Время проснуться дракону - Ганькова Анна (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Эльмери слушала подруг молча, боясь расплескать свое ощущение счастья, и поражалась тому, что еще вчера бы увлекший ее разговор сегодня почти и не волнует. И махая рукой все дальше удаляющимся эльфам, она лишь тихо улыбалась.
А потом съехали и гномы. Эти, опохмелившись на помолвке и опять воспряв, выкатывались из деревни все с теми же разудалыми песнями, с которыми и въезжали давеча. Но ничего, им еще часа два по морозу-то ехать, так что, думается, когда до своих доберутся, то та пара рюмок, пропущенных с утра, из них и выветриться.
Проводив всех, народ стал разбредаться по домам. А солнце, к тому времени уже коснувшееся гор, в своей ленивой зимней неге позволило и сумеркам скорым потихоньку пробраться в Долину.
А их оставили одних. Никто, ни бабушка, ни девчонки, ни Виковы няньки-оборотни, не нарушил в тот вечер их уединение в библиотеке. Они долго разговаривали, сидя перед камином и держась за руки. Делились впечатлениями о прошедшем дне и сокрушались, что Хо-Хас и Хо-Шука по понятной причине не смогли присутствовать на обручении. Смеялись над гномами, оказавшимися такими падкими на горячительное, и переживали за их поездку по горным дорогам впотьмах.
А потом, в какой-то момент, слова все иссякли, мысли о постороннем куда-то делись и остались они в тиши один на один, отделенные от всего и всех закрытыми дверями библиотеки. И были только их глаза, которые невозможно оторвать друг от друга! Сердца, трепещущие в унисон! И руки, такие горячие, что казались жарче пламени в камине!
Как пылко Вик целовал ее вчера! Те милые прикосновения к ее щеке, что после вечерних встреч он дарил ей на прощание, в своей легкости теперь казались Эль касаниями крыла бабочки. А уж те немногие поцелуи, сворованные когда-то с ее губ другими парнями, и вовсе припоминались с трудом.
Принц прижимал ее, вминая в себя и заставляя почувствовать свою страсть. Отчего она в первый миг пугалась и замирала, а уже во второй – таяла, позабыв свою робость и сгорая вместе с ним в жарком огне. Его руки, вроде такие же нежные, как и вчера, сегодня же стали еще и сильными, и нетерпеливыми. Они были везде – где-то сжимая, где-то лаская, а порой и понуждая к ответному действию. Крепкие пальцы Вика запутывались в ее волосах и обжигали затылок, пуская вниз по спине стайку шелковых горячих мурашек. Но, не успевала она привыкнуть и насладиться вволю этим прикосновением, как ладони его оказывались возле груди, заставляя Эль опять смущаться, тут же забывать свой стыд и плыть вместе с ним куда-то по волнам наслаждения, вторя его голодному хрипу своим не менее обделенным всхлипом.
А уж губы Виктора – жадные и жесткие, нежные и сладостные, завлекающие и дразнящие… сколько эпитетов она придумала им позже, когда лежала ночью в постели и в своем одиночестве могла позволить себе вволю и помечтать, и повспоминать, и позагадывать.
Эль отодвинулась от Гаврюхи, убирая руки с его загривка и закрываясь мысленно. Это один на один можно предаваться нескромным мечтаниям, когда рядом никого нет, а ночная тьма скрывает жаркий румянец. А рядом с приятелем, который видит тебя насквозь, надо быть начеку. Да и не хотелось ей, почему-то, впервые в жизни делиться сейчас ни с кем, не своими переживаниями, не своими ощущениями. Даже с Гавром…
Котяра прекрасно понял, что его «отодвинули» и с обиженным мявком подался на выход. Но у самой двери остановился и выжидательно посмотрел на хозяйку – не одумается ли, не вернет? А она даже и внимания не обратила, что он уходит!
« – Э-эх! А прынц-то еще хорошим человеком прикидывался! А вона как все обернулось – обездолил, гад, бедного Гаврика! Обездолил!» – как-то так подумалось на это коту…
А Эль и правда было не до него. Она, то таяла от вновь переживаемых Виковых ласк вчерашнего вечера, то смущенно замирала от собственных смелых фантазий прошедшей ночи. А запомнившееся ей ощущение чего-то недоданного и незаконченного, что витало вокруг них вчера в библиотеке, заставляло девушку мечтать о большем.
