Противостояние. Армагеддон - Кинг Стивен (читать книги онлайн txt) 📗
Молчание.
— Прекрасно, — сказал Стью. — Перейдем к обсуждению?
— Не думаю, что это необходимо, Стью, — сказал Дик Эллис. — Идея великолепная. Давайте голосовать!
Раздались одобрительные аплодисменты. Чарли Импенинг махал рукой, чтобы ему предоставили слово, но Стью проигнорировал его — характерный случай селективного восприятия, так выразился бы по этому поводу Глен Бэйтмен — и сказал:
— Пусть те, кто поддерживает предложение Гарольда Лаудера, скажут да.
— ДА!! — завопили все, спугнув устроившихся под потолком ласточек.
— Кто против?
Никто не был против, даже Чарли Импенинг — во всяком случае, он не высказал свои возражения вслух. Стью перешел к следующему пункту.
После митинга, прошедшего безо всяких осложнений, на лужайке перед залом Чатакуа сидело более двух дюжин мужчин и женщин. Дождь прекратился, ветер разогнал облака и в воздухе стояла приятная вечерняя прохлада. Стью и Фрэнни подсели к Ларри, Люси, Лео и Гарольду.
Ларри подтолкнул Фрэнни локтем и указал на Гарольда.
— Должен тебе сказать, он сегодня превзошел самого себя.
Гарольд улыбнулся и скромно пожал плечами.
— Парочка идей — вот и все. Вы всемером сдвинули дело с мертвой точки. У вас по крайней мере должна быть привилегия довести его до конца.
Теперь, через пятнадцать минут после того, как они оставили это импровизированное сборище и отправились домой, Стью спросил у Фрэн:
— Ты уверена, что с тобой все в порядке?
— Да. Только ноги чуть-чуть устали.
— Ты что-то скрываешь от меня, Фрэнсис.
— Не называй меня так. Ты же знаешь, что я терпеть не могу это имя.
— Извини меня. Я больше никогда так не поступлю, Фрэнсис.
— Все мужчины — ублюдки.
— Я постараюсь исправиться, Фрэнсис. Честное слово.
Она показала ему язык, но он заметил, что шутливая перепалка не увлекла ее. Лицо Фрэнни выглядело бледным и вялым. Оно было совсем не похоже на лицо девушки, с таким воодушевлением певшей несколько часов назад государственный гимн.
— Что-то расстроило тебя, радость моя?
Она покачала головой, но ему показалось, что он заметил у нее в глазах слезы.
— В чем дело? Расскажи мне.
— Ничего. В этом-то все и дело. Именно это меня и тревожит. Все кончено, и я наконец это поняла. Меньше шестисот людей поют «Звездно-полосатый флаг». Внезапно это ошеломило меня. Нет больше палаток, где продают «горячие собаки». Колесо Ферриса не закружится сегодня вечером на Кони-Айленде. Никто не пропустит стаканчик на ночь в Сиэтле. Кто-то наконец нашел способ борьбы с употреблением наркотиков в военных частях Бостона. Но лекарство оказалось гораздо более ужасным, чем сама болезнь. Понимаешь, о чем я?
— Да, конечно.
— В моем дневнике есть небольшой раздел под названием «Запомнить». Чтобы ребенок мог узнать… о тех вещах, которые он никогда не увидит. От этого мне и грустно.
— Всем грустно сегодня, — сказал Стью, обняв ее за плечи. — Многие люди будут плакать сегодня перед сном. Я в этом не сомневаюсь.
— Не понимаю, как можно оплакивать целую страну, — сказала она, заплакав еще сильнее, — но ничего не могу особой поделать. Все эти… все эти маленькие подробности толпятся в моей голове. Коммивояжеры на машинах. Фрэнк Синатра. Пляж Оулд Орчард в июле, весь забитый людьми, в основном, квебекцами. Этот глупый парень на ЭмТиВи — Рэнди, так, по-моему, его звали. Времена… о, Господи, все это звучит, как какое-нибудь ч-чертово стихотворение Рода М-МакКуена!
Он обнял ее, похлопал ее по спине, вспоминая, как его тетушка Бетти рыдала над полоской невзошедших хлебов. Она тогда была беременна маленьким кузеном Лэдди, месяце на седьмом или около того, и Стью помнил, как она вытирала глаза уголком посудного полотенца и просила его не обращать на нее внимания, так как каждая беременная женщина находится в двух шагах от психбольницы из-за веществ, которые выделяются у нее в гландах.
Через некоторое время Фрэнни сказала:
— О'кей, о'кей. Мне уже лучше. Пошли.
— Фрэнни, я люблю тебя, — сказал он.
— Что ты лучше всего помнишь из прошлого? — спросила она у него.
