Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" (книги бесплатно читать без .TXT) 📗
— А тебе сейчас хорошо?
— Да, — пробормотал Хайнэ.
И тут же доказал сам себе, что лжёт, вернувшись мыслями в тот день, когда гулял с Онхонто по осеннему саду.
Однажды всё то, что мы так сильно любили, потеряли и ищем в страданиях, вернётся к нам снова, и больше никакая разлука не будет грозить…
«Обрести вас в своём сердце — это значит стать таким же, как вы, — подумал Хайнэ, закрыв глаза. — Но Великая Богиня, есть ли в этой жизни что-нибудь, более невозможное? Мне до вас — целая пропасть, и мне никогда её не преодолеть».
Отчаяние и обречённость в темноте усиливались десятикратно, как будто питаясь ночным полумраком.
Промучившись без сна несколько часов, Хайнэ, в конце концов, выскользнул из постели и подполз к окну.
Он раздвинул занавески и на мгновение замер, очарованный красотой ночного пейзажа.
Взошедшая луна заливала весь сад молочно-белым светом, в мягком свечении которого снег казался голубовато-синим; тёмное небо, показавшееся в прорехе между облаками, было так густо усыпано звёздами, как это бывает только в морозные зимние ночи.
Подождав немного, Хайнэ вернулся в постель и, склонившись над Хатори, дотронулся до его щеки.
— Посмотри, какая красота, — прошептал он.
— Какая ещё красота, — недовольно пробормотал Хатори, приоткрыв глаза. — Сейчас часа три пополуночи, наверное. Спи!
Вот так вот обычно их ссоры и начинались.
«Нет, на самом деле всё это просто, наверное, — подумал Хайнэ, стараясь преодолеть обиду. — Если твоя душа полна злости, обиды, раздражения и других тёмных чувств, то страдания — это единственное, что может их вытеснить. Вот зачем они нужны, и, может, поэтому Милосердный сделал меня уродом. Я ведь уже тогда был злым, сколько я злился на Иннин».
Вытерев слёзы, он опустился на подушку, и Хатори обнял его одной рукой.
***
Неделю спустя Иннин сдержала своё обещание и появилась в доме, из которого спешно уезжала во дворец шесть с половиной лет назад. Одевшись неприметно, она проскользнула через тайный ход, известный ей с детства, и, незамеченная никем, пробралась на второй этаж. Осторожно приоткрыв двери в комнату Хайнэ, она некоторое время молча наблюдала за обоими братьями: Хайнэ, полулёжа на расстеленной на полу постели, строчил что-то на низком столике, Хатори лёжал неподалёку на спине, держа перед собой в вытянутой руке кольцо, и, прищурившись, любовался игрой света на гранях драгоценных камней.
— Почему ты не хочешь сказать мне, где взял это кольцо? — подал голос Хайнэ, не отрывая взгляда от листка бумаги. — Это очень важно.
— Я не помню, Хайнэ, серьёзно, не помню, — очень честным голосом ответил Хатори.
— Ну-ну, — сердито буркнул брат. — Придумай отговорку получше! Ладно, не хочешь говорить, я всё равно всё узнаю, хочешь ты этого или нет.
— Давай, — разрешил Хатори. — И мне потом не забудь сказать, мне теперь тоже любопытно.
— Ты надо мной издеваешься!
— И в мыслях не держал.
— Конечно, какие у тебя мысли! Ты вообще думать не любишь.
— Лучше уметь, но не любить, чем любить, но не уметь, — глубокомысленно заявил Хатори.
— Ты на что это намекаешь?! — взвился Хайнэ.
Эта ленивая и довольно забавная перепалка длилась ещё несколько минут, вызвав на губах Иннин улыбку, а потом Хатори сгрёб Хайнэ в охапку и потащил его в купальню. За мгновение до этого он успел заметить Иннин у дверей и приоткрыл рот, но та поспешно сделала ему знак молчать и отступила за угол.
Когда братья спустились вниз, она проскользнула в комнату.
Помедлив, она опустилась перед низким столиком и перевернула листы, на которых писал Хайнэ, но, к своему удивлению, обнаружила не рукопись очередного фривольного романа, а стихи.
Последний алый кленовый лист
Упав, оказался под снегом скрыт.
Так же, как летний пейзаж, лицо
Ваше медленно блекнет в памяти.
Но зимою земля не умирает,
А лишь скрывает от холода самое дорогое.
Так же и образ Ваш
Я похороню глубоко в своём сердце.
Чтобы однажды, весной, когда
Проснётся природа, проснулось и оно.
И, как цветок тянется к солнцу,
Вновь устремилось к Вам…
«Он всё ещё страдает из-за Марик? — подумала Иннин. — Или успел влюбиться в другую?»
Она взяла новый листок.
Шёпот листвы и запах роз
Разбудили меня.
Я проснулся, и сердце ещё
Помнило Ваш наряд
В золотом облачении солнца,
Но глаза уже видели иное:
Занесённый снегом унылый сад.
Мне казалось, что, протянув руку,
Я откину туманную занавесь грёз
И дотронусь до Вашей руки.
Но то был лишь шёлковый
Полог над кроватью,
И, отодвинув его,
Я встретил пустоту.
…Каким же было это утро для Вас?
Видели ли Вы во сне того,
Кто столь тщетно пытается
Разбить преграду?
Пусть это займёт у меня всю жизнь,
Но однажды стена рухнет.
И сквозь водопад осколков
Я брошусь к Вам.
И будет уже неважно,
Обратятся ли в крылья
Израненные в кровь руки.
Ведь вы коснётесь их
С любовью и лаской, и боль
Перестанет существовать.
Стихотворения, эти и другие, были довольно неумелыми — постоянные огрехи в ритме и в длине слогов, нарушения образного строя — но всё же что-то в груди у Иннин дрогнуло.
«Нет, он определённо пишет не про Марик, — решила она. — Тогда про кого? Снова несчастная любовь? Судя по стихам, да. Да и может ли она быть для Хайнэ счастливой? Богиня несправедлива не в том, что покарала его болезнью, а в том, что дала ему желания, которые никогда не могут быть исполнены…»
Иннин положила листы обратно на столик и поднялась на ноги.
«Но я смогла это сделать, — думала она. — Я смогла отказаться от своей детской мечты, когда поняла, что она недостижима. В этом и есть мудрость — находить счастье в том, что даёт тебе судьба, и не искать большего. Так и есть».
Дверь тихо скрипнула и, обернувшись, Иннин встретилась взглядом с Хатори.
— Я оставил Хайнэ в купальне, — сказал тот. — Он любит подолгу сидеть в воде. А я, честно говоря, боялся, что ты не дождёшься меня и уйдёшь, поэтому поднялся. Почему ты так странно на меня смотришь? — добавил он после непродолжительного молчания. — Я тебя напугал?
— Я, — пробормотала Иннин и отвела взгляд. — Знаешь, я только что поняла, какой глупой была. Ты — это лучшее, что могло со мной случиться.
