Воин кровавых времен - Бэккер Р. Скотт (хорошие книги бесплатные полностью .TXT) 📗
Он сделал несколько шагов и тут же остановился, потому что Эсменет внезапно, рывком села. Она встревоженно огляделась, потом остановила взгляд припухших, не верящих глаз на нем.
На мгновение она показалась ему чужой, незнакомой женщиной; Ахкеймион увидел ее теми молодыми, страстными глазами, как много лет назад, в Сумне, при их первой встрече. Веселая красота. Веснушки на щеках. Полные губы и безукоризненные зубы.
На миг у них обоих перехватило дыхание.
— Эсми… — прошептал Ахкеймион, не в силах произнести более ничего.
— Он забыл, как она прекрасна…
На миг на ее лице отразился дикий ужас, как будто она увидела призрак. Но потом все чудесным образом переменилось, и Эсменет кинулась к нему; босые ноги несли ее, словно крылья.
Потом они оказались рядом и прижались друг к другу, не помня себя. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой в его объятиях!
— Ох, Акка! — всхлипнула Эсменет. — Ты же умер! Умер!
— Нет-нет-нет, милая, — пробормотал Ахкеймион, судорожно вздохнув.
— Акка, Акка, ох, Акка!
Ахкеймион погладил ее по голове. Рука его дрожала. Волосы ее были на ощупь словно шелк. И ее запах — мягкий запах фимиама и женского мускуса.
— Ну будет, Эсми, — прошептал он. — Все хорошо. Мы снова вместе!
«Пожалуйста, позволь мне поцеловать тебя». Но она заплакала еще сильнее.
— Ты должен спасти его, Ахкеймион! Ты должен спасти его! Легкое замешательство зашевелилось в его душе.
— Спасти его? Эсми… Что ты имеешь в виду? Его руки ослабели. Эсменет вырвалась из объятий и отступила, как будто вспомнила нечто ужасное.
— Келлхус, — сказала она. Губы ее дрожали. Ахкеймион прихлопнул воющий страх, что поднялся у него в сердце.
— О чем ты, Эсми? Он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица.
— Ты что, не понимаешь? Они убивают его!
— Келлхуса? Да… Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти его! Но пожалуйста, Эсми! Позволь мне побыть с тобой! Ты нужна мне!
— Ты должен спасти его, Акка! Ты не можешь допустить, чтобы его убили!
Вспышка страха, на этот раз неудержимого. «Нет. Будь благоразумен. Она страдала не меньше меня. Просто она не такая сильная».
— Я никому не позволю что-либо сделать с ним. Клянусь. Но только… пожалуйста…
«Эсми… Что ты наделала?»
Уголки ее губ опустились. Она всхлипнула.
— Он… он…
Странное ощущение — как будто погружаешься по воду, а в легких нет воздуха.
— Да, Эсми… Он — Воин-Пророк. Я тоже верю в это! Я сделаю все, лишь бы спасти его.
— Нет, Ахкеймион…
Теперь лицо ее сделалось мертвым, как у человека, который должен убить то, что некогда было частью его. «Не говори! Пожалуйста, не говори этого!»
Ахкеймион оглядел непомерно роскошную комнату, повел рукой. Попытался рассмеяться, потом произнес:
— Н-неплохая палатка колдуна, а? Всхлип ободрал горло, словно нож.
— Ч-что же будет в следующий раз, когда я умру? Анди… Андиамин…
Он натянуто улыбнулся. — Акка, — прошептала Эсменет, — я ношу его ребенка. «Шлюха есть шлюха».
Ахкеймион прошел мимо скопища айнрити, мимо сигнальных огней шрайских рыцарей — тень, отбрасываемая солнцем иного мира. Он помнил крики и рушащиеся стены Иотии. Он помнил, как разлетались коридоры из камня и обожженного кирпича. О, он знал мощь своей песни, грохот своего голоса, сокрушающего мир!
И знал горькое упоение мести.
Огромное дерево высилось на фоне ночного неба, древний эвкалипт, слишком древний, чтобы не получить собственного имени. Первой мыслью Ахкеймиона было подпалить его, превратить в пылающий маяк — погребальный костер для предателя, для совратителя!
Ахкеймион прокрался к дереву, на подстилку из опавшей листвы. Там он сел, обхватив руками колени, и принялся раскачиваться взад-вперед. Он чувствовал, что Люди Бивня привязали три хоры к бронзовому обручу.
Еще там была она, невозможный факт, обретший плоть.
Мертвая Серве.
И там был он, привязанный к ней, рука к руке, грудь к груди…
Келлхус… Нагой, медленно вращающийся, как будто кольцо распутывало длинную нить его жизни.
Как такое могло произойти?
Ахкеймион перестал раскачиваться и застыл. Он слышал, как поскрипывают ветви под порывами ветра. Он чувствовал запах эвкалипта и смерти. Тело его успокоилось, превратившись в холодный сосуд ярости и горя.
На площади, перед оцеплением шрайских рыцарей, толпились тысячи людей, они пели гимны и погребальные плачи по Воину-Пророку. Голос флейты рассек назойливый шум; он блуждал, стелился, поднимался до горестного крещендо, творил безбожную молитву, вопль, почти животный по своей силе…
Ахкеймион обхватил себя за плечи.
«Как такое могло…»
Пальцы крепко прижаты к глазам. Дрожь. Холод. Сердце, словно груда тряпья на холодных камнях.
Он поднял голову к объекту своей ненависти. По щекам струились слезы.
— Как? Как ты мог предать меня? Ты… Ты! Два человека — всего два! Ты ж-же знал, насколько пуста моя жизнь. Ты знал! Я н-не могу понять… Я пытаюсь и пытаюсь, но не могу понять! Как ты мог так поступить со мной?
Образы клубились в его сознании… Эсменет, задыхающаяся под натиском бедер Келлхуса. Касание тяжело дышащих губ. Ее потрясенный вскрик. Ее оргазм. Они оба, нагие, сплетенные под покрывалами; они смотрят на огонек единственной свечи, и Келлхус спрашивает: «Как только ты терпела этого человека? Как ты вообще дошла до того, чтобы лечь с колдуном?»
«Он кормил меня. Он был теплой подушкой с золотом в карманах… Но он не был тобою, любовь моя. С тобой не сравнится никто».
Рот его распахнулся в негромком крике… Как. Почему. Потом пришла ярость.
— Я могу разорвать тебя, Келлхус! Посмотреть, как ты будешь гореть! Жечь до тех пор, пока у тебя не лопнут глаза! Пес! Вероломный пес! Ты будешь визжать, пока не подавишься собственным сердцем, пока твои конечности не сломаются от боли! Я могу это сделать! Я могу сжечь войско своими песнями! Я могу вогнать внутрь твоего тела непереносимую боль! Я могу разделать тебя при помощи одних только слов! Стереть твое тело в пыль!
Он заплакал. Темный мир вокруг него гудел и горел.
— Будь ты проклят… — выдохнул Ахкеймион. Он не мог дышать… Где взять воздух?
Он замотал головой, словно мальчишка, гнев которого перешел в боль… И неловко ударил кулаком по опавшим листьям.
«Проклятье, проклятье, проклятье…»
Он оцепенело огляделся по сторонам и вяло вытер лицо рукавом. Шмыгнул носом и ощутил на губах соленые слезы.
— Ты сделал из нее шлюху, Келлхус… Ты сделал из моей Эсми шлюху…
Они вращались по кругу. Ночной ветер донес чей-то смех.
«Ахкеймион…» — вдруг прошептал Келлхус.
Это слово обвило его, заставив замереть от ужаса.
«Нет… Ему не полагается говорить…»
«Он сказал, что ты придешь», — донеслось от щеки мертвой женщины.
Келлхус смотрел, словно с поверхности монеты; его темные глаза блестели, лицо было прижато к лицу Серве. Ее голова запрокинулась, а распахнутый рот открывал ряд грязно-белых зубов. На миг Ахкеймиону показалось, что Келлхус лежит, распростертый на зеркале, а Серве — всего лишь его отражение.
Ахкеймион содрогнулся: «Что они сделали с тобой?»
Поразительно, но кольцо прекратило свое неторопливое вращение.
«Я вижу их, Ахкеймион. Они ходят среди нас, спрятавшись так, что их невозможно разглядеть…»
Консульт.
Волоски у него на загривке встали дыбом. Холодный пот обжег кожу.
«Не-бог вернулся, Акка… Я видел его! Он такой, как ты говорил. Цурумах. Мог-Фарау…»
— Ложь! — крикнул Ахкеймион. — Ты лжешь, чтобы избавиться от моего гнева!
«Мои наскенти… Скажи им, пусть покажут тебе то, что лежит в саду».
— Что? Что лежит в саду? Но глаза Келлхуса закрылись.
Горестный вопль разнесся над Калаулом, леденя кровь; люди с факелами ринулись в темноту под Умиаки. Кольцо продолжало свое бесконечное вращение.
