Мятеж (СИ) - Крэйн Эри (книги регистрация онлайн txt) 📗
Грант обернулся, в ожидании ответа.
— Я понимаю и не держу зла. Укротителям стихий тяжело приходится наверху. И многие становятся совсем не теми, кем им должно быть. Но это место… оно невероятно. Я читал много книг, но в них не было и слова о чем-то подобном. Как давно вы здесь прячетесь?
— Мы всегда были здесь. Конечно, не всегда, но так долго, что, кажется, — всегда, — Грант рассмеялся, спрыгивая в зеленую траву. Сорвав колосок, он закинул его в рот. — На Поверхности нас зовут Земляными червями. Мы же себя называем Светлячками. Так или иначе, эти пещеры сами себя оберегают, скрывая от мира извне свое существование и все то, что находится внутри них. Вполне неплохо, чтоб жить тихо и незаметно. Так почему ты сбежал из дома?
— Я же говорил — мне пришлось. Мой друг раскрыл меня церковникам. У меня не осталось выбора. Нужно было или бежать, или сдаться на их милость.
— Я не об этом. Ведь ты же мог остаться, дать поставить себе эту метку, — Грант ткнул себя пальцем в лоб, туда, где Фьорд каждый раз при встрече с магом видел печать Проклятого. — Насколько я знаю, маги, открыто признавшие свою сущность и позволившие отметить себя, могут спокойно жить среди других людей.
— Да, только это скорее не жизнь, а позорное существование с клеймом скотины. Всю свою жизнь ты делаешь то, что тебе говорят, выслушиваешь упреки в греховности, то и дело, ловя презрительные взгляды. И стоит только выразить несогласие с установившимся режимом, и на тебя тут же спускают церковников. Я не хотел так жить, вот и сбежал.
— И много на Поверхности таких, как ты? Тех, кто решается стать отступником? — Грант присел на валун, лежащий под деревом, прислонившись к гладкой коре спиной. Фьорд уселся прямо на землю, смотря в исчезающую в дали долину.
— Сначала, дома, я думал, что нет. Моя мать самозабвенно искупала «свои грехи», отец просто жил делаю то, чего от него ждали, и много не разговаривал. И такими были все вокруг. Но после я осознал, что не так уж и мало магов хотят лучшей жизни и отказываются принять устоявшиеся правила. Но когда ты становишься отступником, на тебя начинается охота. С одной стороны — церковники, с другой — Орден Смиренных. Рано или поздно ты угодишь в руки одного из них. И если задача первых упрятать тебя подальше, то вторые промоют тебе мозги и заставят верить в то, что посвятив жизнь служению Ордену, и отлавливая таких же инакомыслящих, как ты когда-то, ты делаешь жизнь всех магов лучше. Уж не знаю, угодить к кому из этих двоих хуже. С церковниками ты хотя бы останешься собой до последнего.
— Да, теперь я понимаю, почему отец запрещает какие-либо вылазки на Поверхность. Потерять мир, где можно не бояться церковников, Ордена и прочих охотников за твоей шкурой, ради любопытства было бы крайне глупо.
Грант нашел в траве камушек и запустил его в ручей, протекавший в десятке метров от магов, и срывавшийся с обрыва, орошая воздух сверкающими каплями.
— Люблю это место. Всегда прихожу сюда, когда выдастся свободная минутка. Здесь пахнет умиротворением. В деревне ты можешь спрятаться от чужих глаз разве что в своей хижине, но и там поток их голосов, крика, смеха будет преследовать тебя.
— Любишь одиночество?
— Не то, что бы люблю, — Грант замялся и, посмотрев на Фьорда, усмехнулся, подняв руки вверх, — ладно, можно сказать и так. В деревне почти три сотни человек, и все это посреди огромной пещеры. Замкнутое пространство и все такое. Конечно, я родился здесь и вырос, и это должно быть для меня нормальным. Но, как я говорил ранее, я был на Поверхности, где над тобой синее небо — такое, что голова кружится от его глубины. А здесь… столько людей, и пусть женщины готовят пищу и смотрят за порядком, а некоторые из мужчин удят рыбу (здешние ручьи просто кишат живностью), и возделывают землю, но, по большей мере, заняться тут нечем. Вот и получайте десятки поэтов, писателей, ученых, художников, музыкантов, и каждый со своими идеями, теориями, неуемной энергией. Порой гул стоит невообразимый!
