Цена недоверия (Два шага в Бездну) (СИ) - Тюрина Екатерина Александровна (книги без регистрации .TXT) 📗
- Вы потеряли в весе соль-арэо и сильно. Как вы питаетесь?
- Так же.
- Рекомендую удвоить суточный рацион, особенно мясо. Вам нельзя худеть, тем более настолько резко...
- Испытываете ли затруднения при передвижении?
- Да. Задыхаюсь, если долго хожу.
- Как вы спите? Кошмары не мучают?
- Повернитесь мне нужно пальпировать живот...
- ...не очень хорошие результаты, леди...
- ...больше витаминов.
- ...давно проводили ночь с мужчиной?
- ...как... Сколько... Когда...
Вопросы, просьбы, комментарии сыпались и сыпались, как снег зимой, или же как дождевые капли в ливень. Я послушно отвечала, поворачивалась, нагибалась, напрягала-расслабляла мышцы, задерживала дыхание... В затылке прочно поселилась тупая ноющая боль, отдающая в шею и, что самое противное, в челюсть, заставляя меня сходить с ума от ноющих зубов.
Я ненавижу лекарей и врачей, с самого детства. Ирония, и еще какая, но мне приходится взаимодействовать с ними постоянно, если я хочу протянуть еще хоть сколько-нибудь и ощущать себя при этом более-менее живой. Меня быстро приучили отвечать на вопросы прямо и предельно честно, еще быстрее - исполнять все "рекомендации" и предписания, больше походящие порой на приказы. Однако же, все это отнюдь не примирило меня с моей ненавистью и не сделало ее хоть сколько-то слабее, даже наоборот.
Но куда деваться? Я не могу не выполнить свой долг, иначе просто незачем жить.
- Соль-арэо, мы думаем, что ментакристалл стоит извлечь немедля. Похоже, ваше тело его отторгает. Так же мы перельем вам кровь, введем необходимые витамины и минералы. Но вам нужно остаться тут до завтрашнего полудня, это как минимум.
Я обреченно прикрыла глаза.
- Хорошо. Свяжитесь с Арастой и Омаэлем, предупредите их. Пусть сделают так, чтобы меня никто не беспокоил.
- Как скажете, соль-арэо. Операционную уже готовят...
- Хорошо.
Я устала. Правда. Я так смертельно устала...
В себя меня привело чье-то присутствие. Наркотический дурман, обеспечивший мне спокойный беспробудный сон и отсутствие боли при операции, отступал медленно и неохотно, но я настолько привыкла спать одна, что ощущение другого существа в одной со мной комнате изгнало даже его.
Темноту разбавляли только едва заметные фосфоресцирующие ленты на стенах, призванные не столько освещать, сколько обозначать поверхности, столкновение с которыми крайне нежелательно. Я лежала на койке, опутанная проводами как паутиной, и пыталась разглядеть того, кто нарушил мой покой. Это не удавалось до тех пор, пока не вернулись ощущения, и я не сообразила, что к моей руке, безвольно вытянувшейся вдоль тела, не прижимается чей-то лоб, такой горячий, словно это не человеческая кожа, а нагретый в плавильне камень.
Повернуть голову стоило неимоверных, невероятных усилий, но я смогла. И тогда увидела его.
Большая фигура укутанная в белый лекарский халат стояла у кровати неподвижно, на коленях, кончиками пальцев бережно касаясь укрытого одеялом бедра, и уткнувшись лицом в мою вялую руку там, где из нее ничего не торчало: ни капельницы, ни прочие приборы.
Халат на нем был таким белым, что почти светился в полумраке, и его оттеняли рассыпанные по плечам и спине темные волосы, не ловившие отблесков света, а словно бы наоборот, вбиравших их в себя, поглощавших бархатной непроглядной чернотой.
Дарсан. Айон. Мой консорт, моя воплотившаяся ненависть, мое проклятие...
Мама однажды сказала мне, что никогда не видела, чтобы мужчина любил ТАК. У нее самой было три консорта, любивших ее нежно и страстно, у нее были мы, дети, все от них. Они не делили нас на родных и чужих, хотя кто чей вопроса никогда не вставало: я одна пошла в мать, а братья, все трое, удались копиями отцов. И когда она, моя мама, правящая соль-арэо, в некоем неясном помутнении рассудка призналась, что завидует мне, вынужденной раз в двенадцать восходов отдавать себя в объятия ненавистного мужчины - я рассмеялась. Смеялась искренне, долго и несколько истерично, но не поверила. Такому не завидуют.
