Алракцитовое сердце. Том I (СИ) - Годвер Екатерина (читать книги без .txt) 📗
– Ты мне веришь?
– Не знаю, – Эльма чуть слышно вздохнула. – Но ты ведь не мог такое выдумать, Деян?
– Нет, я не...
– Слово Цапли? – вдруг требовательно спросила она.
В первый миг Деян подумал, что ослышался. Отстранился, поймал ее взгляд, ожидая найти в нем насмешку, но Эльма была серьезна. Серьезней некуда.
«Нашла что вспомнить – в такой-то момент! – Деян невольно крепче стиснул ее запястье. – Мне тебя никогда не понять, Серая».
– Слово, Серая, – прошептал он. – Честное слово Цапли. Иди скорее, прошу. Запритесь в доме и не выходите.
– А ты?
– Я хочу чуть проследить тут за всем. На всякий случай.
Никакого «всякого случая» Деян представить себе не мог, но сидеть, запершись в четырех стенах, в ожидании, когда в дверь постучит чародей, казалось хуже, чем находиться здесь. Кроме того, он сомневался, что сумеет сейчас дойти хотя бы до Беоновой калитки.
Эльма с сомнением посмотрела на него, думая, очевидно, о том же самом.
– Я не болен. Просто-напросто перетрусил. – Он вымученно улыбнулся. – Иди.
Она ушла, одарив его напоследок еще одним недоверчивым взглядом.
Глава третья. Каменная крошка
– I –
После того как Эльма вышла за калитку, Деян просидел некоторое время неподвижно, собираясь с силами. Потом доковылял до крыльца и со вздохом облегчения опустился на лавку. Обе ноги будто превратились в деревяшки – и все же он дошел, не упав и даже не споткнувшись.
«Герой!» – Деян криво ухмыльнулся своей маленькой и бесполезной победе.
Никто не обращал на него внимания, ни великан, ни односельчане, чему он был почти в равной степени рад. Людей во дворе Беона убавилось втрое, но оставшиеся, слишком ошарашенные и встревоженные, чтобы вернуться к обычным делам или спрятаться – а может, тоже страшащиеся ожидания в четырех стенах, – расходиться не спешили; тем паче распогодилось и выглянуло солнце. Некоторые, осмелев, попытались поговорить с великаном: далеко ли войска, не знает ли случайно «господин Джибанд» чего-нибудь о судьбе орыжских и волковских рекрутов, что господа бергичевцы намерены делать с пленными, с жителями захваченных земель? От этих расспросов грубое лицо гиганта принимало выражение растеряное и даже виноватое. «Не знаю. Не понимаю, о чем вы», – гундосил он, чем еще больше убеждал людей, что все произошедшее – не иначе как какая-то хитрость, которая не сулит им ничего хорошего. Они отходили, переглядываясь и перешептываясь. Деян чутким слухом улавливал обрывки их разговоров: более всего людей занимал вопрос, возможно ли как-нибудь откупиться от чужаков, чтоб солдаты не порушили тут все, и хватит ли добра одновременно на откуп и на то, чтоб пережить зиму. Орыжцы твердо убедили себя, что имеют дело с бергичевскими разведчиками, и разуверить их не могло уже ничего. Пожалуй, даже если б сам Голем прямо заявил, что понятия не имеет, кто такой барон Бергич, – они точно так же переглянулись бы и пошли шептаться промеж собой, чего он пытается эти добиться.
Деян сокрушенно вздохнул: в голове не было ни единой мысли о том, что делать дальше, кроме как надеяться, что чародей уйдет на тракт – хорошо бы не заглянув перед тем в Волковку – и где-нибудь в большом мире сгинет в омуте войны.
«Который немногим позже затянет и нас. В самую пору позавидовать… этому…», – Деян взглянул на Джибанда. Стоять столбом посреди двора великану наконец наскучило, но никакого занятия он себе так и не придумал, потому прошел к дому и сел на полоску сухой земли у стены, прикрыв глаза – словно задремал. Судя по его поведению, какие-то чувства он испытывал, хоть и не был человеком, но соображал туго и плохо понимал, что происходит.
