Султан Луны и Звезд - Арден Том Дэвид Рэйн (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
Пастух забрал у девочки трубку.
Амед сглотнула слюну.
— Старые вещи дорого стоят.
— Это если они золотые или серебряные, сорванец. Что, ничего получше не могла найти?
— Это отличная лампа!
— Для свинарника!
Амед так обиделась, что совсем забыла о деле. Она выхватила у пастуха лампу и уже готова была умчаться обратно в деревню, но Фаха Эджо вдруг вскочил.
— А может, мой двоюродный братец Эли все-таки возьмет ее.
Амеда просияла.
— Ты так думаешь?
— Надо будет спросить. Пойдем поищем его.
Амеда опасливо глянула вниз. Плоская крыша караван-сарая мстительно блестела на солнце.
— Поклонение того и гляди закончится.
— Ты что, струсила?
— Мне надо вернуться.
Фаха Эджо презрительно фыркнул.
— А ты скажи старику, что у тебя живот прихватило — объелась, дескать, похлебки, что мать-Мадана варит из овечьих глаз!
Амеда не выдержала и расхохоталась — Фахе Эджо всегда удавалось рассмешить ее. Пастух снова взял у нее лампу и решительно зашагал прочь.
— Погоди, а как же твои козы?
— Да куда они денутся! Ну, давай наперегонки!
Какое там — «наперегонки»! Фаха Эджо бегал по горам легко, как все его сородичи из племени горцев. Пытаясь не отстать от него, Амеда чуть было не соскользнула вниз по осыпи. Она раскинула руки в стороны, чтобы удержать равновесие, и успела, бросив взгляд вниз, окинуть глазом всю округу — не только деревню, но и утесы, и море, и где-то вдали, окутанные дымкой, силуэты построек Куатани.
Какой жалкой была ее деревня!
Каким прекрасным, великолепным — широкий мир!
Когда Амеда приходила к Фахе Эджо, ей всегда открывался более широкий мир. Она прожила на свете уже почти пятнадцать солнцеворотов, а до сих пор не видела ничего, кроме своей деревни. Часто ее пугала мысль о том, что она никогда так ничего и не увидит. Верно, будущее ее ожидало незавидное. «Кто же, — в отчаянии сокрушался отец, — возьмет в жены такого сорванца?» Но Амеда мечтала не только о замужестве. Ей хотелось жизни, в которой был бы не только изнурительный труд. Да, сейчас жизнь ее текла так уныло, что от тоски все костры, полыхавшие в сердце девочки, должны были бы угаснуть. И вдруг во время последнего сезона Короса в деревню явились метисы, полукровки. Мать-Мадана велела Амеде держаться от них подальше, но Амеда ее не слушала.
И вскоре искорки полупогашенных костров в ее сердце разгорелись с новой силой.
У Фахи Эджо и мысли не было о том, чтобы соблазнить свою новую подружку. Пастух рассказывал ей о тех местах, где ему довелось побывать — о городах с домами, стены которых были украшены драгоценными камнями, о горах с заснеженными вершинами, о дальних странах, где барханы из розового и лилового песка мерцают и переливаются, как миражи. Но рассказывал равнодушно, безо всякого ощущения чуда. Язык у пастуха был подвешен неплохо, и он буквально несколькими словами ухитрялся создать живые картины. Так он изобразил для Амеды Геденское Море Мертвых и Джанадские джунгли, Великий Факбарский пожар, убийства в Нардаке и те времена, когда войско султана захватило Ринскую котловину.
От Фахи Эджо Амеда узнала о том, как необычен мир. А еще у него она научилась курить, сквернословить, врать и воровать. И вот теперь, если бы лампа оказалась достаточной платой, Амеда могла бы получить еще более прекрасное запретное удовольствие.
— Ну, догоняй же, копуша! — оглянувшись, крикнул на бегу Фаха Эджо.
Глава 8
БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК ИЗ КУАТАНИ
Они угодили в настоящий лабиринт. Шатры вперемежку с кибитками и навесами примостились за домиками с плоскими крышами. Котелки, ночные горшки, веревки, увешанные не слишком старательно выстиранным бельем, бечевки с метелками целебных трав и кусками вяленого козьего мяса то и дело перегораживали дорогу Амеды и ее спутника. Натужно жужжали мухи, заливались плачем грудные младенцы. В воздухе висели запахи дыма и нечистот. Слышались грубый смех и залихватская музыка.
