хранил в запрятанных среди одежды кармашках на поясе. На боку, правда, висел небольшой кошелек. В Торе я выдавал себя за мелкого купца, путешественника из Турий. Кошелек на боку был еще цел.
Не все промышляющие на базаре воры оказались так везучи. К доске, на которой указывались цены на соль, уже прибили несколько отрубленных правых кистей рук. Женских рук не было. Попавшиеся на воровстве девушки немедленно становились рабынями.
Я оглянулся. Второй раз за день я увидел тех же самых четырех человек. Тех же самых. Но всего четырех.
Мимо гнали древками копий цепочку рабов-мужчин, и я отступил в сторону. Рабы направлялись на соляные копи Тахари, откуда поступала большая часть вывозимой караванами соли. Хорошо, если половина из них доберется до соляных шахт. На них были тяжелые ошейники с шипами, через весь строй тянулась стальная цепь, прикованная к ошейнику каждого. Руки обнаженных рабов были скованы за спиной. Из толпы в них плевали.