Легион Видесса - Тертлдав Гарри Норман (книги серии онлайн .TXT) 📗
Гуделин поклонился хаморам. Они кивнули, загипнотизированные пышными словесами.
– О чем он говорит? – недоумевая, спросил Виридовикс Горгида.
– Вся эта болтовня означает: «Не убивайте нас!» – ответил грек.
– А, – протянул кельт. – Я сперва так и подумал, но не был до конца уверен.
– Не беспокойся, кочевники тоже ни хрена не понимают.
Цветистая видессианская речь, шедевр имперского витийства, уснащенная всякими фокусами, не слишком подавляла воображение Горгида. Он привык к чистому, лаконичному и деловому стилю. Некоторые речи требовали несколько часов для произнесения – и все ради того, чтобы изречь нечто абсолютно бессодержательное.
Но искусство Гуделина сделало свое дело. Хаморы проглотили все его пышные фразы, не поперхнувшись.
– А, Серебряный Язык! – сказал Олбиоп Гуделину. – Ты придешь наша деревня с нами! Ты – есть, ты – провести ночь, ты – веселиться!
Он наклонился и поцеловал видессианина в щеку. Гуделин принял этот знак внимания, не изменившись в лице, но когда Олбиоп отвернулся, чтобы отдать приказания остальным хаморам, чиновник испуганно поглядел на своих спутников.
– В дипломатии есть некоторые вещи, к которым я никогда не привыкну, – прошептал он в ужасе. – Неужели в степях никогда не моются?
Он потер щеку и несколько раз вытер руку об одежду. Большинство хаморов возвратились к стаду. Человек пять остались с Олбиопом, желая проводить посольство.
– Иди со мной, ты – и вы все! – сказал вождь.
Агафий Псой вопросительно взглянул на Скилицеза. Тот утвердительно кивнул.
– Как это – у варваров что, есть поселки? – спросил Горгид, когда Олбиоп отъехал от него на достаточное расстояние. – Я думал, они постоянно кочуют, следуя за своими стадами.
Скилицез пожал плечами:
– Когда-то владения Видесса простирались далеко за Присту. Существовали крестьянские поселения в степи. Некоторые сохранились до сих пор. Кочевники смотрят на крестьян как на своих рабов. Настанет время, и эти последние крестьяне погибнут или тоже станут кочевниками. Большинство уже забыло веру Фоса.
Незадолго до заката экспедиция достигла поселка. Всадники миновали несколько полуразвалившихся зданий – свидетелей лучших времен, когда поселение было куда больше. Один из хаморов пустил стрелу в собаку, которая гавкала громче других. Стрела скользнула по ноге пса, и он умчался с громким воем. Товарищи хамора громко завопили.
– Они насмехаются над ним за то, что он не попал точно в цель, – объяснил Скилицез, зная, что Горгид все равно спросит.
– Староста! – позвал Олбиоп по-видессиански, когда они выехали на центральную улицу, заросшую травой. После этого хамор выпалил какое-то ругательство на своем языке.
Пожилой мужчина в грубом домотканом халате вышел из /.+c` '" +("h%#.ao дома. Остальные жители поселка не показывались.
Староста отвесил Олбиопу низкий поклон и распростерся перед ним на траве, словно подданный Империи перед Туризином Гавром. При виде такого преклонения перед варваром, да еще столь невысокого происхождения, Скилицез стиснул зубы – однако промолчал.
– Нам еда, где спать и… как по-вашему? Да, защита от холода, – приказал Олбиоп, загибая пальцы. Затем добавил что-то на своем языке. Задал вопрос Псою; тот охотно кивнул.
Горгид поклялся себе, что научится говорить на этом языке. Он слишком много упускал и чересчур зависел от друзей, которые ему переводили. Псой все еще ухмылялся.
– Я думаю, мы разобьем лагерь прямо на улице. А вы, господа послы, веселитесь. Желаю хорошо провести время.
Младший офицер коротко переговорил со своими солдатами. Те начали ставить палатки на деревенской площади. По приказанию вождя хаморы Олбиопа пошли за ними. Сам Олбиоп остался с послами.
Староста отвесил низкий поклон послам.
– Вам это доставит удовольствие, – сказал он. Староста говорил на довольно архаичном видессианском языке с резким степным акцентом. Поселок слишком давно был отрезан от Империи и ее живой, изменчивой речи.
Дом, к которому староста подвел путешественников, был когда-то храмом Фоса. Деревянный шпиль все еще венчал крышу, хотя позолоченный шар уже давно упал. Сама крыша была залатана соломой. Куски белой глины покрывали стены, сложенные из грубого пористого местного камня. Двери в храме не было – ее заменяла кожаная занавеска.