Потом начала замечать, что как бы она не ругала моего консорта, сколько бы на него не злилась из-за возмутительных выходок, всегда, всегда давала ему шанс. Шанс выкрутиться из интриги, шанс лишний раз меня увидеть, шанс вытребовать дополнительную ночь... Она ему благоволит несмотря ни на что, и не хочет в этом признаваться.
Почему я вспомнила об этом именно сейчас?
Потому что именно здесь, в послеоперационной палате целительского крыла, здесь, ночью и в темноте, мне впервые пришла в голову крамольная мысль... А была ли бы она столь против, роди я ребенка от него?
Пришла, и тут же была с позором изгнана: еще не хватало. От союзов с соль-терро нечасто рождаются здоровые и нормальные дети, все больше всякие мутанты. У меня же нет возможности рисковать и экспериментировать. И так возможно придется прерывать беременность, а может и не одну, если плод будет мужского пола. Это мерзко, страшно, и... И еще целых десять страниц таких "и", но если выбора нет, мне проще с этим смириться. Сразу и до конца.
Дарсан не шевелился, даже, кажется, не дышал. В такой полнейшей тишине слышен любой шорох, но все по-прежнему тихо. Даже странно.
Губы спеклись, и я не сразу, не с первой попытки сумела пролепетать единственное слово:
- Айон...
Он мгновенно вскинулся, словно и не провел столько часов в полнейшей неподвижности; а он ведь провел, иначе это не был бы Дарсан. Блеснули зеленые глаза, непривычно бледные и тусклые, лицо в слабых отблесках лент казалось исхудавшим до невозможности, а может и не казалось.
Я прикрыла тяжелые веки - не хотела видеть, не хотела помнить его потом таким. А ведь он, похоже, ненамного меня переживет... Не беда. Симбионты перерождаются из раза в раз, всегда одинаковые. Память хранит дракон, никакой человек такой груз информации просто не вынесет, но я слышала, что при желании он может и поделиться. И суждено ему меня помнить... А может, и не суждено. Не знаю. Не хочу об этом думать.
- Съерра, драгоценная моя, как ты? Можешь говорить?
Я открыла глаза и едва заметно качнула головой на подушке: нет, не могу.
- Хочешь чего-нибудь? Пить?
Повторяю движение.
Нет, я ничего не хочу. Мне даже не больно, вот странно. Должно быть, все еще действуют лекарства.
- Съерра...
Да, знаю, тяжело меня такой видеть. Не стоило тебе приходить.
- Тебе, наверное, лучше будет уснуть... Я не помешаю, клянусь. Спи, не бойся, ничто тебе не грозит пока я рядом. Никто и ничто.
Никто, да. И ничто.
Кроме смерти.
Проваливаясь в сон, я слышала его тихий голос, напевающий старую колыбельную.
В следующий раз, едва проснувшись, мне пришлось зажмуриться от слишком яркого света. Ясно, день уже настал.
Коленопреклонная фигура никуда от кровати не делась, и, похоже, с места, за всю ночь, ни разу так и не сдвинулась.
Упорный...
Голова, тяжелая и пустая, поворачивалась с трудом, в затылке ныло. Ощущала я себя лишь немногим лучше, чем до операции... Еще этот соль-терро...
- Уходи. - Голос мой прозвучал отчужденно и сипло.
Мужчина поднялся на ноги, но и не подумал двинуться с места. Покачивался с пятки на носок, разминая наверняка ужасно за ночь затекшие мышцы, но не ушел. Вместо этого я услышала:
- Они не пускали меня. Я пришел - а они меня не пускали.
Непроизвольно у меня вырвался стон, глухой и безнадежный. Весь мир издохнет на драконовом хребте, а Дарсан не изменится!
- Как ты вообще узнал?
Консорт виновато развел руками:
- Был рядом с Омаэлем, когда с ним связались целители. Знакомил Рагаррана и Амори. Твой помощник умный парень, он тут же все мне рассказал, я даже придушить его не успел. А эти и Истаб меня не пускали. К тебе не пускали!