Деян попытался припомнить все, что когда-либо слышал и читал о чародеях: сказки, доходившие из большого мира слухи, книги и рассказы Тероша Хадема... Ничего утешительного в памяти не нашлось. Одни чародеи вели дела с мирскими правителями, другие жили сами по себе, и многие из них служили Владыке Мрака, – с ними боролись остальные, но, прежде всего, – святая церковь Господина Великого Судии. Возможности чародеев в церковных преданиях описывались как «превосходящие людское разумение»: Дернан Лютый мог убивать взглядом и летать, Зеленый Чудак умел управлять погодой и мог за ночь вырастить цветущий сад на каменной пустоши, Норк Подлый – подчинял мысли всякого человека, кто к нему приближался, Верему Странному служили звери и птицы, Сарам Легкий Шаг исчезал в одном месте и тотчас появлялся в другом… Как будто не существовало ничего, что было бы невозможно для чародеев! Среди простых людей равных им не было, а разума какой-нибудь колдун лишался едва ли не в каждом сказании… Иногда описывалось, как чародеи погибали в войнах, сраженные стрелой или мечом, но до того они забирали с собой в могилу сотни и тысячи противников. Сказки навряд ли были слишком уж правдивы, но даже в них не упоминалось никакой слабости, не было никакой указки на то, как можно справиться с Големом прежде, чем тот начнет крушить все вокруг.
«Наобум нападать рискованно – костей не соберем… Ничего не поделать: лучше всего нам ждать, что будет, и надеяться, что он уберется из Спокоища. – Деян откинулся на лавке. – Так-то, чародей по прозвищу Цапля: сиди и не высовывайся!».
В голову совсем уж некстати полезли растревоженные Эльмой воспоминания о давно прошедшем, о беспечных и безобидных детских забавах: до злосчастного падения и даже после – в быстротечный год до смерти родителей. Детей бремя увечья Деяна никак не касалось, и старые приятели еще не сторонились его, а уж ролей, за которые не хотелось браться никому другому, в их играх всегда хватало.
По зиме злой Ледяной Чародей мерз в снежной крепости и метал в нападающих Героев заклинания-снежки; чтобы победить подлеца, достаточно было прочертить вокруг крепости по снегу волшебный круг. И колдовство, и смерть – все тогда было не взаправду…
Прозвище «Цапля» к Деяну, одноногому и долговязому, пристало как влитое, и даже то, что насколько оно нелепо для злого колдуна, не могло этого изменить. Чтобы забава не заканчивалась слишком быстро, Эльма Догжон обычно играла за волчицу и помогала «чародею», забрасывая «героев» снежками из кустов вокруг. Сама она оставалась для «героев» уязвима, и Деян старался прикрывать ее, отвлекая внимание на себя, а Эльма иногда подолгу выжидала, заготавливая снаряды, и нападала на героев из засады в нужный момент… С такой тактикой им случалось временами и побеждать, на что «герои» досадовали и злились: Барм и Кенек Пабалы, сыновья кровельщика, Малиша, дочь печника Вакира, Халек Сторгич, сын старосты… И Петер Догжон, брат Эльмы: самый старший и сильный из всех, он на проигрыши злился особенно, но никаких грубостей себе не позволял.
Теперь, даже если б такая глупость, как волшебный круг, могла помочь, чертить его было некому. Никого из героев – кроме Малиши, превратившейся к двадцати годам в обрюзгшую и крикливую, вечно всем недовольную тетку – в Орыжи не осталось. Все ушли с вербовщиками в большой мир.
«Если по возвращении обнаружат вместо села развалины – будут так же бросаться на каждого встречного-поперечного с кулаками и расспросами, как Голем? Если вообще вернутся… Забери меня мрак! Почему я всегда загодя думаю о самом худшем?! – одернул себя Деян. – С Петером, Халом и остальными уж точно все должно быть в порядке. Не такие они люди, чтоб пропасть».
– II –
Киан-Лесоруб на несколько мгновений показался на крыльце, бросил взгляд на дремлющего Джибанда и, удовлетворенно хмыкнув, снова исчез в доме. Вскоре Киан вновь вышел, но уже не один, а вместе с Вакиром.
«Жаль, ружжо поломалось: уже б управились…» – разобрал Деяна шепот печника. Быстрым шагом они направились к сараю, и глаза у обоих были очень недобрые. Печник то и дело трогал разбитый подбородок, а Киан вполоборота поглядывал на Джибанда. Вернее сказать, на топор на его поясе.