– Что ж, вот дом для путешественников, – показал староста. Он не вполне понял причины колебания некоторых видессиан. – За вашими лошадьми присмотрят. Берите для костра что нужно. Топлива здесь хватает. Я пойду за едой и другим. Сколько вас будет? – Он дважды пересчитал путешественников и вздохнул: – Шестеро. Что ж…
– Прими нашу благодарность, исходящую из самой глубины сердца при виде столь щедрого гостеприимства, – вежливо изрек Гуделин и спрыгнул с лошади, испытывая явное облегчение. – Если нам понадобится вдруг еще какая-нибудь небольшая услуга, не позволишь ли ты узнать твое имя?
Староста уныло посмотрел на бюрократа. Угрозы и проклятия – к этому он уже давно привык. Какую новую опасность таили сладкие слова? Но не обнаружив в пышной фразе на первый взгляд ничего страшного, нехотя ответил:
– Меня зовут Плинтий.
– Великолепно, дорогой Плинтий. Еще раз прими нашу благодарность.
Окончательно сбитый с толку, староста увел лошадей.
– Фос милостивый, какое ужасное имя! – воскликнул Гуделин, едва тот скрылся. – Что ж, посмотрим, что тут у нас?
Судя по его тону, он ожидал увидеть кошмар.
В здании бывшего храма застоялся запах пыли и сырости. Путешественники, похоже, нечасто бывали здесь. Скамьи, когда-то окружавшие алтарь, давно исчезли. В степи древесина была слишком дорога, чтобы бросить ее покрываться пылью. Все равно храм давно уже никто не посещал. Что толку сидеть здесь на скамьях? В поселке много лет назад забыли о почитании Доброго Бога видессиан.
Алтарь тоже давным-давно куда-то делся. Вместо него был сложен очаг. Скилицез прав, подумал Горгид. Даже самая память о Фосе ушла из этих краев.
Видессианский офицер достал трут и кресало и быстро разжег огонь. Послы с наслаждением растянулись на кошмах, постеленных на грунтовом полу. Гуделин вздохнул с нескрываемым удовольствием. Из всех видессиан он был самым никудышным наездником и здорово натер себе седалище. Его мягкие ладони покрылись пузырями и мозолями.
– У тебя не найдется чего-нибудь от этого? – спросил он Горгида, показывая свои израненные руки.
– Боюсь, я взял с собой очень немного лекарств, – ответил грек, не желая подробно вдаваться в причины, по которым решил бросить ремесло "` g. Но увидев чужую боль, добавил: – Масло и мед в равных частях помогут тебе, мне кажется. Попроси Плинтия.
Огонь вспыхнул ярче, когда новый брусок спрессованной соломы полетел в костер. Горгид заметил на стене небольшое голубое пятно. Он подошел ближе, желая взглянуть. Это было все, что осталось от фрески, некогда украшавшей стену. Равнодушие, сырость и плесень, сажа и немилосердное время уничтожили роспись. Как и сам поселок, храм превратился в жалкие руины великой мечты.
Кожаная занавеска отодвинулась. Гуделин открыл было рот, желая попросить Плинтия, чтобы тот дал ему мазь для рук. Но в бывшую святыню, превращенную в караван-сарай, вошел не староста. Шесть девушек несли еду, ножи, вилки и мягкие матрасы, а последняя шла, сгибаясь под тяжестью бурдюков с напитками. Горгид был уверен, что она несла кумыс.
Олбиоп радостно зарычал, вскочил, схватил одну из девушек, крепко сжав ее в объятиях, и тут же начал шумно целовать. Она едва успела передать подруге сковородку и бутылку с соусом. Грубые пальцы кочевника гладили ее по рукам, развязывали завязки длинной свободной туники.
– Хамор – свинья, конечно, но незачем так ужасаться, – сказал Скилицез Горгиду. – Дать гостям на ночь женщин – просто проявление обычной вежливости. А вот если ты откажешься от женщины, то это будет уже непростительная грубость по отношению к степнякам.
Грек был чрезвычайно смущен, но вовсе не по той причине, что предположил Скилицез. Он уже не мог припомнить, сколько лет прошло с тех пор, как он в последний раз спал с женщиной. Не меньше пятнадцати. И тогда это предприятие отнюдь не увенчалось успехом. Но теперь, как выясняется, выбора нет. Отказ (видессианин объяснил это с предельной ясностью) невозможен.