Все добропорядочные унанги презирали метисов. Одни говорили, что они так же дурны, как ваганы, хотя теперь мало кто мог судить об этом наверняка — в южных краях совсем не осталось ваганских племен. И верно: в жилах многих метисов текла ваганская кровь. Другие, как Фаха Эджо, были ксладинами, рассеявшимися по свету после ксладинских войн, но большинство из них являли собой немыслимую родовую помесь: кровь гарандов мешалась с кровью юков и геденов, факбаров, нардаков и ринов. Попадались метисы с примесью венайской, эаксонской, варльской и тиралосской крови. Как бы то ни было, все они, по понятиям унангов, считались неверными, а по словам матери-Маданы — грязными и отвратительными, и потому их нельзя было пускать в караван-сарай — нет-нет, ни за что на свете! Между тем метисы могли быть кем угодно: бродячими торговцами, попрошайками, шлюхами и разбойниками, но они никогда никому не служили и крайне редко попадали в рабство.
И еще все знали: метисам доверять нельзя.
Фаха Эджо схватил за плечо худенького, чумазого, сопливого мальчугана.
— Где мой братец Эли?
Мальчишка непонимающе шмыгнул носом.
— Ну, папаша твой где? — уточнил Фаха Эджо и изобразил руками здоровенное пузо.
Мальчишка весело расхохотался и ткнул пальцем в сторону.
В проходе между домиком-развалюхой и обшарпанной кибиткой сидел на земле, скрестив ноги, двоюродный брат Фахи Эджо (он же — отец сопливого мальчишки). Он покуривал трубку и время от времени лениво глодал кость. У его ног лежала косматая собака с тоскливыми глазами, у которой, быть может, была отнята эта самая кость. За его спиной, у котла с каким-то варевом стояла мать Фахи Эджо и ощипывала тушку убитой чайки. Завидев сына, она ухмыльнулась, обнажив коричневые зубы.
— А-а-а, Фаха приперся! А козы-то, козы как же, а?
Фаха Эджо пропустил ее слова мимо ушей и потрепал брата по плечу.
— Эй!
— Эй-эй!
Братья принялись отвешивать друг другу приятельские тычки. В конце концов Фаха Эджо отскочил в сторону, ухмыльнулся и поманил брата пальцем. Поначалу Эли идти не хотел, но потом, с выражением крайней усталости и скуки на лице, недовольно кряхтя, поднялся на короткие толстые ноги и поковылял следом за братом. В сопровождении собаки и сопливого мальчугана они пробирались между шатрами и кибитками.
Амеде не нравился братец Фахи Эджо. Толстяк не наведывался в деревню вместе с остальными метисами. Он явился один, несколько дней назад, прикатил в обшарпанной ваганской кибитке. В деревне он остановился по пути к Куатани от другой стоянки метисов, располагавшейся далеко на побережье. Эли утверждал, что дело у него срочное, но тем не менее в деревне задержался, соблазненный едой и уютом, если можно было назвать грязный поселок метисов уютным. Эли Оли Али был ленив и вспыльчив, и, похоже, ссориться с ним не следовало. Его младший братец утверждал, что он — важная шишка.
Амеда в это верила с трудом. Чтобы метис был важной шишкой? Толстяк болтал, будто бы ездил за своей сестрой, которую намеревался продать в городе. Девушку он держал взаперти, в кибитке, и ее никто в глаза не видел, но поговаривали, будто бы девушка необыкновенно хороша, намного красивее любой из метисок. Уж если кто мог выручить за нее хорошие деньги, так это Эли Оли Али — по крайней мере, так утверждали сами метисы.
Амедой владело волнение пополам с отвращением. Вчера в какое-то мгновение Фаха Эджо вдруг с жаром объявил, что им хорошо бы бежать в Куатани, отправиться вместе с братцем Эли. Эли их непременно возьмет с собой, обязательно! Но уж если метис-толстяк смеялся над собственным братом, то тем более он бы посмеялся над Амедой. Как-то раз он осклабился, погладил ее руку и поинтересовался, девочка она или мальчик. «Если ты — девочка, — промурлыкал он, — у меня найдется для тебя хо-орошая работенка!»
Посреди ночи, проснувшись в караван-сарае, на жестком матрасе, Амеда услыхала, как со стороны поселка метисов доносятся грубые, визгливые песни. Девочка зажала уши ладонями, ощутила странную, отчаянную беспомощность, и ее щеки жарко зарделись. И все же она согласилась участвовать в последнем — глупом и рискованном — замысле Фахи Эджо.
