Мевервильский оборотень - Колесова Марина (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Она открыла глаза и тихо выдохнула: — Уже ничего не изменить. Знай, я любила тебя. Храни Мевервиль и нашего мальчика. И не забудь, пара капель его крови и ты свободен…
— Я предпочту, чтоб свободен был он, мне ни к чему будет свобода, если рядом не будет тебя…
— Он свободен и так… посмотри… — Каролина одними глазами указала на кинжал в руке епископа. Вся кровь на его кончике засохла и свернулась.
— Даже если так… мне все равно свобода без тебя ни к чему…
— Решай сам… я любым любила тебя… Поцелуй меня на прощанье.
Алекс, не разжимая объятий, приник губами к ее губам, всем сердцем желая, чтобы это мгновение длилось вечно.
Но вечно не длится ничего, и вскоре он почувствовал, как, вздохнув в последний раз, любимая безжизненно обмякла в его руках.
Оборотень, еще крепче сжал ее тело, затем оторвался от похолодевших губ возлюбленной, и чуть запрокинув голову, завыл. И была в его вое такая невообразимая мука, которую нельзя передать никакими словами.
Оборотень долго держал тело Каролины в объятьях, вспоминая, как впервые увидел ее два года назад. Она тогда с несколькими ратниками готовила в лесу ловушки, позволяющие уничтожить подступающих к Мевервилю кочевников. Он долго издали наблюдал за ней, когда на ее отряд вдруг неожиданно налетела большая передовая группа степняков. Ее спутников тут же зарубили, несмотря на их яростное сопротивление, а ее окружили и стащили с коня. В тот раз он помог ей избежать незавидной участи, несмотря на то, что нападавших было более десятка… а сегодня… сегодня он не смог уберечь ее всего лишь от одного. Злые слезы туманили взор. Ему хотелось тоже умереть, но предсмертная просьба Каролины: беречь дитя и Мевервиль, была для него священна.
На рассвете герцога разбудил встревоженный дворецкий, который срывающимся от волнения голосом доложил, что перед воротами замка стоит большой серебристо-белый волк, держа за узду коня миледи Каролины, и лучники ждут его приказа, стрелять ли им в волка.
— Оборотень что ли? — хрипло спросил герцог.
— Точно сказать сложно… хотя тот вроде черный был… а этот серебристый, будто седой весь, но тоже здоровый…
— А конь что?
— Спокойно рядом стоит… оседланный…
— Вот дьявол, — герцог рывком поднялся с кровати и стал поспешно одеваться, — неужели с Каролиной что… чертовщина прям какая-то…
Герцог поднялся на стену замка и, кивнув на стоящих против ворот коня и волка, спросил одного из лучников:
— И давно они так стоят?
— Да порядочно уже… — ответил тот, старательно держа волка на прицеле, — как рассвело тихо так из леса вышли и идут по дороге… мы всполошились, конечно, стрелять хотели, но видим мирно идут, да и конь миледи… вот Вас позвать и решили, Ваша светлость.
— Коней седлайте, — приказал герцог и спустился со стены, сердце его сжали нехорошие предчувствия.
Когда ворота распахнули, пропуская выезжающий отряд ратников во главе с герцогом, волк выпустил из пасти узду коня и, развернувшись, побежал по дороге в сторону леса.
— За ним! — скомандовал герцог и первым направил коня вслед за волком.
У опушки леса волк остановился и, оглянувшись, замер словно проверяя, следуют ли за ним. А когда преследователи приблизились, вновь побежал по лесной дороге.
Вел он их достаточно долго, пока небольшой отряд во главе с герцогом не выехал к поляне на берегу лесного озерца. Картина, увиденная всадниками, заставила их в ужасе замереть. На поляне у стен заброшенной полу развалившейся часовни рядом с прогоревшим пепелищем от костра неподвижно лежала вся окровавленная Каролина, под боком у которой копошился в траве младенец, а чуть поодаль, неестественно вывернув голову, лежал епископ, сжимающий в руке окровавленный серебряный кинжал с зазубренным лезвием.
— Ничего себе… — испуганно выдохнул кто-то из сопровождающих герцога ратников, — это что же здесь произошло?
Герцог молча соскочил с коня и приблизился к дочери. Нагнулся, рукой коснулся похолодевшего лба и хрипло выдохнул:
— Девочка моя… Как же Господь допустил такое?