Она, обученная знахарка, о человеческой природе, в том числе и мужской, знала достаточно. И о близости, что между мужем и женой происходит, представление имела. Но, как собственно любой человек столкнувшийся с чем-то таким о чем только слышал, но вживую ни разу так и не пережил, страшилась неизведанного. И вот сейчас, в свете открывшихся ей чувственных откровений, в первый раз задумалась Эль о том, что возможно все не так уж и страшно…
Но, тем не менее, какие бы сомнения не посещали сейчас девушку, на губах ее цвела улыбка, а в душе тлел, готовый в любой момент вспыхнуть ярким огнем, уголек счастья.
– Ты вся светишься, девочка моя! – от двери раздался голос матери.
Эль спохватилась и попыталась стереть улыбку с лица:
– Так заметно?! – спросила она, стесняясь своей явной радости.
– Да. И не старайся скрыть свою улыбку, тебя все равно выдают и глаза, и аура – они сияют, как яркий солнечный свет, – мягким тоном заметила Руит дочери.
– Да я уж поняла. Вот, здесь прячусь, чтоб ко всем не выходить, – виновато склонила голову Эль.
– Ну что ты, доченька! Отчего такие мысли? Тебе положено радоваться, да и в доме большой праздник! А как же иначе, когда любимый ребенок свое счастье нашел?! – женщина взяла девушку за руки и заглянула ей в глаза. – Ты из-за Сесси боишься свою радость прилюдно показывать?! – догадалась она. – Не стоит, девочка моя. Марсессиния взрослая и мудрая женщина и со своим горем уже вполне сжилась. Хотя, конечно, самое страшное еще впереди… – глаза Руит, при этих словах, стали грустными.
– Герцог совсем плох? – тихо спросила Эль.
– Да. И по-другому уже не будет. Ему больше ста десяти зим. И никакие наши старания не способны и далее продлевать время простого человека, живущего в Миру… – теперь уже девушка обняла мать, когда увидела, как во взгляде той грусть преображается в боль.
Видимо, в сознании Руит переживания, вызванные бедой постигшей ее старшую девочку, переплелись с собственными воспоминаниями, в которых она также несколько стозимий назад теряла любимого мужчину. И как раз понимание того какие страдания вскоре обрушаться на ее ребенка и доставляли женщине большую боль.
А Эльмери стояла и гладила вздрагивающую спину мамы, а сама думала меж тем:
« – И как при такой обстановке в доме выходить ко всем, с моей-то несдерживаемой улыбкой?!» – да и стыд назойливым комаром добавлял своего яда в мысли девушки. Ведь ее счастливая радость, пусть маленькой толикой, но все же подпитывалась и пониманием что с ней такого теперь не случиться. Вик, будучи сильным магом и связав с ней Судьбу, останется рядом на долгие и долгие зимы.
Но мама оказалась права. На следующий день, когда сестра прощалась, возвращаясь в Мир, она целовала Эль с теплотой и нежностью. А в ее тоскующем взгляде, наверное, впервые за последние дни, проскользнуло что-то отличное от грусти.
Да, ее глаза выражали болезненную отстраненность даже тогда, когда она танцевала среди веселых и шумных людей. И тогда, когда все схватившись за животы смеялись над простецки непристойными песнями разошедшихся пьяненьких гномов. И даже тогда, когда она обнимала и целовала живущую вдали от нее дочь. А вот сегодня, при прощании с сестрой, взгляд Сесси полнился неподдельной теплотой:
– Я знаю, что ты очень старалась скрыть от меня переполняющие тебя чувства. Я, конечно, благодарна тебе за понимание и сочувствие, но, сестра, у нас у каждого своя Судьба и изменить мы ее не в силах. Так что, то, что положено тебе ни в коей мере не пересекается с моим – живи и бери все возможное от жизни.
– Но… может быть, когда-нибудь… – попыталась Эль сказать что-то ободряющее. Ее сердце заходилось от жалости к сестре.
– Может быть… если Создатель будет добр ко мне… – мягко и опять грустно улыбнулась та, – но пока я буду переживать то, что мне предопределено. Не волнуйся, маленькая, я выдержу все, как это смогли и наша мама когда-то, и другие волшебницы. С Робертом я получила такую большую долю счастья, что она и поможет мне пережить все горести, а потом, когда все закончиться, еще долго будет согревать мое сердце, – при этих словах она положила свою ладошку на губы девушке, не давая той еще раз высказать свое сочувствие:
