Кошки ходят поперек - Веркин Эдуард (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Яйцом.
– Каким еще яйцом он подавился? Откуда тут яйца?
– Нашел яйцо, стал его есть и подавился. Такое случается, яйца – очень опасная пища. Теперь он задыхается.
Я на самом деле задыхался. Ноги даже подкосились, и я бухнулся на колени сразу перед двумя девчонками, как последний трубадуришко. Засипел. Услышал, как где-то недалеко Шнобель сказал:
– Посмотрите, какой ловелас! Одной ему уже мало! Так держать, Кокосов!
Левый глаз у меня задергался, а за ним задергалась и вся левая часть лица.
– Судороги, – сказала Лара. – Плохо. А ну, дай мне руки.
Я протянул ей руки. Крепко. Пальцы у нее были тонкие, но неожиданно сильные. И снова. Ощущение тепла и какой-то энергии, что ли. У Лары были правильные руки, за них было приятно держаться.
Лара потянула меня на себя, но встать не получилось, коленки не позволили.
– Помогите, – прошептала Мамайкина. – Помогите же…
– Подтолкни его, – велела Лара.
– Чего? – не поняла Мамайкина.
– Подтолкни, говорю!
Мамайкина забежала за меня и принялась толкать в спину. Лара тянула. Я с трудом поднялся на ноги. Лара быстро забежала ко мне с тыла, обхватила руками поперек, сжала и дернула вверх. Позвоночник у меня хрустнул, яйцо булькнуло и проскочило в желудок.
– Спасибо, – выдавил я. – Вам обеим.
И поковылял в сторону раздевалки.
Мамайкина фыркнула, догнала меня, вытерла руки о мою футболку и гордым шагом проследовала к Лазеровой. Пусть включит это в свою книгу.
До раздевалки я доковылял с трудом и покачиваясь. Бухнулся на скамейку, вытянул ноги. В горле стоял мерзкий яичный вкус, в желудке сидел камень, начинало тошнить и пучить. Я пытался отдышаться.
Тупо.
Как тупо подавиться яйцом. Хотел показаться во всем блеске, а подавился яйцом. А она меня спасла. Теперь она будет думать, что я ей обязан жизнью. И решит, что я должен ей поклоняться. Точно, решит, что я должен ее боготворить. Может, даже портфель придется носить, рюкзак то есть. Ужасно. Стремно. Чего я пошел на эту физкультуру? Надо было задвинуть, просидеть в столовке…
А главное, и сам я буду думать, что она меня спасла. Все равно буду думать, ничего с собой не сделаю.
Я вскочил и принялся ходить туда-сюда по раздевалке. Мне даже стало казаться, что она это как-то специально устроила. Заманила меня к этому чертовому яйцу…
Бред. Стал впадать в бред.
Спокойствие. Тишина.
Минут через десять со стороны спортзала послышался вялый свист.
Еще через минуту коридор наполнился дружным топотом, и в раздевалку влетела потная толпа лицеистов.
Гобзиков одним из первых.
Я поморщился. Про Гобзикова я совсем и забыл. Вообще, в мои планы входило отпроситься с физкультуры минут на десять пораньше, быстренько одеться, перевесить куртку Гобзикова на место и живо свалить. Но с этим дурацким яйцом я совсем забыл про Гобзикова, про шкафчик Карапущенко, даже про давешнее приключение возле «Хаммера» Автола и то забыл.
Гобзиков увидел свою одежду на подоконнике, увидел в шкафчике мою куртку, все понял.
Я встал. Я хотел разобраться мирным путем, потихонечку, но потихонечку не получилось – в раздевалку проник Чепрятков.
– Так-так, – сказал охочий до шоу Чепрятков. – Я смотрю, ты, Кокос, на Гобзикова круто наехал…
– Да не наехал я… – Я попытался замять дело. – Просто…
– Гобзиков, он на тебя наезжает, а ты стоишь и смотришь! Вломи ему!
И Чепрятков подтолкнул Гобзикова ко мне.
– Слушай, Гобзиков… – начал объяснять я.
Но Гобзиков не захотел ничего слушать, он быстро шагнул ко мне и ударил в живот. Тупо так, неумело совсем.
Правильно и сделал, по-другому было просто нельзя.
Я успел сместиться назад, и удар пришелся по касательной. Гобзиков снова кинулся на меня, размахивал рычагами, пузырился.
Мне ничего не оставалось, как ответить.
Глава 5
Объективное вменение
Шнобель вертелся перед стеклянной дверью. Пытался отразить собственную спину.
– Слушай, Кокос, – сказал он, – посмотри, а? Мне кажется, что там что-то не так. На спине у меня. Посмотри, а?
– Все у тебя в порядке, – ответил я.
– Мне кажется, что-то не так… Что-то мешает…
– Знаешь, Нос, мне сейчас совсем не до твоей чертовой спины…
– А, понимаю, муки совести… Зря ты с ним, иван, подрался вообще-то, – сказал Шнобель. – Совершенно зря. Неполиткорректно. Теперь твоя жизнь кончена. А все могло бы быть по-другому. Ты бы вырос большим и сильным, женился бы на девушке с мощным костяком, у вас бы родилось пятьсот миллионов детей…
– А, – махнул рукой я. – Чего уж…
– А с другой стороны, правильно. Я на этого Гобзикова уже смотреть не могу, ходит туда-сюда со своей гнилой мордой. Я от него в шоке! И вообще, почему я должен учиться с каким-то уродцем…
– Это уж точно, – вздохнул я.
– Слушай, Кокос, – шепнул Шнобель. – Ты, я видел, с ней на уроке все-таки побеседовал?
Я пожал плечами.
– Повторюсь – тебе надо активнее в ее сторону работать… Я гляжу, ты на физкультуре времени не терял, да? Обжимались даже…
– Не капай, а? – попросил я. – И без тебя тошнилово…
– Ну, смотри, смотри… Папаша уже приехал?
Я кивнул.
– Как настрой у родителя?
Я поморщился.
– Все очень просто, – сказал Шнобель. – Про Гобзикова скажешь, что он сам на тебя кинулся, ты просто превысил немного пределы допустимой обороны.
– Ну да, превысил, – усмехнулся я.
– Насчет позавчерашнего же советую все отрицать, – продолжал советовать Шнобель. – На всякий случай. Не знал, не видел и вообще не при делах. В преферанс играл. Мы вместе играли.
– Я не играю в преферанс.
– Да какая разница… – Шнобель похлопал меня по плечу. – Ладно, держись, давай…
И Шнобель побежал к Лазеровой, которая чертила что-то в тетрадке и всем своим видом показывала, что ей смертельно скучно жить. Я посидел еще какое-то время на подоконнике. Мимо проходили ученики. Некоторые поглядывали на меня с интересом, другие без интереса, мне было все равно.
Подрулила Мамайкина.
– И за что ты Гобзикова отлупил? – спросила она.
– Он назвал тебя дурой, – соврал я. – И коровой. Сказал, что у тебя зад, как Братская ГЭС. Что ты не то что книгу, ты свое имя написать не можешь…
– Давно было пора этого гада отделать, – сказала Мамайкина. – Я ему еще сама добавлю.
И направилась в класс.
Я сидел на подоконнике. Гобзикова не было видно, и мне стало почему-то гнусно. А вдруг я этому бобику что-нибудь сломал? Или отбил. Тогда вообще вилы. Крапива…
Со стороны учительской показалась Зучиха. Она приблизилась ко мне, молча взяла за локоть, сдернула с подоконника и поволокла в класс безо всяких церемониалов. Водворила меня на первую парту. Так провинившимся полагалось. По лицейскому распорядку. По полицейскому распорядку.
Лицеисты притихли. Зучиха заняла место за кафедрой. Сунула руку сначала в правый карман, затем в левый. Из левого достала фигурку мамонта, выточенного из мамонтовой же кости, поставила на правую сторону кафедры. Я про себя усмехнулся. Мамонт предназначался для впитывания негативной энергии. Все психологи урожая последнего десятилетия обожали такие вещицы. Камни с дырками, янтари с застрявшими осами, крокодиловый глаз в оправе из опала – все эти предметы должны были адсорбировать вредные поля. Когда кость мамонта почернеет, это будет означать, что количество сглазов на кубический сантиметр превысило все допустимые нормы и мамонта надо менять, заводить нового. У Зучихи мамонт был уже довольно желтый, но все еще ничего, боеспособный.
Разобравшись с мамонтом, Зучиха положила на кафедру черную папку. Черная папка была папкой порицательной. Имелась еще папка красная, хвалительная, но сегодня красная папка была не задействована. Зучиха развязала черную папку, поворошила минуту бумаги, затем приступила к повестке дня.
– Сегодня мы собрались, чтобы обсудить безобразные происшествия, случившиеся в нашем учебном заведении за последние дни…
