Возвращение - Паолини Кристофер (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
И все же, несмотря на все свои достижения и успехи, Эрагон не чувствовал себя счастливым. Как он ни старался забыть Арью, его с каждым днём все больше тянуло к ней; и тоска становилась просто невыносимой от осознания того, что Арья более не желает ни видеть его, ни говорить с ним. Но и это было ещё не все: Эрагона преследовало ощущение того, что где-то за горизонтом собирается страшная буря, и в любой момент может подняться ураганный ветер, сметая и уничтожая все на своём пути…
Сапфира разделяла с ним эти предчувствия. И однажды поделилась своими ощущениями:
«Мир кажется мне каким-то страшно хрупким, Эрагон, словно все вот-вот рухнет и вокруг воцарится безумие. То, что сейчас чувствуешь ты, чувствуют также драконы и эльфы. Таков, видимо, неотвратимый ход судьбы; приближается конец нашего мира, и можно уже заранее начинать оплакивать тех, кто неизбежно сгинет в том хаосе, что поглотит Алагейзию. Однако нужно все же надеяться, что мы сумеем победить в битве за светлое будущее — мощью твоего меча и щита и моих когтей и клыков!»
ВИДЕНИЯ БЛИЗКИЕ И ДАЛЁКИЕ
Однажды, отправившись в знакомую низинку за хижиной Оромиса, Эрагон устроился на отполированном до блеска старом пеньке, погрузив ноги в пушистый мох, и открыл свою душу для восприятия мыслей всех живых существ вокруг. Неожиданно он понял, что его восприятие настолько обострилось, что теперь он чувствует и понимает мысли не только птиц, зверей и насекомых, но и всех растений в лесу.
У растений сознание оказалось совсем иным, нежели у зверей: они все воспринимали более медленно, более целенаправлейно и отстраненно, однако же были в своём роде ничуть не менее восприимчивы и чувствительны ко всему окружающему, чем сам Эрагон. Едва ощутимая пульсация их многочисленных сознаний, сливаясь воедино, вызывала у Эрагона ощущение гигантских сверкающих мягким и вечным светом созвездий, где каждая крошечная звёздочка, каждая искорка света олицетворяет отдельную жизнь. Даже на самых бесплодных, казалось бы, участках земли разнообразная жизнь так и кишела. Да и сама земля, безусловно, была существом живым, разумным, чувствующим и весьма чувствительным.
Значит, разумные формы жизни существуют повсюду!
Теперь Эрагон в этом не сомневался и, по мере погружения в мысли и чувства различных живых существ и предметов, обретал все более глубокое внутреннее умиротворение, настолько глубокое, что временами, казалось, переставал существовать как отдельная личность. Он позволял себе превращаться в ничто, в пустоту, способную лишь воспринимать голоса всего мира. Ничего теперь не ускользало от его внимания, ибо внимание его уже более не сосредоточивалось ни на чем конкретном.
И он сам становился частью этого леса и его обитателей.
«Может, именно так мир вокруг воспринимают и чувствуют боги?» — размышлял Эрагон, приходя в себя после медитации.
Этот урок длился дольше обычного. Завершив его, Эрагон вернулся к домику, разыскал Оромиса, который сидел за столом и что-то писал, опустился перед ним на колени и сказал:
— Учитель, мне удалось выполнить твоё задание: я слушал до тех пор, пока не перестал слышать.
Оромис отложил перо и задумчиво посмотрел на Эрагона:
— Ну-ка, расскажи подробнее.
И Эрагон часа полтора в мельчайших подробностях рассказывал ему о различных сторонах жизни растений и животных на самой лужайке и её окрестностях, пока Оромис не остановил его, подняв руку.
— Да, теперь ты меня убедил. Ты действительно слышал все, что можно было услышать. Но все ли из этого ты понял?
— Нет, учитель, что ты!
— И это справедливо. Так и должно быть. Понимание придёт с возрастом… Отлично, Эрагон-финиарель! Просто отлично! Я тобой очень доволен. Если бы это происходило в Илирии — в те времена, когда Гальбаторикс ещё не успел захватить власть, — тебя прямо сейчас можно было бы назвать окончившим полный курс подготовки и принять в полноправные члены ордена. Я сам попросил бы о том, чтобы тебе были дарованы все права и привилегии, положенные лишь самым старшим из Всадников. — Оромис был явно взволнован. Он встал, но слегка держался за край стола и чуть покачивался. — Помоги мне, Эрагон, подойди ближе, и я обопрусь о твоё плечо. Я хочу выйти наружу, но тело моё что-то плохо мне повинуется.