Потом, судорожно сглотнув, стал внимательно осматривать раны. Ратники, сгрудившись на краю поляны, ждали, не смея без приказа даже спешиться.
Герцог тем временем поднял голову и, найдя глазами замершего у края леса волка, зло спросил:
— Это ты ее так?
Было похоже, что волк мрачно хмыкнул, потом встал, приблизился к лежавшему епископу и мордой ткнул в руку, сжимающую кинжал.
— Ничего не понимаю, — герцог в замешательстве потер рукой висок, — она ведь любила его… На кой черт ему ее убивать? К тому же так? Ведь изуверски убил… хуже нелюдя какого…
Волк тихо отошел обратно к кромке леса.
— А его — ты? — герцог вновь вскинул на него взгляд.
Волк тяжело вздохнул и сел.
— А ведь он явно старался раны под твои когти сподобить… не сверни ты ему шею, списали бы ее смерть на тебя или черного твоего собрата, что по здешним лесам шастает, — хрипло проговорил герцог и вдруг резко опустившись на колени, прижал тело дочери к себе: — Девочка моя, на кого ты меня покинула? Ну, как же ты могла влюбиться в такого негодяя? Я обещаю тебе, что найду причину по которой он решил столь подло поступить с тобой и добьюсь, чтобы его похоронили без отпевания и за церковной оградой.
В голосе его звучала решимость, несмотря на то, что в глазах сверкали слезы.
В это время младенец, что возился в траве неподалеку, захныкал, и герцог, разжав руки, опустил тело дочери на землю и подхватил его.
— Что ж, ты хотя бы дитя мне оставила, — он улыбнулся сквозь слезы, — славный будет наследник, главное чтоб в тебя пошел, а не в отца… но я постараюсь воспитать так, чтоб в отца и помыслить не мог пойти… Спи с миром, девочка моя, и не волнуйся, я позабочусь о нем.
Услышав эти слова, волк поднялся и неслышно скользнул в чащу, быстро растворившись в сумраке леса.
Когда тела дочери герцога и епископа доставили в замок, и по округе разнеслась горестная весть, к герцогу пришел горожанин и со словами: "Раз теперь и миледи, и епископ мертвы, я не знаю, как поступить. Посмотрите, я должен был это передать кардиналу, если епископ предпримет что-то против миледи" передал конверт.
Вскрыв его, герцог понял, что причина убить его дочь у епископа была, причем не шуточная. Сведения, которые собрала Каролина, по меньшей мере, грозили тому потерей сана. И видно он решился избавиться от свидетельницы, представив ее смерть делом когтей оборотня.
Герцог, немного поразмышляв над сложившейся ситуацией, послал за братом Алоимусом. Приехавшему монаху он показал полученные им документы и предложил подтвердить собранные его дочерью сведения, указав виновником всех недостач погибшего епископа, и вернуть деньги в церковную казну кардинала. После чего засвидетельствовать перед тем, что епископ был недостоин сана, так как вел неподобающую жизнь и отступил от заповедей Христовых. А посему должен быть посмертно сана лишен и похоронен в безвестности за церковной оградой. Тогда он, как сюзерен окрестных земель, будет ходатайствовать перед Его преосвященством о предоставлении сана епископа именно ему, обещая в этом случае пожертвовать кардиналу значительные средства во славу Христову.
Брат Алоимус долго не раздумывал.
По решению кардинала и церковного суда новым епископом был назначен брат Алоимус, а с погибшего епископа сан был снят, и он был тайно захоронен вне церковных земель.
Церемония же похорон миледи Каролины была торжественная и печальная. Вел ее брат Алоимус, и на возвышенные и высокопарные слова в адрес погибшей он не поскупился. На ее могиле герцог распорядился установить скульптуру плачущего ангела.
С тех пор на кладбище по ночам стали часто замечать силуэт огромного серебристо-седого волка, скорбно застывшего у могилы дочери герцога. Ходили упорные слухи, что это ангел, посланный Господом, чтобы защитить миледи, но не успевший это сделать, и потому суждено ему до скончания жизни быть в шкуре волка и оплакивать ее. Эти слухи основывались, как на рассказах ратников, видевших, что именно серебристый волк привел герцога к трупу миледи, так и на горестном вое самого волка, звучащем порой с кладбища. У редких прохожих, рискнувших ночью приблизиться к кладбищенской ограде и услышавших его вой, кровь стыла в жилах, а на глаза непроизвольно наворачивались слезы, такие тоска и отчаяние слышались в этих звуках.