— Ну, знаешь ли, — сказал он, а потом остановился со смешком.
— Не знаю, Стюарт.
— Но это глупость.
— Расскажи мне.
— Не уверен, что я хочу этого. Станешь заглядываться на парней с сачками для бабочек.
— Расскажи мне! — Она видела Стью в разных состояниях, но эта забавная, взъерошенная неуверенность была ей внове.
— Я никому об этом не рассказывал, — сказал он. — Но я вспоминал об этом несколько раз за последнюю пару недель. Что-то случилось со мной в 1982 году. Я тогда заправлял бензин на станции Билла Хэпскома. Он иногда нанимал меня, когда мог и когда не было работы на калькуляторной фабрике. Я работал в полсмены, с одиннадцати вечера до закрытия, то есть до трех часов утра. После того, как заправлялись люди, ехавшие с бумажной фабрики Дикси, смена которых начиналась в три, а заканчивалась в одиннадцать, работы почти не было… очень часто между двенадцатью и тремя не останавливалась вообще ни одна машина. Я сидел там и читал книгу или журнал, а часто просто дремал.
Как-то ночью примерно в четверть третьего я сидел, положив ноги на стол Хэпа, и читал какой-то вестерн. И тут к станции подъезжает большой старый «Понтиак». Все стекла опущены, а магнитофон орет внутри изо всех сил. Я даже помню песенку — «Уходя дальше» Хэнка Вилльямса. Внутри сидит парень — не молодой и не старый. Вид у него симпатичный, но немножко страшный — я хочу сказать, он выглядел так, словно он может сделать что-нибудь страшное, особенно над этим не задумываясь. У него были кустистые, вьющиеся темные волосы. Между ногами была зажата бутылка вина, а с зеркала заднего вида свисала пара игральных костей. Он говорит: «Обслужите по полной программе», а я отвечаю — о'кей, но почти минуту я стоял и не мог сдвинуться с места, смотрел на него. Потому что вид у него был какой-то знакомый.
Они дошли до угла. Дом, где была их квартира, стоял через дорогу. Они остановились. Фрэн смотрела на Стью очень внимательно.
— Ну, я и сказал: «Такое чувство, что я вас знаю. Вы случайно не из Корбетта или Максина?» Но на самом деле я не думал, что он из этих мест. А он отвечает: «Нет, но однажды я проезжал Корбетт со всей семьей, когда был еще мальчишкой. По-моему, в детстве я умудрился проехать почти через каждый городок в Америке. Мой отец служил в ВВС».
Ну я пошел и заправил ему полный бак, все время пытаясь вспомнить, где же я мог его видеть. И вдруг совершенно неожиданно я вспомнил. И я чуть не намочил штаны, потому что человек за рулем «Понтиака» должен был быть мертв.
— Кто это был, Стюарт? Кто он?
— Нет уж, позволь, я расскажу по порядку. Правда, как ни рассказывай, история все равно безумная. Я снова подошел к окну и говорю ему: «С вас шесть долларов и тридцать центов».
Он дал мне две пятидолларовых бумажки и сказал, что сдачу я могу оставить себе. А я говорю: «По-моему, я вспомнил, где я вас видел». А он говорит: «Ну что ж, может быть, и так», и улыбается своей странной улыбкой, от которой у меня мурашки бегут по коже. А все это время Хэнк Вилльямс продолжает петь о том, как он едет в город. Я говорю: «Если вы тот, кто я думаю, то вы должны быть мертвы». Он говорит: «Не всегда доверяй своим глазам, парень». Я говорю: «Вам нравится Хэнк Вилльямс?» Все, что я мог придумать. Потому что я понял, Фрэнни, что если я не скажу хоть что-нибудь, то он просто поднимет стекло и выедет на дорогу… и я хотел, чтобы он уехал, но я также и не хотел этого. Пока не хотел. Пока не появится полная уверенность.
Он говорит: «Хэнк Вилльямс — один из лучших. Мне нравится музыка родхауз». А потом он говорит: «Я еду в Новый Орлеан, всю ночь буду на колесах, завтра буду целый день отсыпаться, а потом на всю ночь закачусь в кабак. Он точно такой же? Новый Орлеан?» А я спрашиваю: «Такой же, как что?» А он говорит: «Ну, ты меня понял». А я говорю: «Ну, весь юг одинаков, хотя там впереди гораздо больше деревьев». И тут он засмеялся. И говорит: «Может быть, еще встретимся». Но я не хотел с ним снова встретиться, Фрэнни. Потому что у него были глаза человека, который долго смотрел в темноту и, похоже, начал кое-что в ней различать. Думаю, если я когда-нибудь увижу этого Флегга, глаза у него будут примерно такие же.
