Корабль судьбы (Книга 2) - Хобб Робин (книги онлайн .txt) 📗

К сожалению, все это отнюдь не означало, что Уинтроу всегда будет с нею рядом. Сегодня, например, на него загляделась эта женщина. И кто запретит ему просто отставить Этту в сторонку и отправиться в свой путь по жизни без нее?

Этта взяла гребешок и провела им по своим темным волосам. Потом покосилась на свое отражение в Кеннитовом зеркале и вдруг задумалась: чего ради? Чего ради чесать гребешком волосы, зачем спать, зачем даже дышать? Что ни мысль, то мучительное переживание, сплошная головная боль — так зачем думать? Этта вновь зарылась в ладони лицом. Она не плакала — у нее больше не было слез. Под веки словно песку насыпали, горло горело, и облегчения найти не удавалось. Хоть плачь, хоть криком кричи, ничто не помогало. «Кеннит умер. — Словно ножом в сердце. — Кеннит умер…»

Но его дитя живо.

Эта мысль до того ясно отдалась у нее в голове, как будто бы сам Кеннит шепнул на ухо. Этта выпрямилась и постаралась успокоить дыхание. Надо, пожалуй, прогуляться по палубе, привести чувства в порядок. А потом лечь в постель и если не поспать, так хоть отдохнуть. Завтра ей придется соображать много и быстро, отстаивая интересы королевства Пиратские острова.

Этого ждал бы от нее он. Кеннит.

— Прости, но тебе придется говорить со мной здесь. Дело в том, что собственной каюты у меня пока нет.

— Не имеет значения, где именно мы будем говорить. Главное, чтобы наш разговор состоялся. — Янтарь пристально изучала его глазами, словно какую-нибудь редкую и драгоценную книгу. — К тому же пребывание на людях дарит порой больше возможностей для беседы с глазу на глаз, нежели самое полное уединение.

— Как-как? — невольно переспросил Уинтроу. Эта женщина изъяснялась так загадочно и сложно, что он и сам волей-неволей принимался следить за своей речью. Не говоря уж о том, что услышанное от нее приходилось разгадывать как ребусы. На всякий случай он извинился: — Правду молвить, я до того устал, что плохо соображаю.

— Мы все вымотались, — кивнула она. — Слишком много событий для одного дня. Да и кто бы мог подумать, сколько разных нитей сплетется в один узелок. Но так все обычно и происходит. И конец каждой нитки много-много раз проникает сквозь разные петли, прежде чем все разгладится.

И Янтарь улыбнулась ему. Они стояли на кормовой палубе в потемках, нарушаемых лишь светом далеких костров на берегу. Уинтроу даже толком не различал лица собеседницы, только неясную игру света и тени. Улыбку, впрочем, он различил. И то, как она вертела в руках перчатки.

— Так ты хотела поговорить, — напомнил он в надежде, что она наконец-то доберется до сути дела.

— Да, хотела. Чтобы повторить то, что ты сам мне, кажется, раза три уже сказал: прости. Прости меня, Уинтроу Вестрит. До сегодняшнего дня я сама понятия не имела, как мне недоставало тебя. Я же искала тебя больше двух с половиной лет. Это при том, что мы с тобой, наверное, в Удачном ходили по одним и тем же улицам. Я чувствовала твое присутствие. Некоторое время ты был совсем близко, а потом вдруг исчез. И вместо тебя я встретила твою тетку. А попозже — и сестру. Но я некоторым образом чувствовала, что мне нужен был именно ты. Ведь именно тебя я должна была разыскать. И теперь, когда мы наконец встретились, я окончательно это поняла и могу отбросить все сомнения прочь. — Янтарь вздохнула и, покачав головой, продолжала уже без всякой высокопарной загадочности: — Я не знаю, удалось ли мне совершить то, что я должна была совершить. Не знаю я и того, сыграл ли ты уже свою роль — или только приступаешь к самому важному. Я так устала от незнания, Уинтроу Вестрит. Я устала всего лишь гадать да надеяться, стараясь при этом делать все, что могла. Я хотела бы хоть однажды для разнообразия доподлинно убедиться, что все было правильно!

А у него все кости буквально гудели от изнеможения. Ее слова подталкивали и почти подтолкнули его к какому-то очень важному пониманию. Но в голове не осталось ничего даже отдаленно похожего на умную мысль, и он решил отделаться вежливостью.

— Будет правильно, — сказал он, — если ты как следует выспишься. Я, например, точно помру, если сейчас же не лягу! Правда, койку я вряд ли смогу тебе предложить, но вот пару чистых одеял найду непременно.

Он не мог видеть ее глаз, но чувствовал, что она смотрит ему в лицо. Она спросила почти с отчаянием:

— Ты в самом деле ничего не ощущаешь? Вот ты глядишь на меня — и никакая искра не пробегает? Ни чувства взаимосвязи, ни эха некоей утраченной возможности, ни тоски о неизведанных путях?

Уинтроу чуть не рассмеялся. Вот бы знать, что за ответ она силилась из него вымучить? Вслух он сказал:

— Сейчас, честно тебе скажу, я только и мечтаю что о несмятой постели.

Давным-давно, еще в монастырские времена, ему однажды пришлось прятаться в деревянной хижине во время грозы. Он стоял в дверях и любовался буйством природы, держась рукой за мокрый косяк, когда молния угодила в дерево совсем рядом с домиком. Небесный огонь надвое расколол дуб, а Уинтроу ощутил столь близкое присутствие вселенской силы, что распластался на земле под дождем. И надо же — нечто подобное вновь настигло его теперь. Золотая женщина содрогнулась так, словно он ударил ее, а в глазах на мгновение очень ярко вспыхнуло пламя далеких костров.

— Несмятая постель, — повторила она. — И женщина, с которой не возлегли. Постель — по праву твоя. Что же до женщины, она, может, и придет со временем на твое ложе, но полностью принадлежать тебе не будет никогда. Однако дитя будет твоим. Ибо дитя принадлежит не зачавшему его, но лишь тому, кто лепит из него человека.

Множественные значения сказанного слоились и кружились, точно капли дождя, вновь посыпавшего с небес. К дождю примешивался мелкий град. Градины прыгали по палубе и отскакивали от плеч Уинтроу.

— Это ты о ребенке Этты говоришь? — спросил он.

— Зачем спрашиваешь? — Она склонила голову к плечу. — Ты сам все знаешь лучше меня. Мои уста произнесли эти слова, но смысл принадлежит другому. А ты хоть сам замечаешь, как ты назвал его? Ты сказал «ребенок Этты», хотя все кругом только и говорят, что о «ребенке Кеннита».