— А в моем городке было чересчур тихо: слишком много магов в одном месте, и все со склоненными головами и раболепствующими душами, серые тени, готовые в любой момент стать частью горы.
— Я тебя понял, борец за свободу, но нам не стоит засиживаться. Ночь здесь не наступает, так что слушай меня — я знаю, когда можно забыться сном, а когда раздают еду.
Вернувшись в селение, они отужинали возле хижины Мелиссы и Гранта, чтобы дать Фьорду привыкнуть к новому месту, прежде чем жители деревни набросятся на чужеземца с расспросами.
— Мы живем в отдельном от отца доме. Он всегда занят делами общины, а здесь куда тише, чем в самом сердце поселения, — Грант умело извлекал кости из обжаренной до коричневой корочки жирной рыбины. Мелисса закончила раньше и, сославшись на усталость, отправилась в хижину. — Сегодня поспишь на моей койке, а завтра я смастерю еще одну лежанку.
— А Мелисса? — руки Фьорда были по локти в жире.
— Лисса? Она спит во второй комнате. Мне так спокойнее. Ей уже тринадцать, в этом возрасте мужчины селения могут начать за ней ухаживать, но я предпочитаю не подпускать этих балбесов к ней ни на шаг, — пояснил Грант, увидев недопонимающий взгляд Фьорда. — И ты, даже не думай!
— Что? Нет! Я бы никогда, — Фьорд залился краской и, подавившись костью, закашлялся. — Я даже и не думал!
— Это хорошо, — Грант широко улыбнулся. — Ты вроде славный парень, жаль будет превратить тебя в куст.
Хижина, в которой жили брат с сестрой, как и все другие дома в деревни, напоминала перевернутую вниз половинку ореховой скорлупы. Внутри ее делила непроницаемая стена из тонких деревянных стеблей с небольшим проемом, прикрытым зеленой занавесью.
В этот раз Фьорд засыпал в мягкой постели. Воздух пропитали хрупкие ароматы трав; сквозь переплетение ветвей, из которых была свита хижина, проглядывали звездочки светящихся бутонов. Этот мир был совсем не похож на тот, на Поверхности. Погружаясь в сон, Фьорд принял решение обосноваться здесь, пока не обретет понимание пути, которым ему следует идти дальше.
Без закатов и рассветов, вся жизнь Фьорда поместилась внутри нескончаемого дня. Все свое время он проводил в обществе Гранта, с которым ему удалось неплохо сдружиться: как одного из двух магов дерева в поселении, основной обязанностью сына старейшины было выращивание пищи. Возделывать землю ему помогали парочка земляных магов, и та отдавала сполна, но в пещере, где находились поля, хоть свет был в достатке, тепла явно не хватало. Обогрев воздуха над овощными грядками и во фруктовом саду, который организовал Фьорд, увеличил урожайность, пусть за первое время юного мага и угораздило поджечь несколько плодоносных кустов.
В «минуты одиночества», как их называл Грант, сидя на валуне под деревом и размышляя о своем, Фьорд в сторонке перечитывал книги, написанные жителями поселения. Он пропитывался духом мирной и открытой жизни все больше, вдыхая ее на вечерах музыки и поэзии, вбирая вместе с яркими, порой безумными, картинами художников. И хоть старейшина по-прежнему не позволял Фьорду куда-либо ходить одному, юный маг огня неотвратимо становился частью селения, принимаемый за своего, как старшим, так и подрастающим поколением.
Спрятавшись в мире из камня и листвы, Фьорд, казалось, совершенно забыл о событиях былых дней. На Поверхности жаркое лето сменилось теплой осенью, ветер с океана принес дождь, превратившийся в колючий снег, и после морозной зимы весеннее солнце растопило ледяную корку на понурых деревьях. В один из дней вернулась едва заметная боль в плече, а с ней и сны, с лицами, спрятанными за сапфировыми масками и острые стрелы, пронзающие звериное тельце Мелиссы.
С каждым пробуждением на лице Фьорда появлялись новые глубокие тени, а в голове звучал надсмехающийся голос Командора: «Бегство — не всегда признак слабости». Но разве сейчас не он трусливо спрятался, вкушая спокойную жизнь, когда на Поверхности все по-прежнему? Фьорд очень давно не видел солнца. Его сила огня ослабла, а сам он стал уступчивым и немного безразличным.