Эрагон поспешно бросился к нему, приняв на себя невеликий вес престарелого Всадника. Они медленно прошли к ручью, весело бежавшему к утёсам Тельнаира, и Оромис сказал:
— Теперь, когда ты достиг достаточно высокого уровня познаний, я могу открыть тебе одну из величайших тайн магии, которая, возможно, неведома даже Гальбаториксу. С ней связаны твои — и мои — надежды на то, что ты сумеешь сравниться с ним в мастерстве владения магией. — Взгляд старого эльфа стал пронзительным. — Скажи мне, Эрагон, что составляет суть магии?
— Энергия. Магическое заклинание вызывает расход такого же количества энергии, какое потребовалось бы для выполнения той же задачи обычными средствами, то есть без применения волшебства.
Оромис кивнул:
— А откуда берётся эта энергия?
— Из тела мага-заклинателя.
— И непременно только оттуда?
Мысли Эрагона заметались; он понимал, что Оромис неспроста задал этот вопрос, и пытался отыскать все его скрытые значения.
— То есть ты хочешь сказать, что энергия может проистекать и из другого источника? — неуверенно спросил он.
— Именно это и происходит, когда Сапфира помогает тебе сотворить те или иные чары.
— Да, но между мной и Сапфирой существует необычная, неразрывная связь! — запротестовал Эрагон. — И благодаря этому я могу порой как бы заимствовать её энергию. А если я вздумаю заимствовать её у кого-то ещё, то должен буду проникнуть… — И он вдруг замолк, поняв, к чему клонит Оромис.
— Да, ты должен будешь проникнуть в мысли другого существа или существ — тех, кто передаст тебе свою энергию, — закончил за него Оромис. — Сегодня ты доказал, что способен на определённом уровне воспринимать даже самые мельчайшие проявления жизни. И теперь… — Он закашлялся, прижимая руку к груди, и продолжил: — Я хочу, чтобы ты сейчас извлёк из этого ручья водяной шарик, пользуясь лишь той энергией, которую сможешь почерпнуть в окружающем тебя лесу.
— Хорошо, учитель.
Эрагон мысленно проник в сознание растений и животных, находившихся от него поблизости; он чувствовал, что мысли Оромиса постоянно соприкасаются с его собственными; старый эльф внимательно наблюдал за действиями своего ученика и оценивал их. Хмурясь от усилий, Эрагон сосредоточился и попробовал извлечь необходимое количество энергии из окружающего мира и удержать её в себе, пока сам не будет готов применить магию и выпустить её на свободу…
«Нет, Эрагон! — прозвучал у него в ушах голос Оромиса. — У меня энергию забирать не надо, я и так слаб, дальше некуда!»
И Эрагон в ужасе понял, что невольно включил и Оромиса в крут своих поисков. «Прости, учитель!» — мысленно извинился он и возобновил свой поиск, старательно избегая контактов с сознанием Оромиса. Наконец ему показалось, что он готов применить магию, и он скомандовал воде: «Лети!»
Над ручьём беззвучно поднялся довольно большой водяной шар примерно фут в диаметре, проследовал мимо них на уровне глаз Эрагона и улетел прочь. И хотя Эрагон, как всегда, испытывал определённое напряжение, вызванное душевными и умственными усилиями, но ощущения усталости у него не было никакого: магия не отняла у него ни капли физических сил.
Водяной шар продержался в воздухе не более минуты, однако по всем тем мелким существам, с которыми Эрагон установил мысленную связь, безжалостно прокатилась волна смерти. Застыла на месте цепочка муравьёв; судорожно вдохнул и ушёл в небытие мышонок, не имея сил, чтобы поддерживать биение своего маленького сердечка; бесчисленные растения завяли, скукожились или попросту превратились в прах.
Эрагон вздрогнул, ужасаясь тому, что натворил. При том уважении, которое он питал теперь ко всему живому, это преступление казалось ему просто чудовищным. Но что ещё хуже — он ведь не прерывал связи с теми существами, которые у него на глазах переставали жить, и каждый раз, снова и снова, словно сам умирал вместе с каждым из них. Эрагон поспешно остановил действие магии, и водяной шар с плеском упал на землю, а сам он, гневно глядя на Оромиса, вскричал хриплым голосом:
