"Аратта". Компиляция. Книги 1-7 (СИ) - Семенова Мария Васильевна (бесплатные книги полный формат .txt, .fb2) 📗
– Я за Мазайкой. Отдай мне его, Калма, – шалея от собственной храбрости, потребовала девочка. – Не то хуже будет!
– Да уж куда хуже? – хмыкнула ведьма. – Ты меня не пугай. Мне от твоих угроз одна потеха. Лучше скажи добром, на что тебе Вергизов внук сдался – да так, что ты, себя не жалея, забралась в мои угодья?
– Мне он как брат, – запальчиво ответила Кирья. – Он мне себя дороже!
– Говоришь, себя дороже?
Голос Калмы потускнел, стал глухим, будто из бочки.
– Хорошо, что не соврала. Я ложь всегда чую. Молодое дело – глупое… Ладно, птичка. Ради ученицы моей Локши, а паче того из почтения к вещему твоему отцу, обиды тебе чинить не стану. Лети отсюда подобру-поздорову! А Вергизова внука, – угрожающе добавил она, – забудь! Не твоего ума это дело. Со старым хрычом у меня свои счеты. А уж коли правду сказать – то я тем спасаю и тебя от больших бед.
– Пока я могу, пока силы есть, – дрогнувшим голосом отозвалась Кирья, – Мазайку не оставлю!
Калма расхохоталась. Из распахнутой пасти наружу полезли призрачные черви. Словно в ответ на ее хохот, над лесом с воем пролетел вихрь. Деревья зашелестели, летучие твари отозвались издалека пронзительными воплями.
– А ну, тихо!
Калма хлопнула в ладоши, и в тот же миг на лес и берег речки упала мертвая тишина. Лежащий на запруде щучий ящер метнулся в воду, словно его ветром сдуло, – только чешуйчатый хвост мелькнул и скрылся под корягой.
– Когда-то я была такой, как ты, только пригожее, – заговорила Калма, неподвижно глядя на собеседницу белыми глазами с лица-черепа. – Жила я далеко отсюда, в дремучем лесу за ледяными горами, что у вас Холодной Спиной зовутся, с отцом своим. Тот был первейший из ведунов в нашем лесном краю. Равного ему среди людей и близко не было. И вот пришел к моему отцу молодой разумник. Ладный, пригожий, и сила у него природная имелась. Кровь заговаривал, со зверьем ладил… – Мертвая ведьма тяжело вздохнула. – Пришел, значит, учеником к отцу моему проситься. Тот его с порога выгнал. У нас, бьяров, так принято, что всякое знание только лишь внутри рода передаваться должно. Ну а мне, что скрывать, приглянулся тот красавчик! Встретились мы с ним неподалеку от нашей вежи, в самой чаще. Он, видишь ли, уходить с пустыми руками и не думал. Ну а я тогда совсем дурой была. Решила, что это из-за меня он остался. Когда с отцом говорил – все поглядывал в мою сторону… И сговорились мы, что я впредь буду у отца высматривать да выспрашивать и все ему передавать. А как войдет он в полную силу – убежим вместе в его родные края, за Холодную Спину!
Кирья слушала ее рассказ, с ужасом и жалостью вглядываясь в ее лицо, невольно пытаясь разглядеть в нем черты той девушки, что когда-то влюбилась в молодого ведуна, – но не находила ничего и близко на женщину похожего. Все прежнее сгнило и отмерло, сменившись чем-то жутким и опасным.
– Так оно долго и было, – скрипела Калма. – Ну а потом отец вдруг подметил во мне новую жизнь. Тут уж дальше ждать стало невмоготу. Мы и побежали. Да только от моего отца и само время убежать не могло. Как мы ни спешили, куда бы ни сворачивали, он всегда за спиной оказывался. Так мы до озера и добрались… А потом утром проснулась – а любимого рядом нет. Я давай метаться туда-сюда – и след простыл! И везде отец передо мной – ликом грозный. Помыкалась я да головой в омут и кинулась.
– Как же ты…
Калма подняла голову и посмотрела с жутковатой ухмылкой на опешившую Кирью:
– Почему я не умерла? Другой бы девке конец пришел, да только не мне. Отец спасти меня не спас, но и помереть не дал. Сел на бережку, смотрит мне в глаза и спрашивает: «Что, думаешь, что это я твоего милого убил? Больно мне надо! Жив он, вон, гляди…»
Пальцем над водой поводил, и я его увидела, быстро в леса уходящего… «На что ты ему теперь? – говорит отец. – Тайны мои ты вызнала и ему передала. Моего дозволения взять тебя в свой дом он не спросил, да и не хотел он, видать, себе такой жены. Так и будешь ты теперь – и не девка, и не жена, и не мертвая, и не живая». И ушел… В свой час я разродилась, да только не младенцем, а тенью…
Кирья, затаив дыхание, слушала ее рассказ. Вдруг, случайно глянув ей за плечо, она заметила, как из-за бобровой хатки показался Мазайка. Он, видно, ухитрился потихоньку отодвинуть бревно и теперь выполз наружу. В руках его была толстая ветка. Он бесшумно встал и начал подкрадываться сзади к чудищу, занося самодельную дубину для удара.
– Так вот и повелось с той поры. И звали красавца моего – уже поняла как? – белоглазое чудище мгновение помедлило, – Вергизом! Ты небось думаешь, что он такой герой, весь Затуманный край от моих деточек защищает? А я тебе так скажу – когда б он меня тогда не обидел, одну-одинешеньку на болоте не бросил, так и не было бы их вовсе. Стало быть, думай. И так тебе скажу, – в желтых глазах Калмы полыхнула неугасимая ненависть, – желаешь мальчишку получить – твоя воля. От отца тебе тоже немало досталось. Своим умом сильна будешь. Давай, коли желаешь, обмен. Я тебе Мазайку – а ты мне Вергиза.
Кирья слушала, не дыша. Она хотела было спросить, что такого знает эта старуха о ее отце, отчего величает Толмая вещим? Да и о нем ли она говорит? Но боялась выговорить слово, чтобы та ненароком не шелохнулась и не заметила Мазайку.
Внук Вергиза был уже совсем близко. Он замахнулся…
– А мальчишка покуда здесь останется.
Калма, не глядя, щелкнула длинными когтистыми пальцами куда-то за спину. И Кирья едва не закричала от ужаса – за спиной матери чудовищ оказалась ледяная глыба, в которой застыл, как стоял, ее друг.
Калма обернулась и с довольным видом поглядела на ледяного истукана. Затем крикнула в сторону коряги:
– Эй, прибери его обратно в нору! А ты, – оскалилась ведьма, – лети отсюда! Кыш! Возвращайся с Вергизом! И помни – с каждым днем жизни в твоем дружке будет все меньше, пока и он тенью не станет…
Старуха обернулась назад, чуть повела рукой, и в ней вновь возникла уже знакомая Кирье костяная дудка. Не глядя на девочку, Калма поднесла полую кость к оскаленной пасти…
Даже не успев подумать, что делает, Кирья завизжала, заставляя вылезшего было из-под коряги ящера вновь плюхнуться в воду, выхватила у ведьмы дудку и тут же взмыла к небу. Внизу мелькнули длинные призрачные руки Калмы, но черные крылья уже несли Кирью в облака. Лес чудовищ наполнился грозным ревом; внезапный вихрь с силой подхватил ее и понес, будто опавший с дерева лист. Понес так, что даже крылья не в силах были расправиться. А вслед ей неслись вопли:
– Вернись, поганка! Уморю! С сыном моим познакомишься!
Кирья не отзывалась, уносясь в вихре неведомо куда – лишь бы подальше от Калмы.
Дикий ветер нес Кирью, как беспомощное перышко, крутил и швырял, выл и визжал, раздирая слух. Перед глазами ее мелькали разноцветные полосы и пятна, какие-то вспышки – толком и не рассмотреть, все крутилось до тошноты… И вдруг – удар, словно с размаху о каменную стену, мрак, тишина…
Не было ни боли, ни страха. Постепенно темнота сменилась едва брезжущим светом. Как будто рассветало – вернее сказать, медленно озарялось светящейся изнутри синевой.
Как же тут было холодно!
И тихо. Только где-то поблизости капала вода, и каждая звонко падающая капля отзывалась долгим шепчущим эхом. Кирья, приходя в себя, рассеянно слушала бормотание капель, и понемногу ей начало казаться, что она слышит голоса. Они доносились откуда-то из темных глубин – кто-то словно то ли пел, то ли чаровал на неизвестном наречии.
Впрочем, нет! Это наречие она уже слыхала.
Кирья словно наяву увидела озаренную кострами поляну на берегу Вержи. Вот арьяльский царевич сидит у костра и смотрит на нее. Его длинные волосы схвачены золотым обручем, на груди – оберег-солнце, на котором играют отсветы огня. Большие яркие глаза на смуглом лице. От его чуждой красоты у Кирьи перехватывает дыхание. А царевич смотрит на нее холодно, словно на что-то мелкое и неприятное, вроде мошки, – и разговаривает со своим мрачным наставником, пренебрежительно на нее указывая. Говорит не на том испорченном языке ингри, на котором кое-как болтали арьяльские слуги, а на совершенно ином наречии – звучном, певучем, таком же красивом, как он сам…
